Лучшие друзья (СИ)

И вновь Дитела поразило то, что даже в этом они были с Реном сейчас похожи. Он тоже дышал через раз, ощущая на сердце такую тяжесть вины, что казалось, ещё чуть-чуть и задохнётся.

Может быть, в этом и проблема? Может быть, именно поэтому и не смогли найти общий язык? Они похожи, похожи настолько силой своего боевого духа, что ни один из них не смог проиграть другому, приводя из-за своих амбиций всё к ужасному исходу. Однако сейчас малахитовому парню не хотелось копаться в причинах и анализировать их взаимоотношения, он просто хотел, чтобы Рен жил. Жил для того, чтобы как и прежде злиться на него, чтобы он доводил его до бешенства своим эгоизмом, но и, конечно же, для того, чтобы даузер смог искупить все свои грехи перед ним и Юи.

Рен ещё многое не сделал, он много не успел сказать, а в сердце Дитела не было места его смерти – он не может умереть.

Наклонив корпус своего тела вперёд, Лайсерг, не отрывая своего взгляда от лица Тао, поджал губы и несколько секунд прямо смотрел на него, словно подбирая слова или чувствуя, как внутри него что-то рушится.

– Я уверен, если бы я что-нибудь у тебя попросил, ты бы обязательно сделал всё наперекор мне, – его голос немного дрожал, однако он не боялся быть услышанным шатенкой, которая вообще ни на что не реагировала, а была похожа на фарфоровую куклу. Его дрожь рождалась из беспокойства и мысли, что Тао может не выжить. – И раз уж так, то я готов пожелать тебе смерти, я хочу, чтобы ты умер... – глаза парня начали немного блестеть от разрывающих его изнутри чувств, – лишь бы ты сделал мне наперекор, – сказав это, даузер принял нормальное положение сидя и выдохнул полной грудью, смотря в окно балкона на улицу. – Я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь попросить друг у друга прощенья, – не отрывая взгляда от окна, продолжил говорить Дител, но теперь более уверенным голосом, хоть и до сих пор на уровне шёпота, – однако знай: если ты умрёшь, – наступила короткая пауза, за которую в глазах даузера снова появилось терзание, – я тебя никогда не прощу.

И сказав эти слова, которые не могли звучать никак иначе – только так, он кинул ещё раз взгляд своих молящихся глаз на шамана, что никак не отреагировал на его «провокацию», после чего детектив, немного шмыгнув носом, причиной чего стал отнюдь не насморк, вышел из палаты, даже не думая сейчас о том, что, возможно, его кто-то слышал. Слышал ту боль в его голосе, когда он говорил это, и то раскаяние, будто на исповеди. И именно этот «кто-то», сидящий в кресле и делающий вид, что спит, открыл свои глаза цвета ночи, едва дверь за даузером закрылась, после чего во взоре этого самого сильного шамана поселилась печаль и понимание того, что всё-таки Лайсерг изменился. Он живёт сердцем, а не разумом.

На следующее утро, когда все проснулись с жуткой болью во всём теле, в палате сорок три то и дело слышались «ох» и «ах», говорящие о затёкших спинах, шеях и конечностях. Было такое ощущение, будто по ним раз сорок проехался комбайнер, перемоловший их и выплюнувший, а также плюс ко всему в животах явно назревала революция.

– На первом этаже есть столовая, давайте сходим туда и перекусим, – прочитав на лицах парней то, что они не могут решить, что делать, предложила аккуратно златовласка.

Оставлять Рена хоть на секунду никому из ребят не хотелось, однако впервые, тот же Трей, чувствовал, что ему надо поесть не ради собственного удовольствия, а для того, чтобы были силы, тем более что за весь вчерашний день он и крошки в рот не положил. То же самое касалось и остальных, поэтому, немного поразмыслив, Асакура выдохнул и сказал:

– Вы идите, а я пока здесь посижу.

– Но, господин Йо, Вам тоже нужно поесть, – обеспокоенно запротестовал Рио, однако в ответ он лишь увидел то, как Асакура помотал головой и безотрывно смотрел на Юи, сидящую подле Рена.

– Я пока не хочу, – и это было ложью, – лучше накормите Юи, а то она и вовсе без сил останется.

– Йо, она даже никого не слышит, как мы заставим её уйти отсюда? – спросила златовласка, которая желала помочь подруге не меньше друга, но отнюдь не зная, как это сделать.

Однако, похоже, вместо ответа Асакура решил не тратиться на слова объяснений, а просто попытаться хоть что-нибудь сделать. Он подошёл медленно к шатенке, которая ни на секунду не смыкала своих пустых и безжизненных глаз вот уже целые сутки, после чего положил руку ей на плечо и попытался достучаться до её сознания.

– Юи, иди поешь, а я с Реном посижу, – сказал Йо, стараясь убедить девушку. Удивительно, но она впервые подала признаки жизни, однако ничего не сказав, а наоборот просто помотав головой в знак своего несогласия. Она была не готова к тому, чтобы оставить Тао даже на секунду, и казалось, что ничто на свете неспособно заставить её уйти со своего «поста». – Юи, а ты подумай о том, что скажет Рен, когда очнётся, – продолжил свою речь Асакура, даже не допуская мысли в своих словах о том, что Рен может больше не открыть глаза. – Думаешь, ему будет приятно увидеть тебя в таком состоянии? Ему нельзя будет волноваться, а твой вид, несомненно, приведёт его к беспокойству, – на этот раз Вэй вообще ничего не отобразила на своём лице, лишь её глаза стыдливо и главное – задумчиво опустились вниз, что дало Йо сигнал о том, что он был на правильном пути. – Давай-давай, – поднимая подругу с больничной койки и передавая её в руки друзьям, как эстафету, решил Йо настоять сейчас, пока на девушку подействовал этот аргумент. – Сели, проследи, чтобы она поела, а ещё лучше пойдите потом в комнату отдыха и заставьте её поспать, – смотря вслед Трею и Рио, которые уводили Вэй подальше от её переживаний, сказал Асакура златовласке, которая в последние дни очень часто держала руки, сцепленные в замочек, на груди, а в её взгляде уже давно не появлялось ни то что бы радость, даже спокойствие.

– Она вряд ли согласится, – помотала головой златовласка, понимая, что Юи очень трудно будет заставить расслабиться, пока Рен находился в такой неопределённости.

Неопределённость – это очень мягкое слово, каким можно было охарактеризовать состояние Рена. Сейчас он был на грани – шагал по тонкому лезвию ножа, и даже малейшее отклонение могло толкнуть его в ту вечность, в которой будет покоиться его душа.

Нет, нет и нет. Асакура, оставшийся в палате один на один с Тао, просто не хотел думать о том, что Рен не справится. Само такое явление, как неспособность Тао справиться с чем-то, вызывала в Йо лишь усмешку и косой взгляд на того, кто мог так подумать. Это было невозможно. Это же Рен Тао, в конце-то концов.

Только вот многие так говорили и взваливали на плечи шамана древнего клана такую ответственность за поддержание своего собственного имени, изначально обозначающее «стойкость». Однако никто даже не задумывался, насколько Рену самому было тяжело нести на своих плечах это клеймо его фамилии, не дающее ему поступить никак иначе, как должное. Никто не знал...

– Я надеюсь, ты меня слышишь, – сжав медленно кулак и поднеся его ко рту, сказал Асакура, когда присел ровно на то место, где ещё недавно была шатенка. – И я очень надеюсь, что ты понимаешь, как нам будет плохо без тебя, – Йо стиснул зубы от пульсирующей боли в висках, он как будто чувствовал то, что что-то идёт не так, что-то плохое должно произойти, именно поэтому сейчас он пытался достучаться до сознания Рена и просто заставить его бороться за свою жизнь до конца. – Мне будет плохо... – надо было взять себя в руки, нужно было верить в лучшее, но отчаянно и взволнованно стучавшее сердце кричало, как безумное от страха, непонятно откуда берущегося. – Ты не можешь уйти, Рен, – он помотал головой, смотря на друга, – не можешь.

В его голосе впервые слышались нотки приказа, будто Тао был его собственностью, и он упорно отказывался дать ему вольную, однако всё это рождалось из отчаяния и того, что он пытался всеми силами заставить Рена бороться и выжить. Он и правда не имел права на смерть. Не имел до тех пор, пока был не одинок.