«Голубые Орхидеи»

Он оборвал разговор, так как из своей уборной вышел Бен Пэрис.

— Сломай ногу, Вэл, — коротко бросил Кит, сжав ей руку, и поспешно направился по коридору за кулисы. Валентина смотрела ему вслед, прижав руку к груди.

Бен Пэрис удивленно поднял брови, и Валентина заторопилась уйти.

С первыми звуками балалайки открылась декорация первого акта — деревня под Санкт-Петербургом, засыпанная глубоким снегом.

Постановка удалась с первой же сцены.

Когда она закончила петь «Где-то, когда-то» — главную любовную балладу, — аплодисменты звучали целых пять минут. Валентина ощутила волнение самой чистой радости, какую когда-либо знала. Ее переполняла любовь не только к публике, но и к Киту Ленарду.

«Сарди» — на углу Сорок четвертой улицы — был верен традициям Бродвея. Обшитые панелями стены главной столовой увешаны сотнями шаржей на знаменитостей и фотографиями с автографами таких светил, как Лоренс Оливье, Вивиен Ли, Катерин Корнел, Берт Лар, Рекс Харрисон, Патриция Нил, Генри Фонда и даже молодой и восхитительно красивый Марлон Брандо.

Актерский состав и весь персонал собрались примерно через час после закрытия занавеса. Звезды не всегда появлялись здесь, иногда они встречались в апартаментах продюсера, чтобы дождаться рецензий, но сегодня и Валентина, и Бен Пэрис знали, что им не удастся избежать традиционного ожидания появления первых рецензий.

— Блеск, — выдохнул Бен, на которого, невзирая на его голливудскую славу, все происходящее произвело большое впечатление.

Они заняли комнату наверху над главной столовой и заказали огромные порции салата с креветками и омарами, бараньи котлеты, причудливые и разнообразные сэндвичи. Руководил торжеством Винсент Сарди, повидавший сотни актеров за последние пятьдесят лет.

— Вэл, дорогая! — Пичис в десятый раз обнимала Валентину. — Милая, ты была поразительна, все полюбили тебя. Мне пришлось вцепиться в Эдгара, чтобы он не вскочил и не закричал: «Это моя дочь!» Аплодисменты все продолжались и продолжались. Шесть вызовов! Невероятно!

— Ты поставила Бродвей на уши, — восторженно произнес Эдгар, крепко обнимая ее.

— Я еще с трудом в это верю! — воскликнула Валентина, улыбаясь людям, с такой любовью вырастившим ее.

— Дорогая, мы так рады за тебя. Если бы только… — Пичис поколебалась. — Если бы Орхидея тоже пришла сюда, все было бы идеально.

— Она не захотела прийти, поскольку ненавидит меня, — тихо ответила Валентина.

Эдгар отошел, чтобы поздороваться с одним из своих старых друзей — Дэвидом Мерриком. Пичис колебалась.

— А ты не хочешь попытаться повидать ее снова? Встреча лицом к лицу намного лучше, чем телефонный разговор, и, может, это именно то, что ей нужно.

— Я пыталась дюжину раз.

— Попытайся еще раз, пожалуйста, — взмолилась Пичис. — Я люблю вас обеих, и то, что происходит сейчас с вами, причиняет мне боль. Если она откажется с тобой встретиться и на этот раз, тогда я сама попытаюсь помирить вас. И Эдгар не понимает, что же произошло. По его мнению, семья есть семья.

Валентина согласилась выполнить просьбу Пичис. В этот момент вернулся ассистент помощника режиссера с первой кипой газет. С размаху он бросил их на стол. Артисты столпились вокруг. Болтовня сразу смолкла. Атмосфера стала напряженной.

Кит Ленард листал толстый «Нью-Йорк таймс» в поисках театрального раздела. В комнате воцарилась мертвая тишина. Он нашел его и принялся читать вслух.

«С первых заунывных звуков русской балалайки до возбуждающей мелодии из второго акта „Где-то, когда-то“, „Балалайка“ претендует на звание лучшего мюзикла года и достойна репутации волнующей, вызывающей восторг феерии. Эта постановка того же класса, как „Моя прекрасная леди“, „Южный Пасифик“ и „Смешная девчонка“.

Одна из главных причин такого блистательного успеха постановки — то, что продюсеры привлекли актеров экстракласса. Валентина Ледерер, бывшая солистка „Голубых Орхидей“, своим огненным танцем и сильным голосом заставила шоу засверкать…»

Более того, Бена Пэриса назвали «звездой сцены первой величины», а танцы определили как «блистательные и новаторские». О Ките Ленадре снова отзывались, как о «бродвейском вундеркинде».

Голос Кита потонул в восклицаниях Бена и взволнованных и радостных криках столпившихся вокруг актеров и танцовщиков. Они стали хватать газеты и читать вслух отрывки из разных рецензий, смеяться, кричать, запрыгивать на столы и бешено кружиться.

Все подходили, чтобы обнять Валентину, а Бен поднялся и, стиснув ее, как медведь, заревел:

— Моя красавица! Моя изумительная партнерша! Боже, как я люблю тебя! Я хочу твое тело!

Появились комментаторы новостей со своими миникамерами и взяли интервью у Валентины, Бена, Кита, режиссера и нескольких актеров-танцовщиков, особенно у Дженни, тоже получившей благосклонные отзывы в рецензиях. Беттина напилась, и ее пришлось чуть ли не на руках нести к такси, а она смеялась и ко всеобщему изумлению выкрикивала:

— Я не сука, я не сука!

Позже, когда им предоставилась возможность спокойно прочитать газеты, Кит тихо прошептал Валентине на ухо:

— Вэл, ты теперь звезда, настоящая звезда. Я знал, что ты сможешь сделать это. Ты думала о моих словах?

— Ты знаешь, что да.

«Балалайку» играли при переполненных залах. Валентина продолжала попытки связаться с Орхидеей. Но в следующею субботу позвонила Пичис и сказала, что в день премьеры Орхидея улетала в Амстердам.

— В Амстердам? — ошеломленно переспросила Валентина.

— Да, дорогая, она сказала, что там создаются какие-то новые ансамбли и ей необходимо разузнать. Она дала мне номер своего телефона в отеле. Может, ты захочешь позвонить?

— Хорошо, — сказала Валентина и перевела разговор на другую тему. Она не сомневалась, что Орхидея не станет отвечать на ее звонки в Амстердаме, точно так же, как в Нью-Йорке. На сердце лежала тяжесть от разлуки с сестрой, но вместе с тем она начинала сердиться. Орхидея вела себя как испорченная ревнивая девчонка.

Комната Орхидеи в отеле «Амстел» в Амстердаме, одном из самых маленьких в Европе роскошных особняков, пропах пряным мускусным ароматом секса. Солнечный свет струился в окна, принося с собой звуки транспорта из города очарования и декаданса. Ветряные мельницы, тюльпаны, обсаженные деревьями каналы, ряды трехсотлетних домов с остроконечными крышами притягивали туристов в сказочный голландский город. Но в имеющем дурную репутацию районе красных фонарей проститутки в кимоно сидели в выходящих на улицу витринах, кивая постоянным клиентам. Вы можете открыто приобрести здесь любые мыслимые и немыслимые наркотики. Если вы хотите забыться в круговороте непрекращающегося празднества, Амстердам — именно то место, которое вам нужно.

В постели, усевшись верхом на огромного, похожего на медведя, мужика, все тело которого было покрыто, как шкурой, золотистыми волосами, Орхидея приближалась к оргазму.

Она тяжело дышала и стонала, а лежащий под ней мужчина, крепко держа ее за бедра, яростно вонзался в нее. Это был Пьет Вадерклут, голландский рабочий двадцати четырех лет с сероватой бородой и усами, почти двухметрового роста. Он трахался, как дикий медведь. Они уже испробовали, по крайней мере, пять разных способов, но его воображение, казалось, не знало границ.

Как только она была готова забиться в первом конвульсивном содрогании, Пьет внезапно остановился, посмотрел на нее своими голубыми глазами, затем подтолкнул ее так, что она на его огромном члене, как на шарнире, развернулась в противоположную сторону. Ощущение было такое, словно она перескочила через какую-то грань. Вскрикивая и дрожа от оргазмов, следующих один за другим, она утонула в исступленном восторге — единственное, что еще могло сделать ее счастливой.

Пьет тихо похрапывал. Совершенно удовлетворенная, Орхидея расслабилась и позволила себе задуматься. Она понимала, что убежала в Амстердам, чтобы спастись от успеха Валентины, от почти ежедневных газетных и журнальных статей, мучительно напоминающих о ее поражении.