Улица вечерних услад

было бы величайшей глупостью. А ты не настолько глуп.

Я учтиво поклонился. Это был единственный комплимент за наше многолетнее знакомство.

И Жанна вышла в соседнюю комнату. И через несколько минут вернулась с конвертом. И бросила его мне в руки. На конверте стоял Верин адрес.

– Устраивает, Лобов?

Для признательности я не нашел слов. И только развел руками.

– Это ее последнее письмо Алеше. Оно пришло, когда его уже… – Жанна запнулась и поспешно от меня отвернулась. Она так не хотела, чтобы я видел ее слезы. И добавила, чуть дрожащим голосом: – Когда его уже… Уже не стало…

Я тактично выдержал паузу.

– Жанна, – тихонько и вкрадчиво обратился я к ней. Она резко обернулась. И ее светлые глаза гневно сверкнули.

– Нет, Лобов. Этого письма я тебе никогда не отдам. Если он… Он, твой лучший друг тебе ничего не говорил об этом… Я никогда не отдам тебе это письмо, Лобов. Это было его, Кита. Очень личное. Очень сокровенное. Пусть оно с ним и умрет. Я их сожгу, Лобов.

Да, эта женщина несомненно горячо любила моего старого товарища.

– Хорошо, Жанна, – покорно согласился я, зная, что сопротивляться бесполезно. – К тому же это не настолько важно.

– Скажи только, она много ему писала?

– Все семь лет, пока мы с Лешей были вместе. Все семь лет приходили эти письма. А до этого, – Жанна развела руками. – Как знать? Насколько мне известно, она успела побывать в Африке, – и Жанна презрительно скривилась.

– В Африке? – такого не ожидал и я.

– Ты знаешь, Лобов. По-моему, ей там и место. И зачем она вернулась? – Жанна повела плечами. И почему-то спросила. – А ты, Лобов, был в Африке?

Я отрицательно покачал головой.

– Вот именно, Лобов.

Но что этим она хотела сказать. Я не понял.

Жанна схватила сумочку. И стала собираться.

И я понял, что наш разговор был закончен. И мне пора сматываться.

И все-таки просто так я уйти не мог. Я близко подошел к Жанне. И взял ее за руку. И крепко пожал. И прикоснулся губами к ее руке.

– Спасибо, Жанна.

Жанна нахмурилась. И все-таки в ее лице я уже не читал знакомого мне презрения.

– Все у тебя будет хорошо, Жанна. Все у тебя образуется, Жанна.

Что я еще мог ей сказать? И как еще успокоить?

– Я в этом не сомневаюсь, Лобов, – как можно тверже ответила она мне.

А я, закрывая за собой дверь. С сожалением подумал, как часто был к ней не справедлив. А она так горячо любила моего единственного друга. И только теперь понял, насколько ей больно. И насколько мужественно она переносит эту боль. И я впервые за свое многолетнее творчество пожалел, что такие женщины никогда не были героинями моего романа. И совершенно напрасно.

… Я и не подозревал о существовании этого города на планете.

Только я очутился в нем. И огляделся. Я сразу понял. Что в этом городе живет Вера. И только она могла отыскать этот город на планете. И этот город был удивительно похож на нее. Маленький, шустренький, утонувший в зелени, очень жизнелюбивый. Я не мог понять, как в таком крохотном городишке могло