Приходите за счастьем вчера (СИ)

Постепенно, очень медленно Катерине удалось вернуть душевное равновесие и обмануть всех – и чужих, и своих, и особенно Элайджу, перед которым ей не хотелось оказаться слабой, жалкой и готовой унижаться в момент расстановки точек над «i». И себя тоже, как ей казалось до того дня, когда уже вроде бы отученная София, увидев, что мать на неё сердита, вновь принялась упорно повторять свой первый слог.

У Элайджи осталось стойкое впечатление, что ему не всё договаривают, но если бы Катерина не сидела, тупо уставившись перед собой, а подняла взгляд, то увидела бы нежность на мгновение смягчившую суховатые черты мужчины, прежде, чем он вернул себе привычную маску спокойствия.

- Почему ты сразу не сказала?

- Потому что ты оставишь мне Златку, но её, – Кет скользнула ладонью по чёрным кудрям Софии, – всё равно отберёшь. Я не желаю чувствовать, как у меня забирают моего ребёнка. Не хочу.

- Если всё так как говоришь, – Элайджа прищурился, и сделав вид, что не услышал ни вопроса, ни просьбы, ни надежды в её словах, чётко ответил, – тебе уже поздно чего-то не хотеть. Не мучай зря, или ты видишь её в последний раз.

- Я никогда её не мучила! Я люблю… – Кет осеклась, вырвавшиеся с силой два слова заставили её сердце зайтись, а мир поплыл перед глазами от осознания мучительной правдивости сказанных слов. Уже тише, несвойственно робко: – я люблю Софию. Но это случайность, в которой виноват только ты.

- Чем я виноват.

- Ты её притащил сюда, а потом меня, хотя всё знал.

- Что знал? Что ты её полюбишь? Ты не из тех женщин, кто умилительно чахнет над младенцами. Для меня вообще загадка, как так случилось.

Он был прав. Более того – если бы она не напоила Софию идиотской настойкой, то чёрта с два она полюбила малышку, которую у неё всё равно отберут. Точнее ей и в голову бы не пришло возиться с Софией, и чувство вины никогда бы не переросло в нежность и после любовь. Но про чёртову настойку Кет ему бы и под дулом пистолета не рассказала.

- Тогда подумай хотя бы о том, что мы оба убийцы и не имели никакого права брать себе Софию, – последняя попытка воззвать к разуму.

- Тогда с какой стати ты собиралась рожать Златку? – отчеканил Майклсон, внимательно глядя воинственно блестевшие глаза Кет. – Она чем-то хуже?

- Потому что…

- Что? Катерина, в чём ты хочешь меня убедить? Что я виноват перед тобой, а значит должен оставить тебе и Софию тоже? – Он приподнял брови, и с нежностью поцеловал возившуюся с пуговицами на манжете его рубашки Златку в нос, поражаясь как похожи её задумчивые карие глаза на глаза Катерины. – Я знаю одно – ты и палец о палец не ударишь ради чужого человека, ради ребёнка – вероятно, да, но всё равно никогда твоя благодатность не простиралась до границ постоянной заботы о ком-то чужом. Но у Софии страннейшие привычки, которые даёт только систематическая возня, – в голосе зазвучал сарказм: – Ты у меня, конечно, видная леди с ногами от ушей, но сильно сомневаюсь, что и София полюбила тебя вместо Розы потому, что ты моложе или мордочка смазливее. Именно поэтому ты сейчас сидишь здесь, а не одна в своей комнате, стуча зубами от страха. Я давно замечал по дочерям, что вы неадекватно себя ведёте, но ты внезапно превратилась в сущую стерву, а Софи тебя тоже невзлюбила в ответ.

- Великолепный из тебя папаша. Истовый. Объясняю доступно – ни при чём тут мой стервизм, у неё просто кризис одного года, – надменно фыркнув, сообщила Кет, глядя на заснувшую у неё на руках дочку. – Чем ближе человек, тем капризней ведёт себя ребёнок, с тобой-то она часик в день, а со мной постоянно бегает. Литературу хоть раз стоило бы почитать, раз навёл кучу детей в дом и изображаешь внимательного родителя.

- Кхм… – он нахмурился на ответный яд в её тоне, – некогда мне читать. Ладно, отнесу Злателину в детскую к няне.

Элайджа встал, и поняв, что придётся просить, Катерина вскинула голову.

- Нет, пусть Златка остаётся со мной. Эл, ты правда отберёшь Софи потом, когда мы разойдёмся?

- Да.

Она кивнула и, поджала задрожавшие губы в нитку, но когда заговорила, Элайджа с облегчением выдохнул – благодарение Богу, от истерик он был избавлен.

- Я знаю, тебе некогда, но думаю, что стоит спросить твоего согласия. Раз всё так, как есть, то я переселю Софи в детскую Златки, чтобы они жили и играли вместе.

- Отлично.

- Тогда тебе лучше уйти. София уснула, и мне стоит заняться Златкой. Она по-прежнему чумазая.

- Катерина? – позвал Элайджа, вызывая взгляд женщины на себя. Задумчивость и упорство, видневшиеся в глубинах этих глаз, составляли мощный контраст с жизнелюбием и горячим темпераментом, оставившими самой природой – по-кошачьи приподнятые уголки бровей и рта, задорно вздёрнутый носик, – свою печать на лице. – Я знаю о чём ты думаешь и на что надеешься. Если бы ты могла мне что-то предложить взамен, ты бы уже предложила. У тебя ничего нет, – и как итог: – Я её заберу у тебя в любом случае, если ты уйдёшь отсюда.

- Правильнее будет сказать «когда».

- Нет, – покачал головой Элайджа. – Я сказал то, что хотел сказать. У меня нет ни малейшего желания видеть тебя несчастной или на коленях передо мной.

- А я не хочу воевать с тобой, – сказала Кет.

- Мне хватает войн вне дома. – Он подбросил дочку на прощание. – До вечера, Рыжик мой хороший.

Элайджа, спустившись по лестнице, широко улыбнулся поднимающейся наверх Розе. Случилось то, на что он и надеяться не мог. Или всё же мог? Он вспомнил день, когда впервые с их знакомства она ему понравилась как человек, а не как желанное тело для его постели – Катерина ещё в юности, не имея никакого опыта близкого общения с малышами, всё равно умела расположить к себе детей не хуже мужчин. Но всё же, этого мало для любви, просто в какой-то неизвестный момент ему сказочно, невероятно повезло, как людям везёт, может быть, только раз в жизни. Катерина могла быть мстительной, пакостливой, давно вытрепала ему все нервы, но… Она умудрилась полюбить Софию. Он давно осознал, что Катерина никогда, просто в силу природы её души, не сумеет относиться к братьям и Бекке, его семье не то, что с всеобъемлющей преданностью вроде Керолайн, но даже с той теплотой и заботой, что Елена, и принял это. Не мог требовать принять чужого для неё ребёнка. И потому неспособность к истинному сопереживанию людям, не входившим в её ближайший круг, никак не влияла на отношение мужчины к ней. Более того внутренний эгоист в Элайдже испытывал удовольствие от того, что у него есть только его, то, чем ненужно и невозможно делиться с Майклсонами. София – совсем другое. София была тоже только его, и ему хотелось, чтобы она осталась с ними дома навсегда. Слепящее ощущение счастья... Катерина снова подарила это мгновение. Твою мать, она это со школьной скамьи умела так чертовски здорово...

Элайджа вышел на крыльцо и с наслаждением вдохнул носом воздух. Его уже давно мучил несчастный вид жены, её непонятный страх и нервный тик во сне, тревожило, что она взбрыкнёт и разорвёт контракт, чем подставит себя самою, а, оказывается, её причина быть грустной жила у него под боком. Глупая причина, он не собирался прощаться с Катериной, ставшей пусть и косым, но лучиком солнца в жизни. И уж тем более не собирался издеваться над ней, отбирая детей. Оказывается, так сильно хотелось обладать ею, чтобы она не могла никуда деться, ему так сильно хотелось семью, а он и не знал раньше насколько, потому что постоянно за неё боролся, вместо того, чтобы наслаждаться. Сейчас же... Время на его стороне – пройдет год, другой, Катерина поймет, что никто включая его не будет причинять ей боли, что она тут хозяйка и успокоится. Майклсон потянулся, серенький денёк казался ему счастливым и солнечным, и даже в голову не могло прийти, что Катерина мечется наверху.

Если раньше у неё были мысли поступить разумно и скрыть от него все дела с Колом, то, когда Элайджа сказал, что собирается жить с ней до конца, на эти планы уже не хватало духу. Сцепив пальцы в замок, Кетрин с размаху села на кровать. Говорить не стоило, не сказать – не то же, что солгать. Или то? Конечно, то.