«Голубые Орхидеи»

Он рассказал Валентине, как переехал в Нью-Йорк и там на благотворительном балу в Музее современного искусства встретил Синтию. Ее неземная светлая красота увлекла его. Она напомнила ему Грейс Келли, была очень хрупкой.

— Первый ее сердечный приступ просто уничтожил меня, — тихо сказал он. — Она была так молода и по-настоящему любила жизнь. Мы мечтали иметь большую семью, но часто мечты…

— Ты любишь ее, — мягко перебила Валентина. Она хотела в его глазах найти ответ.

Кит долго колебался, прежде чем ответить. Он устремил взгляд на плотно задвинутые, тяжелые жаккардовые портьеры, чтобы не слышать шум еще продолжающегося сильного дождя, барабанившего в окно. Он знал, что большинство мужчин на его месте, находясь в номере отеля с такой красивой женщиной, как Валентина, сказали бы что-нибудь подходящее к случаю: что их брак превратился в обязанность, что они отдалились друг от друга и уже много лет не занимаются любовью.

Но он не мог так сказать. Это не было бы ложью, но только частью правды. Его брак состоял из множества сложных чувств.

— Не стану вводить в заблуждение, Валентина, я люблю свою жену, хотя, может, и не так, как ты думаешь. Она верна мне, и я отвечаю ей той же преданностью. Не ее вина, что мы не смогли осуществить наши планы из-за ее плохого здоровья. Многие видят в нас идеальную пару, — пытался объяснить он. — Прости. Но я не могу лгать тебе.

Она отвернулась, держа очень прямо свою изящную головку. Кит понимал, что его слова причинили ей боль.

— Ты хочешь узнать обо мне? — наконец спросила она.

— Конечно. Конечно хочу.

Как завороженный, слушал он ее рассказ об отце, сосланном в трудовой лагерь, о матери-балерине, о крушении поезда в Кавказских горах. История восьмилетней девочки, разыскивающей среди снегов своего брата-близнеца, очень тронула его. Немногие знали, что он ребенком потерял старшую сестру, умершую от лейкемии. Кит ощутил комок в горле.

— Близнецы, — заметил он. — Между ними существует особая связь, не так ли? Почти сверхъестественная. Они связаны друг с другом больше, чем просто генами.

— Я часто видела Михаила во сне, — продолжала Валентина. — Особенно в первые месяцы после катастрофы я чувствовала себя такой одинокой. У меня оставалась только мама. Мне снилось, что он потерялся, его уносит от меня… в опасности, всегда в опасности. Я до сих пор иногда вижу его во сне, и он все еще в опасности, Кит. Иногда я просыпаюсь в слезах. Сны кажутся такими живыми! — она вздохнула.

Кит взглянул на часы.

— Боже! — воскликнул он. — Ты представляешь, уже полпятого утра?

Они посмотрели друг на друга. Он видел, как выражение огорчения промелькнуло по лицу Валентины.

— Так поздно? — запинаясь, пробормотала она. — Завтра ты придешь посмотреть, как я танцую? — Она подняла глаза и встретила его взгляд, и он тотчас же утонул в них.

— Вэл, — хрипло прошептал он.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — не надо… Я не могу…

Ее зрачки расширились, и он увидел прекрасные золотисто-зеленые цвета ее радужной оболочки, услышал ее тихое дыхание, ощутил пряный аромат женщины.

Он понимал, что ему следует сейчас сделать — встать и уйти в свою квартиру и попытаться хоть несколько часов поспать. У него есть жена. Но на этот раз он не смог удержаться и снова потянулся к Валентине. Она издала долгий, протяжный, удовлетворенный вздох.

Дрожащими руками Кит стал стягивать атласную ткань с плеч Валентины, покрывая их поцелуями. Она стонала, так как каждый нежный поцелуй пронзал ее тело крошечными электрическими разрядами.

Когда он освободил ее плечи, покрыв поцелуями каждый дюйм кожи, он потянул пояс и развязал его, так что халат распахнулся, обнажив ее полную грудь и тень шелковистого темного треугольника.

— Боже, — прошептал он, глядя на нее, как на богиню. — О Боже, Вэл… Иисус…

Она выскользнула из атласного халата и предстала перед ним обнаженной. Он стал ласкать ее кожу своими теплыми руками, словно овладевая каждым дюймом ее тела, каждой изящной складочкой, каждым изгибом.

Она задыхалась от желания, чтобы он вошел в нее поскорее… взял ее!

— Медленней, — шептал он, — медленней, дорогая.

Валентина обуздала свое неистовое желание. Она стала расстегивать одну за другой пуговицы на его сорочке, затем сняла ее так же медленно, как он раздевал ее.

Тело Кита было крепким и мускулистым, а грудь покрыта густыми шелковистыми темными волосами, среди которых поблескивало несколько серебринок. Теперь на нем оставались только узкие трусы из голубого шелка, приятно скользившего под ее пальцами. Ткань натянулась — он уже испытывал состояние эрекции.

— Я хочу тебя… Ты нужна мне, — тяжело дыша, прошептал Кит, стиснув ее руки так сильно, что на коже остались отпечатки пальцев.

Он был очень мужественным, потрясающе желанным. Он поднял ее, отнес к кровати и опустил на дорогое пуховое одеяло с цветочным узором.

— Я не могу ждать, — задыхаясь, говорил он. — Не могу ждать… Я должен быть рядом с тобой, Вэл.

Их руки и ноги неистово сплелись, они хотели, чтобы кожа касалась кожи, стремились ощущать дыхание друг друга, вдыхать аромат. Валентина ощущала поток острых противоречивых эмоций. Это был такой мучительный экстаз, такая безумная полная любви радость. Она могла бы навсегда остаться здесь, в объятиях Кита.

Его губы нашли ее губы, и он принялся их страстно целовать. Его язык проник в теплое пристанище ее рта, как будто овладевая и им тоже, и она отвечала на его поцелуи так же страстно. Они неистово целовались, дыхание участилось, руки ласкали друг друга, тела трепетали, пытаясь слиться воедино.

А затем… хриплые голоса из холла, какие-то мужчина и женщина, громко смеясь, возвращались в свой номер из ночного клуба. На них с грохотом обрушилась реальность. Потрясенная, Валентина застыла, тело ее одеревенело. Оба они сказали, что не могут позволить себе увлечься… а теперь именно это и делали.

— Мы не можем! — подавленно пробормотала она, отталкивая его, и села дрожа. — О Боже… что мы делаем? Кит… О Боже!

Лицо его исказилось от сожаления. Она понимала, что он так же потрясен случившимся, как и она.

— Прости, — прошептал он и нежно обнял ее, его пыл прошел. — Я знаю, ты сказала мне, как ты относишься к этому, но… ты такая красивая, а я давно так никого не любил.

Она почувствовала, как ее сердце разрывается на части. Он так не любил. Он любит ее.

— Кит, если бы мы были другими… может, это могло бы произойти. Но…

— Но мы такие, какие есть, — согласился Кит, начиная одеваться. — Вэл, тебе можно было и не говорить мне, что мы не вправе делать этого. Я и сам знаю. Просто мне чертовски тяжело. — Он повернулся к ней, и она увидела бриллиантовый блеск слез в его глазах. — Так чертовски тяжело, Вэл.

— Я знаю, — сказала она, и ее глаза тоже наполнились слезами.

На следующее утро Валентина исполняла свой джазовый номер, над которым работала две недели, перед Китом и Еленой, своей преподавательницей. Бессонная ночь придала ей огня, и она прекрасно, как никогда, исполнила свой танец.

— Вэл, ты меня просто ошеломила, — сказала Елена, когда Валентина, все еще тяжело дыша, покинула танцевальную площадку. — Ты полностью отдалась танцу и добилась своего.

Но Валентина видела только Кита. Он встал и подошел к одному из больших окон, выходящих на улицу.

— Ну? — спросила она, подходя к нему в своих мягких черных туфлях для джазовых танцев.

Он повернулся. На нем был твидовый пиджак от Тернбулла и Ассера, желтый свитер и джинсы, и у нее промелькнула мысль, что он, видимо, держит часть одежды в своей городской квартире. Когда он взглянул на нее, глаза его сияли. Она ощущала глубокие чувства, которые он пытался сдержать, его печаль, смешанную с болью.

— Валентина, ты была великолепна. И я так люблю тебя, меня просто разрывают чувства. Боже, помоги мне!

Следующая группа вошла в студию и занялась разминкой под музыку «Поинтер систерз». Под прикрытием громкой рок-музыки Кит и Валентина говорили вполголоса.