Дважды в одну реку (СИ)

Так странно видеть Максима в этой квартире, отвечать на его настойчивые вопросы «Что с тобой происходит?», «Тебе точно не надо в больницу?», улыбаться, глядя на его попытки найти что-то съедобное в ее пустом холодильнике, видеть, как он открывает дверь ванной комнаты и вешает на крючок принесенный из спальни теплый халат.

Он привез ее домой, раздел, накормил, а потом донес от ванны до кровати. Даша была бледной, жалкой и со спутавшимися волосами, она не думала, о чем говорить и как все это выглядит со стороны. Это выглядело странно и даже абсурдно, но почему-то между ними не было той глупой неловкости, что сопровождало тот неудачный ужин в ресторане.

— Даша, что с тобой? — тихо спросил Максим, садясь на край ее постели. Немного разрумянившаяся, с пушистыми волосами, в пижаме с огромным смайлом на груди, Даша была улучшенной версией самой себя десятилетней давности.

— Наверное, не рассчитала свои силы, — она слабо улыбнулась. — Много нервов, мало еды, отдыха и сна.

— Ты бежала как проклятая.

— Пыталась взобраться на Всемирный Торговый центр.

— Странный выбор, учитывая, что с ним произошло.

— Ну, это не первый мой странный выбор за последнее время.

Максим осторожно взял ее руку в свою ладонь, тоненькие пальчики, нежная кожа — радость от одной возможности быть рядом.

— Тащить друг друга ко мне домой входит у нас в привычку, — Даша чувствовала, как тепло прикосновений Максима распространяется по всему ее телу.

— Я думал, ты скажешь: спасать друг друга.

— Спасать от самих себя, — пробормотала Даша. — Почему ты так поздно был в спорт-клубе?

— Хотел отвлечься и побыть один. В это время там обычно никого не бывает.

— Я тоже хотела отвлечься и, наверное, побыть одна. Знаешь, я никогда не думала, что на работе можно так много времени тратить на разговоры. Здесь я разговариваю просто часами. Потом хочется бежать без оглядки.

— Знаешь, это был не слишком умный поступок.

— Знаю. Спасибо. Ты увидел меня в моем худшем виде и продолжаешь наблюдать до сих пор.

— Я и раньше видел тебя мокрую в спортивной одежде или сонную в пижаме.

— Раньше все было иначе, — Даша почувствовала, как подступают ненавистные слезы.

— Да, раньше все было по-другому, — кивнул Максим. — Но не факт, что раньше было лучше.

— Я не знаю, — пожала плечами Даша.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Я не знаю, — Даша, наконец, позволила себе заплакать. — Я ничего не знаю.

Она не умела плакать красиво, как некоторые счастливицы: прозрачные слезы на алебастровой коже. У нее сразу краснели глаза, и нос становился на пол лица. Ну и наплевать!

— Даша, только не плачь. Я не знаю, что делать, когда ты плачешь, — Максим растянулся поверх одеяла, прижимая Дашу к себе. Он чувствовал, как ее горячие слезы пропитывают его футболку, почти обжигая кожу. Даша слишком часто плакала из-за него.

Они не говорили, только касались друг друга. Постепенно Макс ощутил, как выровнялось дыхание Даши и ослабли ее пальцы, стиснувшие его футболку.

Он не хотел уходить, а Даша потеряла право голоса, когда заснула. Макс отправился в душ и только раздевшись сообразил, что, кроме спортивной одежды, в которой он выскочил из спорт-клуба, ему абсолютно нечего надеть. Потом, замотавшись полотенцем, он открыл дальний ящик в Дашиной гардеробной, в который она клала его домашние вещи, когда они жили вместе, и к собственному удивлению и какому-то другому, непонятному чувству, нашел свои старые штаны и олимпийку.

Даша была совсем рядом, не нужно было даже протягивать руку, чтобы дотронуться до нее, они касались друг друга всем телом. Даша всегда любила спать, прижавшись к нему, «как ложка в ложке», говорила она.

Возможно, им стоило поговорить, что-то объяснить друг другу, но разговаривать с Дашей было очень сложно, и раньше, и сейчас. Она не любила слушать чужое мнение, не умела идти на компромисс, а Макс не мог с ней спорить, не мог и не хотел.

Сна не было ни в одном глазу, Дашины прикосновения будили слишком разные чувства: примитивные — заняться сексом, и более сложные — быть рядом и защищать. Макс одергивал сам себя: Даша — не та девушка, что позволит себя защищать, да и от кого? он не тот человек, который сможет это сделать. У него слишком много нерешенных проблем: нестабильная ситуация в делах, жена, которой он так и не объявил о разводе, дочь, которую он не ощущал своей.

Даша зашевелилась и потянула на себя одеяло, пытаясь замотаться в него, как в кокон. Даша всегда тянула одеяло на себя, — подумал Максим. И если он хочет иметь с ней хоть какие-то отношения, придется с этим что-то делать — он больше не может позволить ей играть первую скрипку.

Небо на востоке начало розоветь, Макс стащил с Даши край одеяла и укрылся им, позволил себе закрыть глаза.

— Макс, ты спишь? — Дашин шепот, ее теплые губы возле его губ, ее ставшие вдруг горячими пальцы на его теле.

— Уже нет, — Максим улыбнулся, Даша была постоянна в своих привычках: это вечное «Ты спишь», когда сама уже бодрствует и наплевать, что делает и чего хочет он.

— Тогда если не спишь, займись со мной сексом, — выдохнула Даша.

Глава 17

— Даша, как ты можешь путаться со Звенигородцевым, зная, что он женат? — горячилась Лена. — Ты же говорила, что никогда не свяжешься с женатым мужчиной.

— Путаются и связываются маргинальные личности, а я встречаюсь с Максимом, — ответила Даша. — И то, что он женат, это совсем не моя проблема, скорее проблема его жены, — понятно, что этими словами она обижала Лену, которая до сих пор не могла простить измену мужа, но и Лене не следовало вмешиваться в ее дела.

— Значит, ты и обо мне думаешь так? — не удержалась Лена.

— Я думала, мы сейчас говорим обо мне, Максиме и его жене, — вздохнула Даша. Она так надеялась на тихий вечер с подругой, неспешный разговор за чаем с тортом «Захер», который успела купить во время пересадки в венском аэропорту, в итоге же оказалась втянута в обсуждение своих отношений с Максимом, к которым примешивалось Ленино разочарование в собственной жизни. В последние годы Даша старалась щадить подругу, не высказывать свое мнение насчет ее поступков в личной и в профессиональной жизни, вот только ее саму щадить никто не собирался.

— Мы говорим о твоем отношении к семье, — Лена со звоном поставила чашку на стол, — О твоих странных взглядах на брак, детей и вообще, о том, как ты поступаешь с людьми.

— А как я поступаю с людьми?

— Ты используешь их. Идешь по трупам. Считаешь, что дорогая квартира, машина и наряды заменят тебе всё, что ты такая успешная, а все остальные — просто грязь.

— Лена, остановись, — тихо сказала Даша. Она знала, если подруга не замолчит, она и сама выскажет все, что думает о Лене, о ее нелепом замужестве, о ребенке, которого та родила в двадцать три года, а потом не уделяла внимания, пытаясь свести концы с концами.

— Почему я должна останавливаться? — Лена не и думала прекращать свою обличительную речь, наоборот, все сильнее повышала голос. — Ты снисходишь до нас, вся такая «Я сделала одолжение, приехав в вашу глушь», занимаешь должность, которой многие ждут долгие годы, а потом считаешь, что можешь забрать чужого мужа.

— Лена, в чем дело? — еще тише произнесла Даша. — Тебе не нравлюсь я? Моя должность? Ты вдруг стала подругой жены Звенигородцева? Я почему-то считала тебя своей подругой, это что, уже не так?

— Мне надоело быть серой мышкой при тебе, принимать твои подарки и делать вид, что мы с тобой дружим.

— Наверное, делать вид действительно трудно, — Даша встала и подошла к окну, ей было тяжело даже смотреть на Лену. — Но мне этого не понять, я-то не делала вид, я дружила с тобой, и делала подарки, просто потому, что хотела доставить радость.

— Мне и моей дочери не доставляли радость балетки за двести евро, когда ее зимнее пальто стоило меньше, — зло бросила Лена.

— Ну тогда прости меня за эти балетки, — попыталась улыбнуться Даша. Она продолжала смотреть в окно, не желая, чтобы подруга, теперь уже, наверное, бывшая видела ее слезы. — И, Лена, езжай домой. Я не умею ссориться, но просто не знаю, как и о чем дальше говорить с тобой.