Улица вечерних услад

е повторится.

А однажды мы встретили на улице беременную Олю, которая крепко держала за руки двух прелестных и совершенно одинаковых малышей. Как я и предполагал, она расплылась. А ее коса стала почему-то в Ива раза тоньше и короче. Кит пытался заикнуться об экзистенциализме. Но я вовремя его одернул за рукав. Но Оля, по-моему, про такое направление в зарубежной литературе начисто забыла. Но на прощанье она как-то странно на меня взглянула. И глазки ее при этом как-то подозрительно заблестели.

– Лобов, а я между прочим, была в тебя влюблена.

– Ну да? – вытаращился я.

– Но ведь ты, Лобов, понятия не имеешь, что за счастье надо бороться. Ты совсем не умеешь бороться, Лобов. Вот ты и упустил свое счастье.

Я невольно покосился на Олин живот. Лихорадочно соображая, какое все-таки счастье я упустил в своей жизни.

– А я читала твои рассказы, Лобов, – не унималась Оля.

– Довольно приличные. Правда, жаль, что ты все-таки мало уделял внимания зарубежному экзес… – и тут совершенно неожиданно для нас с Китом Оля запнулась. И покраснела. И стала в тысячу раз привлекательней. – Впрочем, это не важно.

– Важно, что она это поняла, – хихикнул Кит, когда мы глазели вслед Оле. Утиной походкой удаляющейся от нас.

Хотя что она поняла. И что важно для Кита. Для меня так и не дошло.

… Какое утро я уже вновь торчу без дела в этом кафе? И какое утро мне вновь не удается выдавить из себя ни слова? Что ж. Видимо, мои воспоминания так и останутся незавершенным рассказом.

– Опять не получается? – прервала мои мысли официантка.

– Творческий кризис, милая, – как можно печальнее вздохнул я.

Она мне понимающе кивнула. Словно сама не раз в жизни переживала творческие взлеты и падения.

И я вновь погрузился в свои невеселые мысли. И откуда мне знать, где сейчас Вера? И жива ли она вообще? Возможно, Кит смог бы мне в чем-то помочь. Но от мертвого Кита теперь ничего не дождешься. И чем отчетливее я понимал бессмысленность своего желания видеть Веру. Тем больше мне этого хотелось. Воспоминания сделали свое дело. Мое прошлое мне теперь виделось так ясно, в таких мельчайших подробностях. Что казалось, вот-вот отворится дверь. И войдет мой умница и красавец отец. Виновато улыбнется и скажет:

– Что-нибудь случилось, мой мальчик?

И я, как в детстве, уткнусь лицом в его крепкую грудь. И успокоюсь.

А, может быть, ворвется Кит, сверкая бешеными черными глазами. И заорет на весь мир:

– Ты, что, старик, свихнулся который день так сидеть?!

И я ему подмигну в ответ. И соглашусь, что непременно свихнулся.

А, может быть, заглянет Вера. Но что она мне может сказать, я уже не представлял. Впрочем, это было бессмысленным. Дверь кафе оставалась закрытой. Отца давным-давно не было в живых. Да и Кит тоже уже предстал перед Всевышним. И наверняка отчитывается за свои грехи. Которых, на мой взгляд, у него не было. А Вера? Вера… Единственный человек, способный помочь дописать мне свою повесть. Единственный свидетель моей юности. И ее нужно… Ее необходимо