По тонкому льду (ЛП)

Он ударил коленом мне в живот, и я согнулся в две погибели от боли. Он попытался ударить меня кулаком в висок, но я увернулся, ответив ему ударом снизу в челюсть, от чего он отпрянул назад.

Плыви к берегу, плыви к берегу. Это послание Камилле звенело у меня в ушах, пока я пытался выбить дерьмо из этого маньяка, терроризирующего её месяцами. Человека, убившего Хьюго и Элеонор, изводившего их семью годами. Мои кулаки двигались сами по себе настолько отчаянно, что я даже не заметил, как зрение моё стало рассеиваться, а тело его медленно уплывало от меня.

Маленькие ручки ухватили меня за воротник, нога ударила в бок. Голова шла кругом от нехватки кислорода, и не до конца осознавая то, что произошло, я заполз на берег мокрый до нитки, сотрясаясь и посвистывая от холода.

— Полиция едет, они едут! — кричал кто-то вдалеке.

Лёжа на траве, чувствуя, как онемело моё тело, и пребывая в шоке, я повернул голову. Камилла лежала на траве рядом со мной, при свете луны я видел слёзы, текущие по её щекам.

Своей мокрой и липкой рукой я потянулся к её руке:

— Прости меня… прости, что оставил тебя.

Она повернулась ко мне, кивая головой:

— Я люблю тебя.

Глава 36

Камилла

Говорят, когда вас охватывает шок, ваше тело словно парализует. Ваш разум превращается в белый шум, ваши зрение и слух не воспринимают ничего вокруг. Вы не чувствуете раны, тело работает на адреналине.

Так вот, в тот момент я понимала, что пребывала в шоке. Я осознавала, что нужно двигаться или поговорить с кем-то, что нужно было проверить, жив ли маньяк, — мой брат, пытавшийся убить меня, — и человек, которого я любила. Мне стоило пойти к Нейту, объясниться и сказать, как сильно мне было жаль.

Но я не могла. Всё, что я могла, это сидеть на берегу этого озера, уставившись на лёд и воду. Кто-то попытался встряхнуть меня, взяв за плечо, но я не реагировала.

Затем кто-то сел передо мной, держа меня за локти, сложенные на коленях.

Этот человек что-то говорил, но мой мозг не мог разобрать слов.

— Камилла, — услышала я своё имя со второго раза.

— Детка, — в этот раз я отчетливо услышала его.

Я моргнула, стараясь сосредоточиться, и увидела перед собой Натана, промокшего до костей и с синяком под левым глазом.

— Он мёртв? — прохрипела я; горло болело и першило.

— Да, да, он умер, — Натан взял моё лицо в свои ладони, и я повернулась, чтобы прижаться к нему.

Мы оба промокли и замёрзли, но я прижалась к нему так сильно, как могла, не позволяя ветру продувать нас. Где-то за спиной полицейские и врачи что-то обсуждали, делая записи и ограждая место преступления. Я посмотрела на озеро и увидела, как оттуда вынырнул водолаз, таща что-то за собой. Гарретт. Или… его тело.

Я никогда никому не желала смерти, но была рада, что он умер. Рада, что он исчез с лица земли за то, что сделал с моей семьёй. Заключение или наказание были бы недостаточны, и я никогда бы не смогла чувствовать себя в безопасности.

— Почему… почему ты не сказала мне? — Нейт шептал мне на ухо сквозь мокрые волосы, прижимая к груди.

— Он сказал, что убьёт тебя, — все было просто. Я не могла рисковать его жизнью.

— Я мог бы помочь тебе. Я бы сделал что угодно, всё, чего бы ты ни захотела. Тебе не стоило отталкивать меня. Нужно было довериться мне.

Я должна была поступить так, как он говорил, но не сделала этого.

— Прости, — прошептала я. — Но в конце концов ты меня спас. Ты всё время меня спасаешь.

Затем нас разделили полицейские, чтобы взять показания у каждого по отдельности. Я рассказала им всё, не скрывая, что незаконнорожденный сын моего отца больше не принадлежал этому миру. Всё о записках, секретах и компьютерном зале, который нашёл Уэллс. Я рассказала им о том, что Гарретт собирался убить Натана и Сэмюэля, если я от них не избавлюсь; как я разработала план и стреляла вокруг него в лёд, чтобы он упал под воду.

Натан слушал всё, что я говорила, выражение его лица то и дело менялось в зависимости от сказанного мной. Всё это время он держал меня за руку, и сжал крепче, когда я дошла до той части, где прятала оружие в разных местах по всему дому.

После этого медики занялись нашими ранами. У меня было растянуто запястье, два ребра сломаны после падения с лестницы. Уже в больнице мне обработали ушиб головы и дали обезболивающее от всех синяков, которые появятся после стольких ушибов.

Я увидела Натана уже вечером, когда смогла навестить его в палате. Ему наложили шесть швов на лбу, у него было три сломанных ребра и гипотермия из-за того, что он долго пробыл в воде, пытаясь дать отпор Гарретту.

Мы не разговаривали, всё и так было высказано; мы оба несильно пострадали, но были сильно напуганы. И, хотя медсестра ругала нас, я залезла к нему на кровать, и он прижал меня к себе. Ни один из нас не упомянул сказанные мною три слова.

Я заснула около полуночи и впервые с прошлого Рождества крепко спала.

***

Репортёры подхватили историю и вынесли её за пределы Харлин Фоллс лишь спустя полтора дня после того, как Гарретт погиб в ледяной воде.

В течение недели они только и делали, что снимали на видео полицейских Харлин Фоллс, объяснявших, что незаконнорожденный сын Хьюго Валон устроил пожар тем Рождественским утром, как он отправлял записки с угрозами единственной выжившей дочери Валон, а затем пытался утопить её в замёрзшем озере на не разглашаемой частной территории семьи Валон. Помимо этого, у них были фото того, как мы с Натаном покидали больницу, держась за руки, плечом к плечу, и как Натан поцеловал меня в лоб.

Заголовки наподобие «Камилла подцепила разнорабочего», «Убийство свело вместе босса и сотрудника», «Убийство семьи Валон закончилось любовью» пестрели всюду. Клинтон со всех сторон получал звонки с предложениями о проведении интервью, написании статей и даже съёмках фильма. То, как они использовали мою личную трагедию с целью нажиться, было омерзительным. Но, полагаю, это в нашей стране умеют делать лучше всего.

Нейт организовал, чтобы мы остановились в отдалённом коттедже, принадлежавшем одной из семей в Харлин Фоллс, с которой его семья была знакома уже много лет. Под покровом ночи, убегая пешком по лесу, а затем вниз по дороге, в обход владений семьи Раш, Сэмюэль вёл нас к этому коттеджу. Репортёры на пороге Сары казались кучкой голодных львов, и я чувствовала себя ужасно от того, что оставила её там с этими людьми, выкрикивавшими ей свои вопросы.

Полиция практически закрыла расследование, и мне больше не полагалась охрана для безопасности. Детективы связались со мной, так же как и Уэллс и Клинтон, чтобы обсудить некоторые вещи, которые они обнаружили, отследив действия Гарретта до дома в самом грязном районе Южной части Чикаго. Он годами планировал всё это, преследуя мою семью и угрожая отцу. Казалось, именно смерть его матери, когда ему было шестнадцать, подтолкнула его к поискам возмездия отцу, который никогда его не принимал. Хотя они и не могли рассказать о том, что обнаружили, Гарретт был в правительственном списке разыскиваемых за его хакерское мастерство, с помощью которого он и обманывал власти и следователя весь прошлый год.

Даже разгребая все эти последствия, я чувствовала, что мне стало легче на душе; ощущение того, что меня преследовали, прошло. Я была рада, что Гарретт был мёртв, я не отрицала этого. Ночами мы с Натаном подолгу разговаривали о нём, о том, каким он, должно быть, был до того, как им завладела одержимость моей семьёй. Почему отец не принимал его? Как он мог хранить в тайне от нас все эти записки столько лет?

Вся история заставила меня смотреть на отца под другим углом. Не то чтобы она омрачала мои воспоминания о нём, но заставила пересмотреть все его действия. В конце концов, я решила поверить в то, что он хотел защитить нас от Гарретта и всех его секретов из любви к нам.