Свет с небес

Эта мысль причиняла Эллис невыносимую муку, но она упорно заставляла себя смотреть правде в лицо. Лучше гордиться своей честностью, чем строить воздушные замки. Это, кстати, полезно во всех отношениях. Какая разница — переспит ли он с ней потому, что это безопасно, или будет избегать ее по той же самой причине! Все равно он уйдет. И все равно она обречена на одиночество. Так что гораздо лучше видеть все, как есть, чем убеждать себя в том, что она такая же женщина, как и остальные.

Эллис напомнила себе притчу о бедном сапожнике и его дочке, которые были совершенно счастливы до тех пор, пока богач не пригласил их к себе на один день... До сих пор Эллис только догадывалась, что потеряла, теперь же знала все до конца. Так что, если впредь они и будут заниматься любовью, она будет знать правду. И эта правда отравит ей остаток жизни...

Морфи повесил трубку и сцепил руки на затылке. Он столкнул камень с горы, и теперь оставалось только ждать, что последует дальше. Вечер пятницы, тем более предрождественский, не лучшее время для обращения за информацией в розыскные агентства. Закон, конечно, не должен спать, но может позволить себе слегка вздремнуть в это время.

В департаменте полиции Берли вняли его настойчивой просьбе, пообещали достать папку с делом Эллис Гудинг из архива и утром выслать экстренной почтой.

Ему удалось уговорить своего приятеля в Организации по борьбе с наркотиками послать срочный запрос в центральную картотеку. Если турецкий кинжал или упоминание о нем всплывало в какой-нибудь криминальной хронике, то к завтрашнему вечеру Нейл будет знать об этом.

Кроме этого, к завтрашнему вечеру он будет знать, есть ли у кого-нибудь из жителей округа темное прошлое за плечами. Тогда можно будет приступить к настоящему расследованию.

Со вздохом Нейл откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, ожидая, когда утихнет резкая боль в пояснице. Надо бы позвонить Фрэнку домой и ознакомить его с подробностями. Вполне возможно, шериф обидится, когда узнает, какую активную деятельность он развивает за его спиной. Но Робинсон должен будет понять, что нельзя вести переговоры из кабинета, где слишком много любопытных. Фрэнк оценит его стремление сохранить покой Эллис. А кроме того, в отличие от своих помощников, шериф не был склонен к сплетням.

Надо постараться, чтобы Эллис не услышала их разговора. Она и без того напугана, так пусть этот страх служит гарантией ее осторожности, а вот о подозрениях Нейла она не должна ничего знать.

...А прошлой ночью... Морфи чертыхнулся и выпрямился. Снова разболелась спина. ...Эта женщина — само искушение. Она так неопытна, так беззащитна перед водоворотом новых ощущений, так страстна, что завладела всеми мыслями Нейла.

Он никогда больше не коснется ее. Вчера, когда Эллис кинулась утешать его, Нейл не устоял перед ее близостью и своим слишком долго подавляемым желанием, но вечером, когда она захмелела от бренди, он обязан был воздержаться от соблазна, ведь, тогда он уже взял себя в руки, и то, что случилось, уже нельзя оправдать помешательством от горя. Нет никакого объяснения тому, что он усадил ее себе на колени... кроме разве что страстного желания. Кроме того, что долгие годы никто не волновал его так, если вообще когда-нибудь волновал. Помимо всего, Эллис Гудинг может совратить и святого — не то что Князя тьмы.

Морфи криво усмехнулся. С первого раза, как он увидел эту женщину — тогда она показалась ему чопорной и неприступной, — он захотел ее. С тех самых пор он откровенно мечтает увидеть ее распростертой на белых простынях, распятой тяжестью его тела, влажной и блестящей от испарины... Он мечтал о том, как будет держать ее руки, закинутые за голову, как будет целовать...

— Проклятье! — Он резко выпрямился и отогнал прочь волнующие картины. Нельзя позволять себе думать об этом, если не хочешь навлечь на себя и на Эллис большие неприятности. Займись-ка лучше делом — позвони Робинсону. И он потянулся к трубке.

— Нейл!

Пронзительный женский крик заставил его вскочить. Он бросился из кабинета и только успел распахнуть дверь, как Эллис упала в его объятия.

— Эллис? Что случилось?

Крупная дрожь сотрясала ее, тело, пальцы впились в свитер Нейла, как будто Эллис хотела забраться внутрь и спрятаться там.

— Эллис?

— Нейл, Нейл, он был в маске! В ужасной, отвратительной маске!

Он обмер.

— Кто был в маске? Кого ты увидела, Эллис? Кто-то заглянул в окно?

Она замотала головой.

— Нет... нет... Я вспомнила. О Боже, я не выдержу! Я не вынесу этого!

Морфи еще крепче обнял ее, прижав ее голову к своему плечу.

— Ты вспомнила еще что-то?

Эллис кивнула.

— Я видела его, — в ужасе шептала она, — только голову и маску. И я знала, что... что ранена... и... и не могла пошевелиться. Мне было страшно... Так страшно!

Нейл понимал, что должен отвести ее на кухню, налить ей бренди, усадить за стол, сесть рядом и приготовиться слушать. Но вместо этого повел ее в спальню. То, что сейчас действительно нужно Эллис, не имеет ничего общего со здравым смыслом и предосторожностями.

— Хорошенько укутайся, — сказал он, подводя ее к постели. — Через пять минут я принесу тебе бренди.

— Но... — В глазах ее стояли ужас и смятение.

— Доверься мне, Рыжик. Вот и все. Я сейчас вернусь.

Руки тряслись. Разбитая и измученная, чувствуя себя совершенно больной, Эллис с трудом переоделась в байковую ночную рубашку и забралась в постель. Когда Нейл вошел к ней, она лежала, укрывшись до подбородка и глядя на него широко раскрытыми глазами. Он присел на край постели.

— Вот. Выпей.

— Но это уже было! — испуганно воскликнула Эллис. Она сомневалась, что выдержит повторение вчерашнего.

— Просто выпей это проклятое бренди, Эллис. — Сурово сдвинув брови, Нейл вложил рюмку ей в руку и заставил поднести ко рту.

— Я прошел через это, леди. Сначала выпей, а потом будешь говорить, пока не обессилеешь.

Первый же глоток обжег ей горло, она поперхнулась и закашлялась, но выпила все до капли.

— А зачем говорить? — хрипло спросила она и испуганно округлила глаза, увидев, что Нейл встал и вынул ремень из джинсов.

— Потому, что ты все равно не можешь сейчас думать ни о чем другом. — Уж это-то он знал точно. — Есть вещи, о которых нужно говорить до конца.

Он снял только ремень и ботинки и лег поверх одеяла рядом с Эллис.

— Свет оставить или выключить?

— Оставь, — попросила она. — Пожалуйста.

— Хорошо, — протянув руку, он сгреб ее вместе с одеялом и привлек к себе. — Закрой глаза и говори. Расскажи мне все, что вспомнила, что чувствовала тогда, что чувствуешь сейчас.

Некоторое время она молчала. Нейл не торопил ее. Он понимал, что творится в ее душе. Слишком тяжело говорить о самом страшном, о глубоких ранах. Но именно этот ужас человеку порой бывает жизненно необходимо облечь в слова.

Нейл гладил Эллис по спине поверх одеяла, несколько раз нежно поцеловав в рыжую макушку... Странно, но только став взрослым, он неожиданно понял, как важно бывает крепко обнять того, кому больно. Но понял слишком поздно, что поцелуй и объятие могут нести облегчение.

— Я сумасшедшая, — тихо прошептала Эллис.

— Я тоже так думаю, — хмыкнул он.

— Я просто бешеная.

— Вполне созрела для отстрела.

Он почувствовал, как ее кулачок уперся ему в грудь.

— Возможно, — резко ответила Эллис. — О Нейл, ну как люди могут совершить такое? Как кто-то...

— ...Как кто-то мог сделать такое с тобой? — закончил за нее он, и сам же ответил. — Что я скажу тебе, Эл? То, что это всегда было и всегда будет?.. Если люди ведут себя несколько беззаботно, я прекрасно понимаю их... Но вот продуманную, расчетливую жестокость, нет, этого я не могу понять.

— Он, должно быть, ненормальный.

— Наверное.

Она снова замолчала, и, если бы ее руки машинально не поглаживали его, Нейл подумал бы, что она уснула. Неужели она даже не замечает, что ласкает его? Нет... Она погружена в свои воспоминания. Он знал, как это нелегко. Помнил, как мучительно преследует тебя каждый клочок воспоминаний, вырванный у забвения, как ты вертишь и крутишь его, пытаясь вставить в картину, которая начинает медленно вырисовываться из тумана. Как пытаешься заполнить пустоту вокруг случайно восстановленного кусочка памяти. С каким ужасом ожидаешь прояснения неизвестного.