В свободном полете

— Pas courament. J'ai pas assez de temps pour pratiquer [13].

Искорки в ее глазах гаснут. Брови сдвигаются. Марианна потрясена. И я тоже. Кто бы мог подумать, что четыре года французского в колледже оставят свой след?

Наклонившись вперед, Марианна кладет ладони на стол. Пришло время для уловок? Так скоро? Я, вероятно, чрезвычайно хороша.

— В своем резюме вы назвали себя страстной любительницей чтения, — продолжает она. — Любопытно, что вы прочли последним.

Вы что, смеетесь? Да если бы все собеседования были такими легкими, я бы — ну, полагаю — давно уже имела работу.

Чуть придвигаюсь, словно собираясь поведать пикантный секрет.

— В Париже мне попалась одна книжка, французский перевод немецкого бестселлера, довольно интересный. Вы слышали о «Die Dämmerung»?

— Вы это читали? — недоверчиво спрашивает Марианна.

— Ну да.

— И как вам?

— Странно, причудливо. — Пожимаю плечами. — Мне нравится немецкий абсурдизм. Выгодно отличается от наших нудных банальных и слащавых романов. — Внезапно припоминаю, что список клиентов Марианны Лангольд включает в себя приличное количество актрис, которые чертовски неплохо зарабатывают на жизнь, играя героинь в экранизациях таких вот слащавых романов. — Но признаться, — добавляю я, стараясь не вызвать к себе неприязни, — я люблю хорошие романтические комедии. Это моя невинная слабость.

Ф-фу. Закроем эту тему.

Стук в дверь. Мы одновременно оборачиваемся. Молодой человек с невероятно хитрой физиономией, приоткрыв дверь, просовывает голову в щелку. Его галстук запросто может посрамить весь мой гардероб.

Марианна хмурится.

— Что? — спрашивает она.

— Простите, что помешал, мисс Лангольд. У вас есть минутка?

Она мрачнеет еще больше.

— Нет! — Жестом указывает на меня. — Посмотри, с кем я разговариваю!

Парень поворачивается, внимательно изучает меня, и во взгляде его мелькает хорошо знакомый мне ужас. Вот так же смотрели на меня люди на той свадьбе, где я объявила, что я из группы «Рокетт». Таким же взглядом я наградила Сару Вагнер, когда та вплыла в студию. Молодой человек пытается вспомнить меня, понять, отчего же я такая чертовски важная персона.

Неловкое молчание, наконец, нарушается. Кабинет оглашает серебристый смех Марианны Лангольд.

— Я пошутила. — Она указывает на меня. — Это просто посетительница.

Смех у нее заразительный. Парень в дверях подхватывает его. А потом и я. Я смеюсь, потому что должна смеяться. Потому что плакать на собеседовании — значит нарушить правила. Но внутри я вся съежилась. Я больше не Персефона. И даже не Сара. Я просто одна из многих безработных.

Я никто.

Хотя посмеяться вовсе неплохо. Смех дает мне силы махнуть на прощание рукой парню, когда тот выходит из кабинета, дает силы вежливо улыбаться, когда Марианна описывает обязанности своего ассистента, дает силы подняться вместе с ней и направиться к выходу.

Но перед тем как открыть дверь, она наклоняется и шепчет мне:

— Знаете, наверное, не стоит этого говорить. Не я принимаю окончательное решение о найме на работу. Отдел кадров сам рекомендует кандидатов, проверяет рекомендации и все прочее. Это помогает им чувствовать свою необходимость, полагаю. Но, насколько я понимаю, эта должность ваша. — И протягивает руку. — Приятно было познакомиться, Сара. Скоро увидимся.

Я так потрясена, что хочу расцеловать ее. Что и делаю. Дважды, в каждую щечку.

— Comme on fait en France [14], — поясняю я.

Она ослепительно улыбается.

А я? Меня охватывает странное чувство, которое я затрудняюсь определить. Чувство победы?

Выйдя из лифта на первом этаже, вытаскиваю телефон и начинаю названивать Лори.

— Мы с тобой познакомились, когда были практикантками на Нью-Йоркском кинофестивале, — говорю я.

— Да.

— Но ты на пару лет старше меня. Я окончила колледж только в мае.

— Хоооорошо.

— Лори, пожалуйста! Ты мой единственный свидетель!

— Расслабься. Тебе не о чем беспокоиться.

— Просто выбери ресторан, — заклинает Джейк. — Любой ресторан.

— Я должна это сделать?

— Какое-нибудь милое место, — настаивает он.

— Ты же знаешь, как я ненавижу рестораны.

И это правда. Нью-Йорк похож на закусочную с десятистраничным меню, которое вы наверняка не станете читать до конца. Когда официант подходит в первый раз, вы в панике, заикаетесь и, наконец, просите его вернуться через пять минут. Но когда он возвращается, вы все еще не решили, что выбрать: салат от шефа, сандвич с тунцом или чили с картошкой. Вы ждете, чтобы кто-нибудь за вашим столиком первым сделал заказ. Если его выбор привлечет вас, вы скажете: «Мне то же самое, пожалуйста».

— Как насчет вьетнамской кухни? — спрашивает Джейк. — Ты же любишь «Нам-Фуонг»?

— Это далеко в городе.

— А «Пастис»?

— Слишком дорого.

— Я же сказал: это не важно. Я хочу пригласить тебя куда-нибудь.

— Но нужно будет заказать заранее…

— Я позвоню сейчас же. — Нет, нет, нет! — Я решительно мотаю головой. — Все равно придется ждать. Ненавижу ждать. Я голодна сейчас.

— Хочешь, сходим в «Серендипити»? Закажем тот горячий шоколад, о котором ты все время твердишь.

— Послушай, Джейк. У меня ноги отваливаются. Я только что скинула туфли. И ты хочешь, чтобы я напялила их снова?

Он закрывает лицо ладонями:

— И что же? Заказать еду на дом?

— Не возражаешь?

— Что именно? Опять китайское?

— Мм. Идеально. — Вытягиваюсь на диване и устраиваю свои натруженные ноги на журнальном столике.

Джейк вздыхает и отправляется в кухню за меню.

— Ты уверена, что хочешь именно этого? — снова спрашивает он, возвращаясь. — Потому что я бы с удовольствием пригласил тебя куда угодно.

— Да к чему вся эта суета?

— Я хочу сделать для тебя что-то особенное. Хочу отпраздновать.

— Что? Я ведь еще не получила работу.

— Ну и что? Она же сказала, что должность наверняка твоя.

— Все-таки… — И замолкаю. Нет действительно никаких причин так упрямо отвергать милое предложение Джейка. Но в праздновании заранее есть нечто от падения Трои. — Китайская еда — это именно то, чего мне хочется сегодня вечером, — категорически заявляю я. — Закажи чоу-фан по-домашнему. И мы положим все на настоящие тарелки.

— Ладно. — Джейк снимает трубку телефона.

Еда прибывает через двадцать минут, и к тому времени я уже готова разрывать упаковку зубами. Но Джейк выгоняет меня из кухни и велит очистить журнальный столик. Кладет на него две бамбуковые салфетки.

— Где ты это нашел?

— У тебя. — Изумленно смотрит он на меня. — Не узнаешь?

— Наверное, они принадлежат Аманде.

Джейк снова ныряет в кухню и возвращается с блюдцем для соуса. Потом приносит два маленьких блюдца для блинчиков и две большие тарелки для лапши.

— Садись уже, а? — прошу я.

— Нет, чего-то не хватает. — Джейк задумчиво покусывает кончик большого пальца.

— Выглядит замечательно. Мы можем наконец, поесть?

— Погоди секундочку. — Он кидается в ванную, а я окунаю блинчик в соус и откусываю кусочек. — Вот так! — Джейк гордо демонстрирует пару ароматических свечек. — Как тебе? — Достает из кармана спички.

— Очень мило, — бормочу я с полным ртом, похлопывая по дивану рядом с собой.

Но Джейк не садится, пока расставленные должным образом свечи не загораются. Придвигаю ему блюдечко с соусом. Он даже не притрагивается к нему.

— Знаешь, у меня есть для тебя кое-что.

Сглатываю неожиданный комок.

— Да? А что?

— Подарок. Вроде премии. За хорошо проделанную сегодня работу.

Сердце у меня екает. Весь вечер он был милым, добрым, внимательным, заботливым, а я тут с соусом на подбородке, с лапшой на коленке.

— Ой, Джейк, — мягко говорю я, — тебе не стоило этого делать.

— Но мне захотелось.