Мой любимый враг

«…Почему, ну почему никто не хочет меня понять? Мама поджимает губы и молчит так укоризненно, что хочется сбежать от нее на край света. Хотя она-то, кажется, могла бы…»

Еще через пару страниц:

«…было бы по-божески и по-хорошему, если бы он ушел от жены и мы поженились. Но я ему никогда об этом не скажу, это должно быть его решение. Я не хочу уводить мужика, да и не умею это делать. Только если он сам поймет, что без меня не может. А тогда — я готова жить с ним где угодно, в любых условиях, хоть на Марсе в скафандре. Мне никто, кроме него, не нужен. Хотя, может быть, через несколько лет это пройдет, кто знает. А жизнь, оказывается, не такая уж и длинная. Любимый, что же ты делаешь!»

Это написано давно, очень давно…

Но последняя запись в тетрадке была сделана примерно год назад:

«…обычно Бог дает что-то одно. Если страсть — то потом, как правило, в расплату — опустошение и ненависть. Если ровные, любовно-рассудочные отношения, которые тлеют, но не горят — в награду спокойную привязанность на долгие годы. У нас же было — ты сам знаешь, как было. И я знаю, и, боюсь, никогда не забуду. Потому что ни с одним мужчиной потом я этого не испытывала. Я за эти годы увлекалась, конечно, не раз. На месяц-два. Но почему-то именно в это время ты начинал мне сниться, каждую ночь, с завидной регулярностью. Хотя днем я могла о тебе ни разу не вспомнить, и вечером, и на ночь о тебе, поверь, в периоды своих увлечений не думала. А снился все равно, — просто так, какие-то бытовые сны…»

Дочитав до этого места, Лариса быстро захлопнула тетрадку и засунула ее обратно в ящик, поглубже. Андрея уже столько лет нет в ее жизни, а эта дурацкая привычка разговаривать с ним осталась. Лариса давно поняла, что самый главный — не тот, кто рядом, а тот, с кем ты постоянно ведешь диалог в душе. Тот самый внутренний собеседник, которому вечно что-то доказываешь, и жалуешься в тяжелые минуты, и… И для Ларисы единственный человек, постоянно и прочно присутствовавший в мыслях, — Андрей Максимов. Хотя он и предал ее, хотя она-то для него давно ничего не значит. Да и значила ли когда-нибудь?

«Случается, что любовь уходит», — пел Ив Монтан.

Лариса усмехнулась. Может быть, с кем-то и случается, но не с ней. Похоже, она обречена мучиться до конца жизни, своей или… или его.

Она передвинула иголку и снова стала слушать песенку про уходящую любовь. В принципе, так и должно быть, все имеет начало и конец. И у любви бывает конец, надо только набраться терпения и ждать, ждать… Может быть…

Резкий звонок телефона прервал ее мысли. «Мама, — обреченно подумала Лариса, нащупывая ногой отлетевший от кресла тапок. — Задерживается и хочет дать наставления насчет ужина». Повинуясь противному визгливому трезвону, она нехотя выползла в коридор и сняла трубку:

— Я слушаю.

В трубке молчали. Лариса подула в мембрану, потом потрясла аппарат, — опять в нем что-то отходит, надо новый покупать, — и повторила:

— Я слушаю! Мам, это ты?

От смешка, раздавшегося в трубке, ей сразу стало нехорошо:

— Нет. Здравствуй, Лора. Ты меня, конечно, не узнала? Это Андрей.

У Ларисы едва трубка из рук не выпала. Совпадение или…? Он мог бы и не представляться, его голос она узнала бы из тысячи других и через тысячу лет.

— Лора? Почему ты молчишь? Ты помнишь меня? Это Андрей Максимов. Я уже звонил тебе, но тебя не было дома.

— Да.

Это коротенькое «да» стоило ей неимоверных усилий. После неловкой паузы голос Андрея в телефоне сказал:

— А я сегодня тебя, кажется, видел.

— Да?

— Ты ведь работаешь в «Орбите»? Я заходил часа в три дня по делам в ваш офис. Сначала подумал, обознался. Потом специально вечером заехал снова и спросил у секретарши вашего шефа. Оказалось, действительно ты.

— И она дала тебе мой телефон?

— Да.

— Зачем?

— А что, это секрет? — вполне натурально удивился он.

— Нет, не секрет. Но зачем тебе мой телефон? Зачем ты вообще звонишь?

Только бы удержаться и не дать прорваться истерическим ноткам в голосе! Она должна казаться спокойной и равнодушной.

— Ну… — в некотором замешательстве протянул Андрей. — Просто так. Подумал, может быть, как-нибудь встретимся, сходим куда-нибудь, поговорим. Мы же с тобой все-таки не чужие люди…

Господи, что он говорит? Как он может говорить… так?

— Чужие, — деревянным голосом сказала Лариса.

— Что?

— Чужие, Андрей, мы давно уже чужие. — Лариса кое-как взяла себя в руки и продолжила почти спокойно: — И вообще, сказать по правде, этот разговор мне неприятен.

— Лора! — он усмехнулся. — Нельзя же так долго помнить старые обиды, тебе это не идет. И потом…

— Знаю, ты ничего мне не должен и ничего не обещал. Я сама была такой дурой, что повесилась тебе на шею. Так вот, я не хочу больше об этом вспоминать. И… И видеть тебя больше не хочу!

Спокойствия хватило ненадолго, истерика все-таки прорвалась. Не дожидаясь ответа, она бросила трубку на рычаг.

«Случается, что любовь уходит…» Ну почему с ней такого не случается!

Глава 2

Вечер из жизни образцовой семьи

Владик оторвался от книжки и бросил взгляд на часы: половина восьмого. Ни матери, ни отца дома, разумеется, еще не было. Владик, тяжело вздохнув, выбрался из-за стола и, прихватив с собой учебник по общей экологии, спустился вниз, на кухню. Голод — не тетка, ждать не будет. Открыв дверцу огромного холодильника, он печально воззрился на полки. Право же, еды здесь для такой громадины явно маловато. Батон салями, бутерброды с икрой, принесенные матерью позавчера с очередного приема, пирожные «эклер» того же происхождения, йогурт с давно миновавшим сроком годности, три баночки с паштетом, сыр, уже изрядно подсохший. Яйца кончились еще вчера, значит, яичница отпадает. Кажется, в хлебнице есть полбатона — можно сделать бутерброды. Владик с тоской вспомнил обалденно вкусный рассольник и мясо с картошкой, которыми его вчера кормили в гостях у приятельницы, и сглотнул слюну. Потом достал из хлебницы остатки батона, отрезал два толстых ломтя, положил на них сыр, колбасу и критически посмотрел на дело своих рук. Хорошо бы полить все это кетчупом, но кетчуп тоже кончился. Ладно, сойдет и так. Запихнув бутерброды в микроволновку, он включил чайник и достал с полки банку растворимого кофе. На завтрак, на обед и на ужин — кофе и бутерброды. С такой кормежкой долго не протянешь. Может быть, отец что-нибудь принесет, хотя вряд ли… Владик твердо пообещал себе завтра сразу после экзамена отправиться в магазин и накупить всевозможных полуфабрикатов. А можно даже и нормальный обед соорудить. В принципе, Владик готовить умел, но ленился. Да и зачем? Отец обедает в офисе, мать — тоже, а для себя одного варить суп и делать котлеты ни один нормальный парень не будет.

Используя в качестве подставки тостер, Владик пристроил «Общую экологию» прямо перед собой и поглощал бутерброды без отрыва от учебного процесса.

Хлопнула входная дверь.

— Влад, ты дома?

— Угу, — откликнулся Владик, пробегая глазами последние строчки параграфа.

Через пару минут на кухню заглянул отец:

— Опять сухомятка?

— Почему? — Владик быстро проглотил громадный кусок бутерброда и приподнял чашку. — Вот кофе.

— Мамы еще нет?

— Как всегда, у нее какое-то мероприятие, — он откусил следующую порцию и продолжил уже с набитым ртом: — Ты же знаешь, она живет бурной светской жизнью.

Отец еле заметно поморщился и не стал развивать опасную тему. Вместо этого сказал:

— Ты бы не пил кофе в таких количествах. Вредно для здоровья.

— Ничего, я немного.

Отец подошел к столу, приподнял книжку, прислоненную к тостеру, и глянул на обложку.

— «Общая экология»? Когда экзамен?

— Завтра.

— И как?

— А никак. Сейчас засяду всерьез.

Отец скептически усмехнулся:

— Ну-ну.

— Все, уже ухожу. Хотя… Сделаю-ка я еще парочку бутербродов. На твою долю тоже сделать?