«Молчи» (СИ)

— Ты была сегодня умничкой, Харпер, — мать касается моего плеча ладонью, довольно улыбаясь, ведь вечер вышел на «ура», а меня передергивает от касания, так что начинаю растирать ладонью кожу, искоса смотря на женщину, которая начинает убирать посуду:

— Можешь идти спать, — вновь смотрит на меня. — Мы с отцом приберемся, — мужчина одобрительно кивает, так что переступаю с ноги на ногу:

— Доброй ночи, — говорю, покидая кухню, так и не взглянув в глаза матери. Я не могу даже вспомнить, какого они цвета.

Поднимаюсь наверх, на второй этаж, спеша к своей комнате. Из кармана сумки вынимаю ключ, вставляя его в замочную скважину. Да, я безумно рада, что правила жизни матери не распространяются на личное пространство, поэтому мне позволили сделать замок на дверь. Открываю, переступая порог комнаты, и тут же хлопаю дверью, закрывая на замок. Темно. Не спешу включать свет, бросая сумку на пол. Первым делом избавляюсь от одежды, буквально сдирая с себя блузку и кидая её на стол, после чего грубо стягиваю юбку, что еле сползает с моих бедер, оказываясь на полу. Лифчик вешаю на спинку стула, подходя к кровати, на которой валяются футболки. Одна секунда — и мои вьющиеся волосы в полном беспорядке. Моя комната — это настоящий кошмар для матери. Хорошо, что у неё нет возможности войти внутрь, иначе она бы устроила здесь всё так, как у неё в комнате. Нужно место, где всё будет в таком «порядке», как этого хочется мне. Я ношу одежду по вкусу матери, в разговоре использую те же слова, что и она. Такое странное чувство, что из меня выращивают её копию, так что мне правда необходимо это помещение — моя комната. Моя. Надеваю зеленую майку, чувствуя, что мое тело наконец обретает свободу, и иду к окну, раздвигая шторы. Свет фонарей проникает в комнату, так что становится светлее. Я не включаю свет, чтобы не дать родителям понять, что меня мучает бессонница. Приоткрываю створку окна, запуская ночной воздух и шум, чтобы расслабиться, и поворачиваюсь лицом к небольшой, накрытой тканью, кроватке для детей. Она стоит у стены, в самом углу. Подхожу к ней, откидывая прозрачную ткань, чтобы разглядеть личико. Тишина. Аккуратно касаюсь кончиками пальцев лобика, выводя на нем небольшие круги. Твердая. Жесткая. С усталостью отвожу взгляд, вновь накрывая кроватку тканью.

Тишина.

Твердая.

Жесткая.

Примечание к части

*Бэйб — имеется в виду Baby(англ.) — Малышка.

>

Глава 1.

Полные ощутимой темноты коридоры сдавливают маленькое детское тело подобно стенкам черепа идущей босыми ногами по полу девочки. Мрак нагнетает плохие мысли, вынуждает пропускать страх сквозь себя, ведь она слышит плач. Громкий, звонкий, раздражающий своей нескончаемостью, но все же невинный, говорящий о том, что организм ощущает дискомфорт, взывающий о помощи. Девочка оглядывается, звуки за спиной сводят ее с ума, а нытье вселяет сильную тревогу, от которой невозможно избавиться. Спутанные после сна вьющиеся волосы небрежно лезут в сонные глаза. Резкое пробуждение, а теперь ужас от ждущей впереди неизвестности. С каждым крошечным шагом плач становится громче, и ребенок уже сдавливает уши ладонями, чтобы хоть как-то заглушить его. Бредет к двери в ванную комнату, откуда исходит звук, и вытягивает ручку, чтобы коснуться деревянной поверхности…

Громкие настырные удары в дверь. Сильная рука сжата в кулак, поэтому стук куда мощнее. Смотрю в серый потолок комнаты, сердце бьется быстро, отдаваясь в висках давлением, что вызывает боль в глазах от растущего напряжения во всем теле. Сдавливающая сила ополчилась на грудную клетку, поэтому дышу глубоко, но медленно, чтобы не терять самообладание.

— Харпер! — Мать стучит. Не прекращает создавать шум, так что осторожно поворачиваю голову на бок в сторону двери, шея затекла. Одеяло свалено на полу, подушка в ногах.

— Харпер, ты знаешь, сколько уже времени? — Женщина начинает отчаянно дергать ручку, и в моей глотке замирает вздох. Ей не под силу войти сюда. Осторожно, расслабленно роюсь рукой под подушкой, ища телефон, и смотрю на светлый экран. Почти восемь. Я проспала на полтора часа больше, чем нужно. Бросаю телефон в ноги, выдохнув в потолок, и растираю горячую кожу лба ладонью правой руки.

Этот сон… Неудивительно, что я проспала.

Машина несется по мостовой. Капли дождя быстро стекают по стеклу окна, в которое я смотрю уже на протяжении нескольких минут, молча ожидая увеличения боли в ногах, ведь, несмотря на дождь, мать настояла на каблуках. Серое небо. В стороне горизонта непроглядная гладь черноты. Лондон порой озадачивает меня своей мрачностью. Как можно поддерживать позитивное настроение внутри себя, когда атмосфера сего города с таким явным удручением давит на тебя?

— Харпер, это уже не в какие ворота, — мать никак не может простить мне столь халатное отношение к учебе и принятым в семье правилам. — Если так пойдет дальше, то мне придется попросить отца снять замок с двери.

Моргаю, только слегка хмуря брови:

— Прости, мам, — хрипло шепчу, чем вызываю панику в глазах женщины:

— Ты простудилась? — мой организм слабее, чем у большинства людей, и то, что наша семья живет в холодном Лондоне, играет роль.

Поправляю ворот пальто, прикрывая шею, и разочарованно вздыхаю, когда водный горизонт резко сменяется высокими зданиями, отрезая меня от простора. Среди домов я чувствую себя потерянно, словно от недостатка кислорода, моя голова идет кругом. Думаю, мне стоит больше времени проводить на природе.

— Харпер, что с тобой? — Тревога в голосе смешивается с раздраженным непониманием. Мать не любит, когда что-то идет не так. Не как обычно.

Когда я веду себя «не как обычно».

Поворачиваю голову, но в глаза не смотрю. Нельзя давать другим людям понять, что с тобой что-то не так.

— Я в порядке, — произношу как можно уверенней, хорошенько прокашлявшись, чтобы хриплость пропала.

— Нехорошо. Придешь со школы, прополощи горло, — смотрит на дорогу. — Нельзя тебе болеть. Сегодня вечером к нам заглянут Пенриссы.

— Опять? — Не успеваю заткнуться и вижу последовавшую на вопрос реакцию. Мать смотрит на меня, как на умалишенную, выпучив глаза:

— Боже, Харпер, нам повезло, что у нас хорошие отношения с ними, — «нам». Вновь она делает это. Местоимение множественного числа, будто эти достижения награда для нас, словно мы все этого возжелаем. — Тем более, они сами предложили, только у них дома, — мать хвастается, довольно улыбаясь своей победе. Своей, не нашей. — Вчера, помнишь, миссис Пенрисс упомянула, что Причард вернулся, — нет, не помню, я практически не слушала.

Причард? Ах, точно. «Золотой мальчик» из параллели. Понятия не имела, что он их сын. Да и сейчас эта информация незначительна для меня. Но для матери, видимо, все обстоит в корне иначе.

Машина, наконец, тормозит у ворот школы. Первый звонок уже был, так что территория учебного заведения пуста. Старосты не опаздывают, так что придется выслушать «нравоучение» не только от матери, но и от социального педагога. Мать держит руль и, несмотря на опоздание, улыбается:

— Хорошего дня, — наклоняется, оставив поцелуй на моей щеке, а я нахожусь в это время без движения, вынося прикосновение ее губ к моей холодной коже.

— Тебе тоже, — отвечаю, открыв дверь и проигнорировав машущую ладонью мать. Быстро иду к воротам школы, стискивая зубы от ноющей боли в стопах и стягивающей талию юбки до колен. У моей матери талант выбирать удушающие вещи.

Захожу в практически пустой коридор, в котором стоит гул. В кабинетах продолжает кипеть жизнь. Мой шаг замедляется, а на лице проявляется боль. Всего на секунду торможу, чтобы привыкнуть к чувству дискомфорта, и проверяю рукой состояние прически, вновь продолжая идти. Спину прямо, плечи расправить. Быстро заскакиваю в учительскую, забрав журнал, при этом игнорирую взгляд женщины с кружкой кофе в руках, делая вид, что слишком занята, чтобы объяснять причину своего опоздания.