По рукам и ногам (СИ)

– Ноги пошире раздвинь, – скомандовал он жарким шепотом.

Я выполнила приказание, отчетливо понимая, что за этим последует, и постаралась расслабиться. Если напрягаться, наверное, будет только больнее.

Вот я и попыталась расслабиться. Черт возьми, как проти-ивно…

«Но этого в конце концов не избежать, так что просто постарайся на что-нибудь отвлечься…» – я старательно уговаривала сама себя и даже немножко уговорилась, наблюдая за тем, как потеет от моего дыхания гладкая поверхность стола, когда невероятно ясно почувствовала, что его член, горячий и твердый и… Ох ты, еб твою мать, какой большой! …входит в меня сначала медленно, а потом резким рывком.

Я взвыла, выгнувшись и закусив губу, но Ланкмиллер поймал меня за волосы и снова прижал лицом к столу. Даже в глазах потемнело. Ну спасибо тебе, родной…

– А поосторожнее никак нельзя было? – выдавила я сквозь неожиданно выступившие слезы, царапая деревянную поверхность, больше всего хотелось с его мужского достоинства соскользнуть, но куда-а там. – Кэри, ты мудак…

– Ну-ну, – отозвался он тоном, как нельзя более ясно демонстрирующим, что его это не задело и отомстил очередным толчком.

На этот раз я вместо кровоточащей губы закусила указательный палец и зажмурилась, позаботившись о том, чтобы из горла не вырвалось больше не звука. Так было легче. Ненавижу свои слабости на показ… А Ланкмиллеру так вообще нельзя, пусть это будет смертельным табу.

Такое ощущение, что этот Кэри меня пытает.

Привыкнуть он мне почти совсем не дал, но резкая боль постепенно ушла, оставшись только отголосками. Просто было неприятно. Но в целом терпимо. А эта скотина как нарочно очень долго не кончал, хотя обещал быструю процедуру.

Издевается. Ну точно издевается.

Наконец он содрогнулся и вышел. Послышался звук застегивавшийся молнии, и только после этого я, болезненно морщась и придерживаясь левой рукой за поясницу, распрямилась. Вдоль позвоночника прокатывалась неприятная дрожь. Ощущение, когда по внутренней стороне бедра стекает что-то теплое, по праву теперь могу списать в разряд самых отвратительных. Считай, меня все равно только что изнасиловали.

– Хорошая девочка, – по шее вверх к подбородку скользнули пальцы, извращенец склонился к моему уху, зверски нарушая личное пространство, – такая горячая, узкая… На гигиену даю десять минут, дверь там, – внезапно будничным тоном заявил Кэри, отстраняясь.

Это ванная? Что ж, значит, догадки верны были.

Взглядом из под полу-опущенных ресниц я проследила, как в мусорку под столом отправилась скомканная салфетка. Ах вот, значит, как он со своей гигиеной расправился.

Ну, раз уж дали шанс, значит, надо использовать. Я поплелась в указанном направлении.

Вслед донеслось ехидное:

– Прихрамывать необязательно!

– Пошел нахуй, – мрачно себе под нос парировала я.

Ванная оказалась огромная, светлая и чистая. Настолько, что я таких никогда в жизни не видела. Здешние слуги что, языком всю грязь оттирают? Или как-то так… В общем, дерьмовые у меня сегодня шутки.

Пол здесь был сделан из материала, внешне напоминающего кафель, но мягкий и водонепроницаемый, резиновый, наверное. Светло-зеленый. Потолок уже ближе к бежевому, в него еще были лампочки вмонтированы, небольшие и круглые, дающие не то что бы интимное, но уютное какое-то освещение. Сама ванна и первая половина стен, та, что ближе к полу, была облицована мелкой плиткой темных оттенков зеленого, а вторая – более крупной и светлых оттенков. Вот это чувство вкуса. Он сам этим занимался? Нет. Все-таки нет, наверное, не сам.

А ванна была и не ванна. Ну то есть не то железное ржавое корыто, типа как у нас было, в общежитии. В нем и мыться-то никто никогда не рисковал. Наверное, у него здесь джакузи. Я такие только на картинках гламурных журналов видела, которые по всему кафе разбросаны были, чтоб посетители не скучали. Хотя они и так не скучали.

Душевая кабинка тоже обнаружилась, и за дверью через стенку – туалет.

Свою остановку я определила, как раковину, на полочке, над которой были расставлены аккуратно какие-то средства гигиены. Наверное, для бритья и все такое… Этих марок я и в жизни-то не встречала.

Может, душ принять? Десять минут. Не успею. Этого хватит только на то, чтоб кровь и сперму смыть и морально настроиться на разговор с домашним тираном. Но ванная у него классная, да.

Дверь не скрипела, но Ланкмиллер все равно обернулся, когда я обратно в комнату вернулась.

– Предлагаю сесть на кровать и внимательно выслушать. Не перебивая. Терпеть не могу, когда меня перебивают.

Именно это его заявление помешало мне поинтересоваться, почему именно на кровать.

Я молча и недоверчиво приблизилась, все же опустившись на покрывало и исподлобья уставившись на него.

– Бумаги на тебя теперь лежат на моем столе. Знаешь, что это означает? – он вздернул брови, а я мрачно кивнула, наградив его ненавистным взглядом. – Здесь уже не бордель-кафе, и правила, соответственно, другие. Рекомендую не спорить и исполнять их во избежание проблем. Первое, что касается лично тебя: обращение на «ты» ко мне строго запрещено. По имени звать тоже нельзя, оно не для наложниц. Хочешь обратиться, называй «хозяин».

Я прикусила язык, старательно сдерживая рвущийся наружу смешок.

– В чем дело? – подозрительно-нехорошим тоном поинтересовался Кэри.

– Ни в чем… кхм… – слово «хозяин» застряло в горле настолько, что я даже поперхнулась и закашлялась.

Ланкмиллер сделал вид, что ничего не заметил и с невозмутимым видом продолжил:

– Второе. У тебя появляются новые обязанности помимо само собой разумеющихся. Уход за собой. Средство для волос… Они у тебя в плачевном состоянии. Для рук. Тут, боюсь, одним кремом не отделаешься, придется тебе делать маникюр. Прическу тоже новую. Но это все завтра. В общем, тебе дадут список средств гигиены и указания по использованию.

Верно Зои говорила что-то там про кожу. Чую, это будет нелегкий труд.

– А можно… вопрос… пожалуйста… – да-а, с этим «хозяином» определенно будут проблемы.

– Да?

– А разве ты сам… ну… Вы должны этим заниматься? В смысле, давать мне указания по уходу за собой и прочие мелочи…

– Не я должен, но я хочу, – отрезал Кэри. Ясно. Здорово. Новая игрушка. – Продолжим, как там тебя звали? А впрочем, неважно. Будешь Кику.

У меня, признаться, даже глаза на лоб полезли. Обычно наложницам красивые имена же дают, редкие. А меня из Розмари разжаловали в… Имя обезьянье. Тошнотворное.

– Блять, ладно остальное понять я еще могу, но это… Это выше уже всякого приличия, что за кличка такая уродская…

Меня заткнули хлесткой пощечиной. А он не привык церемониться…

Не то что бы побои для меня в новинку были, но этот раз особенно обидным почему-то показался. Хорошо, теперь у меня имеется практическое пособие, почему нельзя спорить с Ланкмиллером. А щека-то горит.

– И соблюдай дисциплину, – озабоченный козел завершил тираду, которую я уже не слушала, и бросил куда-то в сторону властное: – Уведите!

Мать моя, я ж теперь, как заключенная.

В комнату вошел уже знакомой мужик в форме. Точнее, незнакомый мужик в знакомой форме.

Я послушно встала и побрела к выходу не дожидаясь дальнейших указаний. Лишь потому что больше не хотела находится здесь ни секунды.

***

Впрочем обратно меня после небольшого происшествия вернули довольно быстро. Не прошло и пяти минут. Кабинет, который, видимо, окнами выходил на запад, заливал теплый уютно-янтарный свет, в лучах которого отчетливо можно было рассмотреть кружащиеся пылинки. Кэри, сцепив руки за спиной, не спеша прохаживался по комнате, ожидая от меня, наверное, повинной речи. Вместо этого я удрученно выдавила:

– Что? Ну вот что я ей сделала?

– Поясни ситуацию, будь добра, – не слишком довольно велел Ланкмиллер.

– Ну, в общем, иду я по коридору, никого не трогаю, за мной этот дядька прется, дорогу указывает. И тут дверь перед моим носом открывается, и оттуда выскакивает она. И бросается на меня с визгами, мол, что ты гадина здесь забыла, третьесортная потаскушка ну и тому подобное. Потом бросается волосы мне вырвать и глаза. Ну я и припечатала ее разок… чтоб не буйствовала… А что мне стоять и ждать, пока без глаз оставят?!