Безмолвные воды (ЛП)

***

На подоконник моей комнаты села зарянка, словно напоминание о свободе, которой мне так не хватало. Я снова и снова перечитывала список желаний, пока не осознала, что выучила его наизусть. Закрыв записную книжку, я положила ее на подоконник. Мамины слова не шли у меня из головы.

Я должна выйти отсюда. Я выйду.

Мне следовало еще много лет назад собрать все необходимые вещи и давно покинуть дом. Я должна была отправиться на поиски приключений, найти свою любовь и обвенчаться в большой церкви под торжественное пение хора и нелепые шутки священника. Я должна была стать знаменитой, как мой брат. Ну, или хотя бы чем-то большим, чем являюсь сейчас — ничем.

Встав со стула, я вышла из комнаты и достала из кладовки чемодан. Притащив его в спальню, я села на пол и начала складывать одежду. Сперва я уложила любимые книги. А на них — самые любимые книги. На самом верху я положила список желаний.

Я выйду.

Я выйду.

Сердце пустилось вскачь, но я старалась сохранять ясность ума. Не задумывайся. Просто собери вещи и иди. Сделать первый шаг будет труднее всего, но оно того стоит. Миссис Бун была права. Я должна жить так, чтобы мама снова могла мной гордиться. Я должна жить ради Брукса.

Когда на обложку «Голодных игр» упали первые несколько слезинок, я собрала все силы, чтобы прекратить плакать. Подсознание упорно убеждало остаться дома, рисуя разные ужасы, поджидающие меня за пределами этих стен, и напоминая о тишине, бывшей моим проклятием все эти годы.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Я тряхнула головой и продолжила собираться.

Будь выше этого. Будь сильнее, Мэгги Мэй.

Дверь скрипнула и открылась. От испуга я подпрыгнула, но потом увидела, как в комнату входит папа. Он заметил чемодан и, поморщившись, подошел к окну, выходящему на улицу.

— Иди сюда, Мэгги, — сказал он.

Я встала и подошла к нему. Несколько минут прошли в абсолютном молчании, после чего он снова заговорил:

— Знаешь, Эмили Диккинсон не любила встречаться с новыми людьми, — естественно, ему была известна история жизни Эмили Диккинсон. — Она покидала дом своего отца всего несколько раз, а через какое-то время и вовсе перестала выходить. Всегда одевалась в белое и была очень немногословной. (Примеч.: Эмили Диккинсон — американская поэтесса 19 века).

Я смотрела на улицу, наблюдая за детьми — они играли в догонялки, катались на велосипедах. Они в своей жизни испытали гораздо больше, чем я за все эти долгие годы. Я смахнула очередную слезу, чтобы папа ее не заметил. Он увидел это и улыбнулся. Папа всегда замечал мои слезы и улыбался, но это была печальная, вымученная улыбка.

— Одно лишь то, что она была не похожа на других, не делало ее уродом. Знаешь, люди тоже называли ее нелюдимой чудачкой. А Эйнштейна считали слабоумным.

Я улыбнулась, но он все равно каким-то образом разглядел мою печаль.

— Мэгги Мэй, ты хороша такая, какая есть.

Типичная фраза моего отца.

— Я знаю, что тебя волнует. Тебя волнует то, что думают о тебе другие. То, что думает о тебе твоя мать. И то, что думаю о тебе я. Откровенно говоря, все это пустая трата времени. Мы с твоей матерью, конечно, старше, но это никоим образом не делает нас мудрее тебя. Мы тоже до сих пор развиваемся, меняемся. И совершенно неважно, как люди называют тебя: отшельницей или чудачкой. Это не имеет значения. Важно лишь то, как ты называешь себя наедине с собой, — он снова улыбнулся мне. — Если однажды ты решишь выйти из дома и во всем разобраться, то, во что бы то ни стало, сделай это. Но не ради того, чтобы сделать счастливыми меня или маму, теряя при этом, на мой взгляд, собственное счастье. Уходи из дома, когда сама будешь к этому готова, а не под влиянием чьего-то давления. Договорились?

Я кивнула.

Хорошо, папа.

Он поцеловал меня в лоб.

— Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, — он повернулся, чтобы выйти из моей комнаты, но остановился, откашлялся и, почесав свой щетинистый подбородок, сказал: — О, и в столовой тебя ожидает сюрприз.

Я спустилась вниз, в столовую, и увидела сидящую за столом старушку. Перед ней были два сэндвича с индейкой и две чашки чая.

— Итак, — сказала она, поднимая одну из чашек, — оказывается, потеря памяти — это не самое плохое, что может случиться, — она встала из-за стола и, слегка прихрамывая и опираясь на ходунки, подошла ко мне. На щеках у нее было несколько небольших синяков, но, в целом, она выглядела в своих лучших традициях: накрашенная и нарядно одетая. С легкой улыбкой миссис Бун подтолкнула меня в плечо. — Все могло быть гораздо хуже, — игриво добавила она. — Я могла бы стать немой.

Беззвучно хихикнув, я легонько толкнула ее в ответ.

В жизни никого не обнимала так крепко.

— Простите, я помешал? — сказал Брукс, входя в столовую и замечая, как мы с миссис Бун обнимаемся.

— Нет-нет. Мальчик, который поет песни на ушко старой леди, лежащей на больничной койке, имеет полное право нам мешать.

Брукс улыбнулся ей в своей однобокой манере.

— Так вы слышали меня?

— Мой хороший, тебя слышала вся больница. Каждый вечер после твоего ухода все медсестры с ума сходили из-за этого голоса и бородатого лица, чего лично я всю жизнь не понимала. Голос у тебя более-менее приличный, но сам ты похож на волосатое чудовище. Знаешь, бриться — это нормально. Если хочешь, я куплю тебе бритвенный станок.

Я подошла к Бруксу и погладила его небритый подбородок. Мне нравился его новый облик. Его руки были покрыты татуировками и выглядели такими мускулистыми, словно последние годы он только и делал, что качал мышцы. Он выглядел таким мужественным и таким взрослым.

Миссис Бун застонала.

— Ну, конечно, тебе это нравится. Но твое мнение предвзятое, поэтому оно не в счет. В любом случае, Брукс, вот… — она порылась в своей сумочке и вытащила связку ключей.

— Что это за ключи? — спросил он.

— Это в благодарность за то, что навещал меня. Келвин сказал, что вы, мальчики, здесь на все выходные. Еще он сказал, что ты был в очень сильном напряжении. Поэтому я решила, что вы, ребятки, можете поехать в мой коттедж и устроить там мальчишник. Делайте все, что придет в ваши юные головы.

— Вау. Это просто здорово. Спасибо, миссис Бун.

Раздался стук в дверь, и папа пошел, чтобы открыть. На пороге стояла женщина с любезной улыбкой на лице. При виде нее миссис Бун закатила глаза.

— Уф, только не ты снова.

— Привет, я Кейтлин — новая сиделка миссис Бун, — сказала женщина. — За ней совершенно невозможно угнаться. Она просто неуловимая.

— Единственный человек, для кого я старалась стать неуловимой, это ты, шпионка, — пробормотала миссис Бун.

Я ухмыльнулась. Удачи, Кейтлин. Ты еще хлебнешь с этой старушкой.

Они обе отправились в дом миссис Бун, и Брукс подбросил на ладони связку ключей.

— В эти выходные мы туда не поедем. У меня осталось мало времени, чтобы побыть с тобой, и я хочу насладиться каждым мгновением.

Я покачала головой. У нас впереди еще много мгновений. Группа заслуживает того, чтобы отдохнуть от всего и какое-то время потусоваться вместе. После недолгих убеждений, Брукс согласился поехать на северный берег озера. Он обещал вернуться в воскресенье днем, чтобы последний день перед отъездом провести со мной.

И пообещал мне много-много таких же дней в будущем.

Глава 29

Брукс

Перед тем, как нам с парнями отправиться к коттеджу, нужно было сделать важную остановку. Магазин лодок Джеймса. Если коттедж миссис Бун на берегу озера, и мы хотим совершить водную прогулку, то нам понадобится хорошая лодка, чтобы вместить всех. С тех пор, как мы с отцом Келвина ездили продавать их лодку, очень многое изменилось, поэтому вдвойне приятно было видеть, что в магазине Джеймса все осталось прежним. Включая значительно постаревшего Уилсона, все так же лающего на крыльце.

— Тихо, Уилсон! — сказал Джеймс, выходя на улицу. — Проклятая собака, которая не затыкается всю свою жизнь!