Лебединая песня

Завхоз пожала плечами и выразила свое отношение к подобной позиции несколькими ядовито-зелеными загогулинами. Не то чтобы завхоз была человеком аморальным или беспринципным, просто она никогда не позволяла каким-то отвлеченным идеям управлять своей жизнью или мешать наслаждаться ее маленькими радостями.

И вообще, завхоз была твердо уверена в том, что внутри каждой порядочной женщины живет... просто женщина.

Значит, и внутри Аделаиды тоже. Ну, может, где-то очень глубоко внутри.

Теперь немец. Он Аделаидой явно интересуется (хотя и не совсем понятно, с чего бы – вокруг полным-полно молодых, красивых и оченьвзволнованных его присутствием женщин).

Он сообразителен (насколько это вообще возможно для мужчины), а значит, должен понимать, что без решительных действий тут не обойтись.

Завхоз, надавив на красный карандаш, провела между портретами идеальную прямую.

Решительные действия. То, что нужно. Чтобы всякие там моральные принципы и пикнуть не успели. Потом сама же спасибо скажет.

Но в таком случае почему он ничего не предпринимает? Он не пытается ее соблазнить, он даже не пытается, насколько это известно завхозу, за ней ухаживать. Почему? У него что – тоже принципы?

Внутренний компьютер завхоза, вдосталь пожужжав и пощелкав, выдал свой самый популярный в последнее время ответ: НЕДОСТАТОЧНО ИНФОРМАЦИИ.

На апгрейд напрашивается, подумала завхоз.

Спрятав свое произведение в верхний ящик стола, она пододвинула к себе телефон.

– Маня, – сказала она в трубку, – зайди-ка ко мне. Прямо сейчас.

* * *

После ухода Манечки завхоз некоторое время просидела в задумчивости, постукивая пальцами по столу и глядя в окно.

Получить информацию от Манечки не составило особого труда – достаточно было намекнуть, что из-за своего упрямства та может навсегда лишиться кредита.

Н-да, ловкий парень, размышляла завхоз, ловкий и хитрый. Отказать трем женщинам после того, как они спасли ему... ну, если не жизнь, то нечто не менее драгоценное... И при этом не только не обидеть, но, напротив, оставить их гордыми, довольными собой и к тому же готовыми в любой момент повторить для него свой подвиг – это надо уметь. Ничего не скажешь, профессионал. Этот, как его, психолог.

– Ну а нам-то что это дает? – несколько раздраженно вопросила она окружающую действительность. – Нам-то от него нужно не умение ускользать из протянутых женских рук, а нечто в некотором роде противоположное...

Действительность развела руками и смущенно потупилась.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

– Кого там еще несет, – проворчала завхоз, – а, это вы… Ну заходите, раз пришли.

– Здравствуйте, Кэтрин, – сказал Карл, улыбаясь.

Завхоз хмуро кивнула, окинув его быстрым взглядом. Бодр, свеж, подтянут и никаких следов вчерашнего. Разве что глаза все еще чуточку красные. Нимало не смущен прохладным приемом, и вообще вид имеет такой, будто лицезрение завхоза доставляет ему самое большое и искреннее удовольствие.

Завхоз нахмурилась еще больше.

И тут иностранец сделал то, чего завхоз меньше всего могла от него ожидать (и что являлось вернейшим способом смягчить ее сердце – по крайней мере в данной ситуации). Он вернул ей банку из-под рассола.

– Ваше снадобье буквально поставило меня на ноги, – сказал он, усаживаясь напротив, – только я почему-то плохо помню вчерашний вечер.

– Добро пожаловать в мир похмелья, – усмехнулась завхоз уже вполне дружелюбно, – а вы, судя по всему, никогда раньше не напивались до подобного состояния?

Карл покачал головой.

– В вашем возрасте уже не стоит проводить подобных экспериментов, – заметила завхоз, – надо, знаете ли, поберечь себя.

Карл посмотрел на нее недоумевающе.

– Ладно, ладно, – завхоз оттаяла до того, что даже погрозила ему пальцем, – мне-то вы можете не говорить, что вам всего тридцать пять!

– А я никому такого и не говорил... – удивился Карл.

Завхоз прищурилась.

– Верю, – сказала она. – Просто кое у кого здесь слишком богатая фантазия. Забудьте. Так что вы хотели узнать про вчерашний вечер?

– Я, вероятно, причинил вам много беспокойства...

– Пустяки, не берите в голову. Никакого беспокойства. Было даже интересно... узнать вас с новой, неожиданной стороны.

Карл посмотрел на нее озадаченно. Потом улыбнулся. Потом расхохотался – причем так заразительно, что завхоз тоже не смогла удержаться.

– Слушайте, Карл, а что вы делаете сегодня вечером? – спросила она, вытирая увлажнившиеся глаза. – Только имейте в виду, это исключительно деловой вопрос.

Карл пожал плечами.

– Не знаю. Вообще-то Степан звал меня вечером в баню, и я сказал ему, что подумаю.

– В баню – это хорошо, – одобрила завхоз. – Баня – это именно то, что вам сейчас нужно. Она поможет вам полностью восстановиться после вчерашнего.

– Тогда я пойду, – решил Карл.

– Идите. А после бани приходите со Степой ко мне. Я познакомлю вас со своей семьей и угощу настоящей русской кухней. Ну, и из наших кое-кто будет, – небрежным тоном добавила завхоз.

Карл благодарно кивнул и поднялся.

– А баня – это что-то вроде сауны? – поинтересовался он, уже подойдя к двери.

– Гм... – завхоз задумалась. – Ну, в общем, сауна там тоже есть.

* * *

Завхоз нашла трудовика в мастерской, где тот сидел, обхватив руками голову, и страдал. Она молча достала из кармана маленькую плоскую фляжку, отвинтила серебряную крышечку и протянула трудовику. Трудовик глянул на завхоза измученными, неверящими глазами, сделал пробный глоток и, всхлипнув, присосался к фляжке.

– Благодетельница.. Спасительница... – истово произнес он, занюхивая выпитое рукавом халата.

– Ну что, лучше? – осведомилась завхоз, забирая фляжку назад.

Трудовик всем своим видом выразил безграничную благодарность. Мутные глаза его прояснились, согнутая спина выпрямилась, а руки почти перестали дрожать.

– Степа, – сказала завхоз, – а теперь слушай меня внимательно.

И наклонилась к нему.

Трудовик слушал внимательно, кивал, лишних вопросов не задавал.

Завхоз удостоверилась в том, что он все понял и запомнил, и напоследок еще раз предостерегла:

– Ты там, в бане, смотри у меня!

– Что вы, Катерина Алексевна, как можно! – трудовик прижал руки к груди. – Нешто мы не понимаем... Только минеральную воду! Ну, в крайнем случае глоток пивка.

Выйдя из мастерской, она нос к носу столкнулась с Приваловым. При виде завхоза тот побледнел, задрожал так, что золотые очки запрыгали на кончике длинного рыхлого носа, и вжался в стену.

– Ну? – спросила завхоз.

– Стекло… – простонал вахтер, – вчера... снова...

– А, это, – сказала завхоз, – ну разбили и разбили, в первый раз, что ли. Что-то ты, Игнатьич, нервный сегодня. Сходи в медицинский кабинет, пусть тебе валерьянки накапают.

Несмотря на то что уроки давно уже начались, в холле первого этажа было довольно многолюдно. Помимо опоздавших учеников, всеми силами оттягивавших момент, когда придется все-таки идти в класс, и ругающихся на них техничек, перед входом собралась небольшая толпа из педагогов и обслуживающего персонала, которые с интересом наблюдали за извлечением осколков стекла из рам и оживленно обменивались мнениями.

Теплый и влажный весенний ветер беспрепятственно проникал в холл. Сквозь опустевшую раму открывался захватывающий вид на мокрую асфальтовую площадку перед крыльцом, на улицу, покрытую свежими лужами, и на плывущих в их отражениях прохожих, которые торопливо складывали мокрые зонтики и спешили насладиться появившимся на несколько минут солнцем.

Внимание наблюдателей привлекла высокая, окутанная серебристым сиянием фигура, которая, вместо того чтобы проплыть мимо с остальной толпой, повернула к школе.

Фигура шествовала по мокрому асфальту, грациозно огибая лужи, и стук ее высоких каблуков странным образом выделялся на фоне обычного уличного шума. Это, без сомнения, была женщина, просто очень высокая и, помимо каблуков, статная, красивая – для тех, кто понимает и ценит крупные формы.