«Голубые Орхидеи»

— Я тоже, — приглушенно сказала Валентина. — Но я не могу быть счастлива за счет кого-то другого. Я знаю, люди все время так поступают, но я не принадлежу к их числу.

— Вот почему я люблю тебя.

— Что же нам делать? — прошептала она.

— А что мы можем сделать, кроме как стать добрыми друзьями? Вэл… У меня нет другого ответа. Положение Синтии очень серьезное. Потрясение от развода может убить ее, и я бы никогда не простил себя. Я…

Она коснулась указательным пальцем его губ.

— Все в порядке, — заставила она себя сказать. — Не может быть друга лучше, чем ты…

Она дрожала, стоя на негнущихся ногах, и боялась, что не выдержит и расплачется.

— Продолжай жить своей жизнью, Вэл, — печально сказал Кит. — Так будет лучше для нас обоих. Не думай больше обо мне.

Они посмотрели друг на друга. Оба они понимали, что это невозможно.

Мария Кристина, она же Аранья, лежала на спине, а ее муж Томас, обливаясь потом, занимался с ней любовью! Его похотливое пыхтение заполнило комнату. Он не выпускал ее из объятий с тех пор, как встретил в международном аэропорту Эзейзаж. Теперь они находились в принадлежащей ему фешенебельной квартире в надстройке на крыше дома, неподалеку от отеля Плаза, выходящей на прекрасную площадь Сан-Мартин и улицу Флорида.

— Ну, как тебе? Как? — настойчиво спрашивал он.

— О да, да… Томас… О да!

Латиноамериканские мужчины настоящие самцы, и она знала, что он ждет подтверждения своих невероятных способностей заставить ее многократно испытать оргазм.

— Боже… помоги мне! Как ты? Как ты?

— Да! — выдохнула она, заставляя свое тело содрогнуться и испуская стон удовлетворения.

Издав наконец хриплый крик, Томас обрушился на нее почти без сознания от удовлетворения. Мария Кристина вздохнула и расслабилась, глядя на потолок. Она, как обычно, притворилась, что испытывает оргазм. Мысли ее уносились от спящего мужа. Она воображала себя обладающей величайшей властью над другим человеческим существом — абсолютной властью смерти.

Михаил безумно хотел найти Юлию. Он взял такси и велел отвезти его на Садовое кольцо, к дому с продуктовым магазином на первом этаже, неподалеку от площади Восстания. Он прожил здесь почти пятнадцать лет, пока не поступил в военную академию.

Он все еще не мог поверить в это. Его собственный отец был «влиятельным покровителем» Юлии, тем, кто обеспечил ей квартиру. Петров явно догадался, что у Юлии еще кто-то есть. Знает ли он, что это Михаил? Возможно, он уже выбил из нее признание. У Михаила не было иллюзий по поводу того, как с ней станут обращаться.

Он поднялся на пятый этаж, с нетерпением дождался, пока медленно откроются двери лифта, большими шагами пересек лестничную площадку, вдыхая знакомый воздух с чувством отчаяния и безнадежности.

Он открыл дверь своим ключом и поспешно вошел в роскошную квартиру с четырехметровыми потолками, с замысловатыми лепными украшениями и высокими подъемными окнами, выходящими во внутренний двор. Стены оклеены вычурными обоями с цветочным узором. Чуть не каждый сантиметр забит старинной мебелью, кружевными салфетками, вышивками ришелье, фотографиями, памятными вещицами, напоминающими о времени, проведенном на Черном море, и коллекцией литовских кукол в народных костюмах.

Его мать Ирина сидела в кресле-качалке и смотрела фильм по видеомагнитофону — техника настолько редкая в Советском Союзе, что можно сказать, бесценная. Краем глаза Михаил увидел, что это американский фильм «Е.Т.»

— Где он? — сердито спросил Михаил. — Где отец?

— Откуда мне знать? — безучастно ответила Ирина, не отводя глаз от экрана.

— Где он? — почти закричал Михаил.

— Ну, Миша, наверное в своем кабинете. Неужели нужно так кричать? Думаю…

Не обращая на нее внимания, Михаил направился в кабинет Петрова. Двадцатидвухметровое помещение было еще одним «излишеством», недоступным простым советским людям, которым обычно приходилось втискиваться по четыре, шесть, а иногда даже восемь человек в две комнаты. Он громко постучал, затем распахнул дверь.

Петров с изумлением посмотрел на ворвавшегося в комнату сына. Он сидел за большим письменным столом, изучая толстый отчет со множеством статистических таблиц с пометкой «совершенно секретно». За спиной отца стоял большой, дореволюционный, богато украшенный сейф на ножках в виде львиных лап. Петров хранил в нем самые важные документы.

— Где она, черт побери? — обезумев от гнева, Михаил бросился к отцу, схватил его за плечи и рывком поставил на ноги. — Где она, ты, ублюдок, скажи мне!

Петров не отвечал, только холодно смотрел на сына. Впервые Михаил увидел подлинное лицо своего отца.

— Отпусти меня, Михаил, — приказал Петров. — Не стоит поднимать шум из-за шлюхи.

— Черт возьми! — закричал Михаил и яростно затряс отца. — Ты увез ее, верно? Ты был в «Зиле»! Ты куда-то увез ее! Я хочу знать — куда!

Петров стряхнул его руки. Михаил отпустил его и прислонился к краю стола. Похоже, он сошел с ума от ревности. Юлия чуть не довела его до безумия.

— Почему я должен говорить тебе? Я очень огорчен, что ты ведешь себя так дурно из-за дешевой проститутки.

— Потому что мне необходимо найти ее. Я стал причиной случившегося, не так ли? Ты сделал это из-за меня. Я не хочу, чтобы она платила за мой проступок.

— Если что-то произошло, она сделала это для своего удовольствия, эта шлюха-танцовщица. — Петров подчеркивал ударением каждое слово. — Мне пришлось послать ее под Мурманск, в рыбоперерабатывающий колхоз «Гигант».

«Рыбоперерабатывающий колхоз!» Ошеломленный, Михаил с ужасом смотрел на отца. На Севере многие сосланные выполняли тяжелую работу на огромных рыбных предприятиях. Некоторые из них работали в трюмах на траулерах. Другие, подвязав волосы платками, топали по залитым водой палубам в резиновых сапогах и фартуках и волокли блоки мороженой рыбы, отрубали головы и хвосты сельди, треске или морскому окуню. Он не мог — представить себе хрупкую Юлию за такой тяжелой работой — это убьет ее.

— Ты не можешь! — воскликнул он. — Она слишком слаба для такой работы!

— У балерины ноги, как железные, — фыркнул отец. — Ей это понравится, а если она раздвинет ноги перед бригадиром… Что ж, это ей тоже должно понравиться. Он крупный парень.

Михаил почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. Он был на грани того, чтобы снова потерять контроль над собой.

— Успокойся, — ровным голосом приказал ему отец. — Ты допустил ошибку, Михаил, большую ошибку. Ты позволил п… вторгнуться в твои мысли. Я сделал это, чтобы привести тебя в чувство. Твое будущее связано с Россией и с КГБ, а не с какой-то маленькой проституткой.

— Она не проститутка, — возразил Михаил. — Хотя ты использовал ее как шлюху, не так ли?

Он резко повернулся и вышел из кабинета.

Через три недели ему пришлось узнать правду. Рыбоперерабатывающего колхоза под названием «Гигант» не существовало. Юлия просто исчезла!

Он загнал свой гнев внутрь, сохраняя каменное выражеие лица, и отказался разговаривать с родителями, разве что односложно отвечал на их вопросы.

Он хотел отомстить Петрову за содеянное с Юлией, но не смог сделать этого. В конце концов, тот был его отцом. Ему придется обдумать все это.

Школа КГБ размещалась в нескольких четырехэтажных кирпичных зданиях в лесу, километрах в двадцати пяти от Москвы. Территория охранялась работниками КГБ в штатском, а ночью их сопровождали служебные собаки. Учащимся было запрещено открывать свои фамилии… его знали как Мишу. Окруженный двухметровой стеной с колючей проволокой, Михаил ощущал себя, как в тюрьме, узником, подписавшим самому себе приговор о пожизненном заключении.

КГБ придавало большое значение физической подготовке, и он вступил в московское «Динамо» — футбольную команду, всегда действующую с яростным желанием победить. Михаил играл с убийственной ловкостью, высвобождая свой гнев в игре. Наносить удары и жестко останавливать противника — это хоть немного помогало избавиться от давления, которое испытывает любой человек, когда против его воли из него делают по стандартному шаблону КГБ отборного убийцу.