Дважды в одну реку (СИ)

Даша услышала, как захлопнулась дверь, и только после это отошла от окна.

«Что ж, еще минус один», — в последнее время круг ее близких и друзей не пополнялся, а только сжимался все сильнее и сильнее.

Мамины блинчики с творогом, кофе из старой джезвы, ощущение, что тебя любят, несмотря ни на что, успешна ли ты, красива ли, совершаешь глупые поступки или наоборот. Даша любила проводить выходные с мамой, в разговорах, в прогулках по городу, в бытовых мелочах, походах на рынок и пробежках по магазинам, правда, в последний месяц с мамой удавалось побыть не так уж часто — встречи с Максимом захватили все Дашино время, вечера, субботы и воскресенья. Она обнаруживала его вещи в своей гардеробной, ботинки в коридоре, машину на парковке рядом со своей. Наверное, давно следовало спросить, а что он сказал жене, как объяснил почти еженощное отсутствие дома, но Даша не спрашивала — отношения Максима с женой ее не касались. Они не говорили о будущем, только вспоминали прошлое, общее и все то, что произошло, пока они были далеко друг от друга. Макс рассказывал, как пытался справиться с грузом проблем после смерти отца, Даша говорила о работе в Цюрихе и о годах в Москве, они оба как запретные обходили только две темы: ее отъезд в Америку и его брак. Макс готовил ей завтрак и одновременно с ней уезжал на работу, иногда они обедали вместе, ужинали где-то в городе или вместе что-то делали дома. Когда Даша засиживалась за компьютером допоздна, Макс уговаривал ее отправиться спать, а когда он рассматривал какие-то чертежи, забывая о времени, она молча выключала свет и просила пойти с ней в постель.

— Даша, о чем ты опять замечталась? — мама поставила перед ней чашку с кофе.

— Да я вот думаю, мам, я что, правда, плохой человек?

— Даша, с чего это? — мама посмотрела на нее с беспокойством. Она, как никто другой знала, что дочь только кажется сдержанной и даже холодной, а в душе у нее творится, Бог знает что.

— Да, так, ни с чего, — Даша махнула рукой. У нее было странное состояние, какая-то детская радость и одновременно предчувствие беды.

— Даша, не темни, — мама, когда было нужно, могла сказать это тем самым голосом, что хотелось признаться во всех своих грехах лет с десяти.

— Понимаешь, вот Ленка говорит, что я иду по трупам, что никого из окружающих за людей не считаю. На работе меня, кроме как мегерой, вообще никто не называет. Даже у тебя на работе многие до сих пор упрекают меня за то, что убедила тебя продать бизнес. А я ведь не делаю ничего плохого, просто живу так, как хочу, делаю свою работу, так, как нужно, — Даша почувствовала, как к горлу вновь подступают слезы. В последнее время каждый мало-мальски важный разговор сопровождался слезами.

— Даша, ты совсем не плохой человек. Я это знаю, и не просто говорю тебе как мать, только, чтобы успокоить. Но ты часто обижаешь людей, не всегда со зла, просто в силу характера. Но те, кто любят тебя, те прощают.

— Мама, ну почему так?

— Может, я виновата. Я всегда хотела видеть тебя сильной и успешной, давала тебе понять, что только, став самостоятельной, ты будешь счастливой. А ты превзошла все мои надежды, стала очень самостоятельной, а счастливой тебе еще предстоит стать.

— Иногда мне кажется, что я просто физически не могу быть счастливой, что мне всегда нужно больше, чем у меня есть, чем может быть, — Даша грустно улыбнулась. — А потом появляется Макс, и я вообще перестаю думать.

— Вечный Макс, — усмехнулась мама, — Он изменился, как-то смог собрать дело своего отца. Я не верила.

— Мама, ты осуждаешь меня за эту связь?

— Нет, не осуждаю.

— Даже из-за отца, из-за того, что он когда-то ушел от нас, а теперь я увожу другого мужчину из семьи?

— Ты очень похожа на своего отца, Даша, больше, чем на меня. Он мне как-то сказал: «Я был счастлив с тобой, а теперь хочу быть счастливым с другой». Ты хочешь быть счастливой с Максимом, он, наверное, тоже хочет быть с тобой, а я только хочу видеть счастливой свою дочь.

— Спасибо, мама, — Даша сделала глоток лучшего в мире, маминого кофе.

— За что? Но ты же понимаешь, что эта ваша связь вот так, когда он просто живет у тебя, имея жену и ребенка, она не может длиться вечно. Что-то ведь нужно будет делать, решать. Ему решать, не тебе, а я до сих пор не верю, что Звенигородцев способен что-то решать.

— Я знаю, мама, знаю.

— Максим, займись со мной сексом, — сказала ему Даша.

Он хотел возразить, сказать, что с самого первого их раза он с ней занимался любовью, не сексом, но промолчал. Растерянная, расстроенная и даже немного жалкая Даша уступила место Даше страстной и разгоряченной, уже не девочке и не девушке, а женщине, которой он не мог возражать. Они были близки, медленно, мучительно, агрессивно. Они ласкали друг друга и мстили друг другу, за каждый день, каждый месяц, каждый год, что она провела вдали от дома, за каждую женщину, девушку, шлюху, даже жену, рядом с которой он был, пока она была далеко. Сердце стучало и грозило выскочить из груди, слова, нежные и обидные, замирали на губах. Они не говорили, отдавшись ощущениям, узнаванию друг друга. Макс не мог до конца понять, чего было больше в их близости: отчаяния, радости или страха, он бы хотел задать Даше сотню вопросов, но дал себе слово подождать. Она, не любившая молчать, не проронила ни звука, только по ее глазам Максим видел, как отчужденность и злость уступают место проблескам надежды. В какой-то момент Даша затихла и уснула, а он так до самого утра не сомкнул глаз, только прижимал ее к себе сильно-сильно, радуясь, что и во сне Даша цепляется за него. В 6-40 он отключил будильник на одном Дашином телефоне, в 6-50 — на другом, в 7-00 выключил iPad, который какой-то нелепой мелодией призывал их вставать. Хоть в этом Даша не изменилась — строгой бизнес-леди требовалось столько же усилий для раннего подъема, как и милой девушке его юности. Макс выбрался из кровати, натянул свою старую, найденную в недрах Дашиной гардеробной одежду и отправился готовить завтрак. Омлет, крепкий кофе, бутерброд с ее любимым сыром бри, — он надеялся, что Дашины вкусы не изменились за годы жизни где-то далеко.

Даша была утром настороженной, но довольной, даже счастливой, ела омлет, запивала бутерброд кофе, он спросил, где она собирается обедать, она улыбнулась, что пока не собиралась, но ради встречи с ним готова поехать куда-нибудь.

На обед Макс ехал с другого конца города, свернув на середине совещание по строительству нового бизнес-центра, первым срываясь со светофоров, и все равно опоздал. Даша улыбнулась, увидев его, и сказала, что уже заказала ему стейк. Она знала его, он знал ее — так какого же черта они делали все это время? Вечером он приехал к ней, захватив из дома пару чистых рубашек, джинсы и свитер, Даша ничего не сказала, увидев его пожитки, только включила свет в гардеробной.

День за днем он был рядом с ней, уходил от нее, возвращался к ней, все время ждал, когда Даша спросит его о жене, о разводе, а она не спрашивала почему-то. Ира устроила ему скандал в первое утро, когда он вернулся от Даши, в кроссовках и в старой спортивной одежде, так и не забрав из раздевалки в спорт-клубе свой костюм и какие-то другие вещи, брошенные там накануне. Хотелось закричать на жену, требуя, чтобы она заткнулась, ударить ее в ответ на слова о потаскушке, с которой он провел ночь. Максим вспомнил сдержанную Дашу и промолчал, только бросил, уходя, что поговорит с ней, когда сам сочтет нужным. К этому разговору он был почти готов, у него на столе лежали все документы, касающиеся развода, но Максим почему-то тянул, глупо и трусливо, наслаждаясь своей новой жизнью рядом с Дашей.

Почти через месяц после того, как он впервые остался с Дашей, Макс, наконец, решился на разговор с женой, которой совсем скоро предстояло стать бывшей.

Он открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру, пахло чем-то сладким и сдобным. Ира была в гостиной, сидела на полу, играя с дочерью, ползающей в манеже. Его жена, его дочь — родные и близкие люди, так почему же он не чувствует к ним ничего, кроме настойчивого желания освободиться. Ира взяла девочку на руки, защекотала крошечные пятки и рассмеялась, услышав смех дочери.