Стану Солнцем для Тебя (СИ)

Когда успел настолько привязаться? Не понял. Не заметил, как поменялись полюса в жизни.

А что теперь будет?

Кто даст ему стопроцентную гарантию на благоприятный исход? Кто? Бог? А он есть? Сава? Сам Костя? Кто?!

Невыносимо было думать, гадать и не знать, что его ждет дальше? Не находились правильные слова ни для себя, ни для других. Есть ли они вообще, эти правильные слова, когда человек, которого ценишь и которым дорожишь, вдруг может прекратить жить?

Костя не спрашивал и не интересовался, кто и зачем. Хоть и были подозрения, но месть оставил на потом. Точнее, то, как он будет действовать дальше. Будет ли жить эта паскуда Разецкий, зависело напрямую от этих двух часов.

Неизвестность страшит, хуже самой смерти, хотя куда уж хуже?!

Только представил себе на секунду, что все... просто все.

Выйдет врач и скажет:

- Мы сделали все, что могли. Нам жаль. Примите соболезнования.

Таня хлопнется в обморок, Саныч схватится за сердце, Сава и Артем останутся стоять с каменными лицами, а у него сердце из груди вырвут, растопчут, порежут на куски. И внутри, из самых мерзких темных глубин сознания, вынырнет наружу желание не крушить, не убивать, не мстить. Нет. А просто пойти к ней. Последний раз вдохнуть ее запах. Прикоснуться к еще теплой нежной коже. Поцеловать. А потом лечь рядом и просто умереть.

Потому что, без сердца ты не можешь жить, никто не может жить без своего сердца.

И он не сможет. Продержится какое-то время, а потом ляжет и умрет.

Потому что мир перестанет быть привлекательным. Солнце перестанет греть и освещать всё красками. Не будет больше ничего важного. Все станет тусклым и пустым. Пресным. Потеряет свой вкус. Свою значимость.

Он эгоист до мозга костей. Чертов эгоист!

Илья его не удержит здесь.

Плохо так говорить. Неправильно.

Но как есть.

Сын не сможет его удержать надолго.

Год-два, пока сам Илья не подрастет, и время не затянет его раны, но не больше. Бывает такое, что дети - это важная часть жизни, но самым главным, тем, что делает тебя самого живым, является другой человек. Твой человек. Не твоя половинка, нет. Отрежь от тебя половину, и ты проживёшь, как-то, но проживёшь.

А твой человек, он должен всегда быть рядом. Близко. Как можно ближе. Чтобы дышать одним воздухом. Чтобы думать одними мыслями.

Марина - его человек!

Так и стоял под этим проклятым дождем. Ждал чего-то. И оно случилось!

Холодная детская ладошка прикоснулась к его ладони. Схватила крепко и сжала сильно, дернула, привлекая его внимание.

Илья.

Сын стоял рядом, вцепился в его руку и смотрел на него, задрав голову вверх, серые глаза блестели слезами, но он стоически их не замечал, только носом шмыгал и смотрел на него, ждал.

- Иди сюда! - прижал сына к себе, стиснул руками мальчишеские плечи. - У нас все будет хорошо, слышишь?!

Илья зашмыгал громче, плечи затряслись от рыданий. Он - маленький мальчик, который узнал, что его самый родной и близкий человек, самый дорогой и важный, может умереть. И ему страшно. Страшно потерять свою маму!

Костя помнит, каково это - потерять свою маму. Хрупкую. Красивую. Умную. Мудрую. Любимую маму!

Прижал сына к себе еще сильней, успокаивающе гладил по тонкой спине, что-то говорил. А у самого мороз по коже мурашками пробежался, и тряхнуло его снова так, что помутнело перед глазами и качнуло из стороны в сторону.

Осознанием шибануло!

Костя не один. Илья! У него тоже горе. Та же пустота. Тот же страх. Неверие. Та же неизвестность пугает.

Только единственной константой в мире его ребенка был он сам. Только он мог дать ему силы пережить все это. И неважно, сколько времени это займет. Но только Костя мог помочь сыну справиться и пережить весь этот ужас и кошмар.

Костя не один в своем горе.

Их двое.

И Марина самая-самая для них: важная, ценная, любимая. И они не могут ее потерять. Не могут! И не потеряют!

- У нас все будет хорошо, слышишь?! Все будет хорошо! Наша мама сильная, ты же знаешь, она выкарабкается! У нее другого выхода нет!

Косте казалось, что сын его не слышит, но Илья вдруг замер, поднял на него полные слез и невыплаканной боли и страха глаза, посмотрел недоверчиво, но с такой дикой надеждой и отчаянным желанием поверить, что Костя не мог замолчать:

- Вот увидишь, мама справится! Она нас никогда не бросит, Илюх, никогда! Ты же знаешь, да?!

Мальчик кивнул, уткнулся макушкой в Костин живот и снова заревел, но теперь, кажется, облегченно.

Костины слова его немного успокоили. Немного.

Но что, если Костя соврал?

Что, если... если выйдет по-другому?

Как Косте жить после этого?

Как смотреть в глаза Илье?

Перед глазами стояла Марина, эта ее дурацкая насмешливая самоуверенная улыбочка, даже чуточку презрительная. Она смотрела на него и, как бы, подначивая своим взглядом, говорила ему: «И что ты сделаешь? А, Костя? Опять сбежишь? Опять спрячешься? Замкнешься и будешь снова всех ненавидеть за свою боль? Да, Костя?»

Нет!

Ему не потребуется ничего этого!

Марина будет жить! Будет на него злиться, потому что потеря контроля для нее «хуже смерти», будет его проклинать и беситься. А он будет рядом, несмотря ни на что. Продаст все, и купит соседнюю квартиру. Будет мозолить ей глаза. Будет ее доводить до бешенства. До ругани. До угроз. Все у них еще будет!

Потому что Марина будет жить!

Другого выхода у нее просто нет.

Ни у кого из них нет права сдаваться.

Два солнца и одна земля.

Она его человек! Она человек Ильи! Она будет жить, несмотря ни на что!

ГЛАВА 13

У него затекли ноги, - ужасное ощущение, будто тысяча иголок по всей поверхности одновременно начинают колоть, под кожу вонзаются и лезут еще глубже, но встать и размять их не мог. Проснулся оттого, что все тело свинцом налилось, и от кошмара его начало колотить нервной дрожью, но сумел взять себя в руки, быстро успокоился и не разбудил Илью.

Лицо руками растер, сделал глубокие вдохи, чтобы кошмар этот перед глазами не стоял.

Сын спокойно спал, полусидя на сиденье рядом, но при этом часть туловища и голова спокойно лежали на коленях самого Кости.

Сонно взглянул на наручные часы, отметил, что проспал два часа, скоро должен вернуться Саныч и сменить Костю.

Не находил в себе сил, чтобы повернуться лицом к, стоящей в палате кровати. Просто не мог физически выносить это зрелище: Марина вся в трубках, проводах; мертвенно бледная, худая; трубка, торчащая изо рта, благодаря которой она все еще дышала, а значит жила.

Ненавидел все это. Ненавидел!

Но не мог не приходить.

Не мог не слушать писк приборов, гудение этого чёртового ИВЛ.

Каждый раз с замиранием сердца слушал ее пульс на приборе. Мог подойти и взять ее ладонь, едва теплую, вялую, будто неживого человека, найти на запястье точку и, собственными пальцами ощущать, как бьётся новое, сильное сердце.

Только Марина не просыпалась.

Он убеждал Илью в этом: мама просто сильно устала и ей надо восстановиться.

Практически точь-в-точь повторил слова всех врачей. Что такое бывает. Что истощенный организм должен восстановиться. Наверное. Но с ними такое за что?

Месяц прожил, как в аду. Хотя почему, как? Это ад и есть!

Жить и не знать, что будет дальше с тобой, с твоим ребенком, с твоей женой!

Ждать. Жить ожиданием улучшения... или ухудшения.

Держаться изо всех сил, чтобы не сорваться и не начать творить вещи, о которых потом будешь всю жизнь жалеть. Молча стиснуть зубы, держать сына за руку и убеждать обоих, что все будет хорошо. Брать неизвестно где силы на это терпение, на такую жизнь, и делиться с другими, быть для них опорой.

А ему кто, хоть каплю веры даст? Хоть чуток? Его веры становится мало. С каждым днем, часом, минутой.

Он уже проходил через это. Видел, как безуспешно врачи борются. Видел. Помнил. Пережил.