Обреченная на счастье

13

И я стала рассказывать. История была довольно короткая, потому что состояла только из нашего знакомства и однообразных скитаний по ресторанам. Каждый наш «выезд» был похож на другой, поэтому описывать их не имело смысла.

Познакомились мы в клинике, куда он привел на вакцинацию малюсенькую болоночку, брезгливо держа ее в вытянутой руке. В тот день у нас было много операций, и мы дежурили вместе с Веркой. Она, разглядев «ауди» под окном, выбежала навстречу, выхватила у Клима болонку и начала сюсюкать с ней, как с родной дочерью. То есть с родной дочерью она, конечно, так никогда не сюсюкала. И вообще теперь делала вид, что ни детей, ни мужа у нее нет и в помине. Я сидела тихонько в кабинете и сквозь жалюзи, попивая чай после сложной двухчасовой операции, наблюдала, как Верка облапошивает очередного приглянувшегося ей мужика.

А Верка, надо сказать, была в ударе. Посюсюкав с собачкой, а это всегда наполовину покоряло клиента, она вспомнила о своем великосветском происхождении и, аккуратно снимая с халата собачью шерсть, завела с посетителем изысканную беседу о судьбе и недавней гибели принцессы Дианы, которая была в то время, по ее словам, «у всех на устах». Очевидно, имелись в виду уста таких светских особ, как сама Верка, потому что, например, у моего соседа дяди Пети как был на устах один только мат, так и остался, несмотря на гибель такой замечательной принцессы. Вот сейчас, исходя из опыта моих наблюдений за тотальным Веркиным охмурением, последует сладенькая такая улыбочка, и он предложит ей встретиться и переговорить об английской династии где-нибудь в другом месте. Верка уже распахнула свой халатик, сославшись на духоту, и выставила вперед все, что носила в декольте.

Однако посетитель никак не прореагировал ни на ее сюсюканье, ни на светский тон, ни на прочие прелести. Он все время шарил вокруг глазами, как будто что-то искал. «Торопится!» — подумала я и вышла к ним, чтобы пригласить на прививку. Посетитель вперился в меня взглядом, словно я и была тем, что он так долго и тщетно разыскивал. Он протянул мне руку.

— Клим.

— Серафима, — представилась я.

— Вероника, — пыталась вклиниться со своей рукой Верка, но Клим ее даже не заметил.

Я смутилась, но, собравшись с мыслями, быстро оформила все документы и сделала собачке прививку.

— Сима, — сказал тогда Клим, — я приглашаю тебя сегодня на ужин в «Асторию».

Верка тихо сползла по стенке у него за спиной и закатила глаза, словно ее полоснули ножом по горлу.

— Скажи мне свой адрес, я за тобой заеду, — и Клим достал блокнот, приготовившись записывать. — В половине шестого буду. Жди…

— Он тебе понравился? — спросил Федор.

— Ни капли.

— А зачем ты согласилась поужинать с ним?

— Да он, собственно, меня и не спрашивал.

— Ну хорошо, а когда он ушел, ты могла подумать в спокойной обстановке и отказать ему потом, когда он позвонил?

Наверно, я так и сделала бы. Телефон в этом смысле был моим надежным другом и защитником. Раз в два года на моем пути попадался робкий молодой человек, а если точнее — то совсем не молодой, а довольно потасканный человек в полинявшей одежде и с погасшим взглядом. Как правило, это был один и тот же тип мужчины — донжуан в отставке. Он шестым чувством определял, что я именно то существо, которое не пошлет его подальше сразу же, стерпит смиренно все его сальные комплименты и даже даст номер телефона.

В принципе всем этим мужчинам нужна была не я, а последняя попытка соблазнить женщину после длинной полосы неудач. Встречались они мне обычно не на работе, а в гостях у Веры, куда я ходила раз в год на день рождения ее дочери. Очевидно, на рождениях самой Веры собирались только избранные особы, а к дочери можно было пригласить и второсортных. Тем более что девочке было все равно, кто собирается за столом и чего они там празднуют. Она весело скакала на улице с подружками и совсем не ведала о том, что гости собрались в ее честь.

Так вот, именно там, между заливной рыбой и десертом, один из гостей успевал разобраться, с кем имеет дело, и начинал усиленно подливать мне шампанское, которое я всегда терпеть не могла, потому что, кроме изжоги и икоты, никаких ощущений оно у меня не вызывало. Потом в обязательном порядке следовал танец под одну и ту же излюбленную Веркину песню «Женское счастье: был бы милый рядом», донжуан приглашал меня, а Верка клала голову на плечо мужа и наблюдала за нами, всем своим видом показывая, что такой идеальной пары еще не видела. Потом мой ухажер записывал «телефончик» и, таинственно улыбаясь, обещал забежать как-нибудь ко мне на чашечку чая или для философской дискуссии, гаденько потирая при этом руки под понимающие взгляды гостей.

Провожать меня никто не брался. То есть напрашивались сначала, но как только узнавали, что я живу на другом конце города, сразу вспоминали о каких-то неотложных делах, требующих завершения.

А через несколько дней раздавался звонок. И тогда телефон становился каменной преградой на пути ко мне. Сначала, определив, кто меня беспокоит, я начинала хрипеть и кашлять в трубку, уверяя, что страшно больна. «Чем?» — осторожно спрашивал мой «поклонник». «Какой-то вирус», — беспечно бросала я, и наша предполагаемая встреча откладывалась на две недели. Через две недели у меня начиналось расстройство желудка, а потом такой больной женщине либо переставали звонить, либо я сама не подходила больше к телефону.

Однако Клим никогда не звонил мне домой. Он приезжал с гвоздиками: три полумертвых цветка в помпезном зеркальном целлофане с разноцветными ленточками. Он говорил: «Переодевайся. Я жду тебя в машине» — и ни разу не переступил порога моей квартиры.

— Я даже не думал, что есть люди, с которыми происходят столь странные вещи, — задумчиво сказал Федор.

— А мне и в голову не приходило, что это может показаться кому-то странным.

В один прекрасный день, когда мы мирно жевали цыпленка табака в каком-то ресторанчике на Садовой, Клим вдруг сказал без всяких предисловий:

— Сима, а не кажется ли тебе, что в нашем с тобой возрасте пора уже обзаводиться семьей?

И не успела я пожать плечами, как он развил свою мысль:

— Мы ведь уже достаточно знакомы, чтобы ты могла разглядеть во мне прекрасную партию и сделала вывод, что лучше меня тебе никого уже не найти. Поэтому предлагаю твой вывод оформить документально, то есть расписаться и сыграть свадьбу.

Мне показалось, что косточка застряла у меня в горле, я округлила глаза и перестала жевать.

— У меня шестикомнатная квартира, нуждающаяся в заботливой женской руке, — продолжал Клим, — машина, кое-какие сбережения. Медовый месяц проведем в Греции, я уже договорился на работе.

— А-а-а меня с работы не отпустят…

Глупо, конечно, но в тот момент я никак не могла найти более существенную причину, чтобы отвертеться от его предложения. В глубине души я искренне надеялась, что Клим разочарованно вздохнет после моего сообщения и скажет: «Ну тогда ладно, не будем жениться». Но этого не произошло.

— Вздор, — сказал он. — Работа твоя, Сима, — вздор. И зарплата — вздор. Тебе не нужно будет больше работать. Ты сможешь посвятить себя целиком нашему дому. Согласись, не каждой женщине выпадает такая удача.

Я мысленно согласилась и позавидовала сразу всем женщинам, лишенным ее.

— Пойдем потанцуем, — сказала я, чтобы хоть как-то отвлечь его от странной идеи жениться на мне.

Дожевывая цыпленка, Клим, ухмыляясь, встал, решив, очевидно, что я одобряю ход его мыслей, и, обойдя стол, протянул мне руку. Рука была жирная, я понимала, что платье мое будет испорчено, но мне нисколько не было жаль его. Пока мы танцевали, да и весь остаток вечера я возбужденно болтала, не давая ему вставить слово. Я делала это не специально. Сработала какая-то защитная реакция организма, выплескивая сумбурный нескончаемый поток слов. У моей двери, где мы обычно прощались, этот поток забил фонтаном, но Клим все-таки прервал меня: