Проверяя Сенатора (ЛП)

смогу выстроить стены между своей семьей и мной. Тот факт, что ба и дед не разыскивали

меня, совсем не похоже на этих двух. В их натуре сравнять все с землей, настолько в

грубой манере, чтобы потом можно было легко обойти. Меня даже начинает мутить от

перспективы того, что ба действует, не имея полного представления – это просто–напросто

безумие!

Бен улыбается мне.

– Это о том, чтобы мы стали больше, чем друзья. Я напишу тебе номер телефона. – С

этими словами он пересекает свой кабинет, направляясь в ванную.

Экстренное сообщение! Мне нужно сделать то же самое.

– Очень хорошо. – Я выдыхаю, иду к двери. – Не, то, чтобы я согласна стопроцентно на

все, но сегодня утром у нас мало времени.

– Что это значит? – Он останавливается в дверях.

Открывая дверь, я берусь за ручку.

– Мы можем попробовать. Побыть друзьями.

***

Зал имени Кеннеди является еще одним великолепным произведением архитекторов и мне

сложно поверить в то, что я каким–то образом имею отношение к этой комнате, хоть и

отдаленно по линии своего отчима. Здесь накрыт континентальный завтрак и я толкаю

тележку, полную раздаточного материала, но нигде не вижу Беннетта. Я улыбаюсь, кивая

людям рядом, и прохожу несколько огромных мраморных колонн. Глядя вверх на

затейливые люстры, я вновь пребываю в восторге. Я вхожу в зал – Господи Иисусе!

Нора была права. Атмосфера накалена. Помимо непревзойденной способности Беннеттом

воздействовать на обстановку, эта встреча Департамента иностранных дел в формате

круглого стола отличается как день и ночь от того, что я видела в Бостоне. Он прямо здесь,

его низкий голос вибрирует, когда он смеется и окружающие его также от души смеются

над чем–то, что он сказал. Я стараюсь не глазеть на него или кто–то еще. Достаточно того,

что с каждым шагом пробка в заднице напоминает мне, как он чувствовался во мне вчера –

сегодня утром.

– Вам помочь? – спрашивает меня еще одна сотрудница.

– Спасибо, – говорю я, собрав кучу раздатки, которую она берет на ближайший стол, где

несколько высокопоставленных лиц сидят и беседуют.

Единственный раз, когда я позволила себе взглянуть туда, где стоит Беннетт, и в тот

момент он как будто читает мои мысли и поднимает взгляд, встречаясь с моим. Он

улыбается мне. Сразу же, мои мысли рассыпаются, словно колода карт, брошенная в

воздух, и мое лицо вспыхивает.

Оливер останавливает меня.

– Доброе утро. Дай мне немного.

– Эй. Как я справляюсь? – Я киваю двум сенаторам, которые остановились около меня,

прося у меня раздатку.

– Потрясающе. Мы могли бы начать вовремя. – Он кому–то машет рукой, его взгляд

возвращается обратно ко мне. – Ты будешь работать с той частью зала. Я возьму на себя

вход и эту часть помещения. – Он наклоняет голову в сторону группы, что–то раздраженно

шепчущей.

– Давай лучше ты. – Я протягиваю ему пачку документов, а затем убираю тележку в

сторону, занимая свое место в то время, как свет гаснет. Женщина представляется как

профессор в области международных финансов Джорджтаунского университета и

рассказывает о торговой политике США с Кубой и Карибским бассейном.

Десять минут спустя, прислонившись спиной к стене, я вижу, как Беннетт благодарит

модератора и начинает произносить свою речь. Помимо законодателей и прессы,

присутствующие здесь – профессионалы высокого уровня – иностранные официальные

лица с переводчиками, лоббисты, руководители компаний. Мне показалось или я

привыкла к тому, что откровенность разговора лавировала, как говорится «на лезвии

ножа», пока не заметила, как в зал входит Джексон Картер.

Я не верю своим глазам. Если бы я могла слиться со стеной и превратиться в лужу, то я

определенно бы так и сделала. Он что–то говорит Оливеру, а затем садится около дальней

стены. Я молюсь, чтобы он меня не заметил. И затем я выдыхаю от облегчения – Картер

не узнал бы меня, даже если бы я сидела с ним рядом. Я в одежде – на мне нет маски и

темного парика. Какая странная мысль, затем я оглядываю комнату и я понимаю, зачем

необходима вся эта шпионская чушь в Доме.

В прошлую субботу я видела лицо Джекса, но все члены клуба в Доме носили различные

варианты масок и капюшонов. По правде говоря, оглядывая членов конгресса,

находящихся передо мной, я бы не смогла никого узнать. И будем надеяться, что ко мне

это также относится.

Мой телефон гудит, и я сжимаю челюсти. Я забыла его выключить. Я направляюсь к

выходу и намерена просто отключить этот чертов аппарат... погодите, это Брук. Она

написала мне. «Помоги. Срочно. Срочно перезвони мне!!!»

Глава 9

ДВУХ ЗАЙЦЕВ ОДНИМ ВЫСТРЕЛОМ.

Беннетт был занят на заседании круглого стола, поэтому я спешу домой, не видясь с ним

остаток дня. Каждый час я звонила Брук, беспокоясь и чтобы быть уверенной, что с ней

все хорошо – настолько хорошо, насколько она может быть, когда ее жизнь выходит из–

под контроля. Мы уже столько пережили, росли вместе и ходили в одну и ту же школу,

наши первые страдания и расставания. А теперь... это.

Открываю входную дверь, ожидая найти соседку на диване рыдающей навзрыд. Я иду по

следу ее разбросанных вещей, который начинается уже в коридоре. Ее сумка на столе.

Одна туфля радом, вторая валяется около стены.

– Брук? – зову я, но ничего не слышу в ответ. Я иду по коридору и захожу в ее комнату.

Она поворачивает свое зареванное лицо ко мне, оставаясь лежать, свернувшись калачиком.

– Эй, – говорю я, входя в ее комнату. – Как ты?

– Я больше не вою.

– Но как ты себя чувствуешь? – Я склоняюсь над ней, подбирая использованные носовые

платочки и бросаю их в кучу на тумбочке.

– В полном раздрае, – говорит она, всхлипывая. Она вытирает рукавом нос, и я сажусь на

кровать рядом с ней, не желая раздражать или давить на нее. Я протягиваю ей чистый

носовой платок и откидываю в сторону ее челку.

Ее темные глаза наполняются чем–то похожим на страх, и мое сердце сжимается от ее

вида.

– Что я могу сделать?

– Заставь все это прекратиться!

– О, Брук. Ты мало чего сообщила по телефону. .

– Нет. Я и двух слов связать не могу не плача. – Она садится и прислоняется головой к

изголовью. – Я просто плакала и плакала и плакала, выходя из кабинета врача. Я столько

не плакала со школы. Помнишь день, когда я упала с турника и распорола подбородок?

– Да, ты приземлилась на меня, – отвечаю я, ероша ее волосы. Плач не привычен для Брук.

Даже когда умерла ее мама, она стойко держалась – не пролила и слезинки на похоронах

или погребении.

– Ну, похоже, я делаю это снова! – Она икает и закатывает глаза. От нее пахнет алкоголем,

и я кидаю взгляд по ту сторону кровати, когда она наклоняется и поднимает стакан.

Отодвинув в сторону подушку, она горько смеется. – Давай выпьем за мою способность

все проеб*ть!

Она достает из–под подушки бутылку Nolet’s Reserve.

Вот дерьмо!

– Ты ведь шутишь. Брук, отдай мне бутылку.

– Не волнуйся. У меня есть план, – фыркает она и откупоривает бутылку джина,

прикладывая ее к губам.

– Я готова помочь тебе... сделать все, что ты скажешь. Но я не собираюсь стоять и

смотреть как ты напиваешься. – Я встаю на колени и протягиваю к ней руку. Она пытается

оттолкнуть меня, и хотя мы одинаковые и по росту и телосложением, я – не пьяна. Слава

Богу! – Отдай. Ее. Мне!

– Нет! Пожалуйста, – кричит она мне в ответ.

– Тихо! – настолько нежно, насколько могу, я вытаскиваю эту чертову бутылку из ее рук,

двигаюсь по кровати в сторону и бегу в ее ванную. Она не смотрит на то, как я выливаю

джин в унитаз. Смываю, затем выкидываю пустую бутылку в мусорное ведро и