В поисках любви

— Не думаю — он еще в жизни не удосужился отправить ни одного письма. Странный человек, мог бы сказать мне.

— Он сам не знал — я для отвода глаз писал его на имя одного приятеля для передачи дальше. Не хотел, чтобы кому-нибудь из англичан стало известно, что я здесь, — не то меня принялись бы выпроваживать домой. Я знаю.

— Кристиан бы не принялся, — сказала Линда. — Он за то, чтобы человек поступал в жизни по-своему. Ты такой худой, Мэтт, тебе, может быть, нужно что-нибудь?

— Нужно, — сказал Мэтт. — Сигареты и пара детективов.

После этого Линда виделась с ним почти каждый день. Сказала Кристиану — тот в ответ только хмыкнул, прибавив: «Надо будет вытащить его отсюда, пока не началась мировая война. Я позабочусь об этом», — и написала родителям. Результатом была посылка с одеждой от тети Сейди, которую Мэтт принять отказался, и целый ящик витаминов от Дэви, который Линда даже показать ему не рискнула. Мэтт держался бодро, был весел, сыпал шутками — но, как сказал Кристиан, одно дело находиться где-то от безвыходности и совсем другое — по собственному выбору. Впрочем, бодрости духа у всех в семействе Радлеттов было не занимать, независимо ни от чего.

Единственным, что прибавляло бодрости помимо этого, был пароход. Правда, он вызволял из ада всего лишь несколько тысяч беженцев, но хотя бы им обещал избавленье, уносил их к лучшим берегам, где есть надежда на полноценную, деятельную жизнь.

В часы, свободные от поездок на автофургоне, Линда корпела над размещением беженцев по каютам и наконец выполнила эту работу, завершив ее ко времени погрузки на судно.

В торжественный день все англичане, кроме Линды, отправились в Сетт, и с ними — два члена парламента и одна герцогиня, которые содействовали мероприятию, находясь в Лондоне, и прибыли теперь взглянуть на плоды своих трудов. Линда поехала на автобусе в Аржеле повидаться с Мэттом.

— Интересно ведут себя испанцы из высших слоев общества, — заметила она ему, — палец о палец не ударят, чтобы помочь соотечественникам, спокойно предоставляют этим заниматься чужим людям вроде нас.

— Ты не знаешь фашистов, — угрюмо сказал Мэтт.

— Я подумала вчера, когда возила герцогиню осматривать Баркаре [68]— хорошо, но почему это должна быть английская герцогиня, что, у испанцев своих нет, и если уж на то пошло, отчего сплошь одни англичане здесь работают? У меня есть знакомые испанцы в Лондоне — что бы им не приехать в Перпиньян к нам на помощь? Очень бы пригодились. Испанский, наверное, знают.

— Правильно Пуля говорил про иностранцев — сущие бесы, — сказал Мэтт, — по крайней мере те, что принадлежат к высшему классу. Бойцы-то, надо сказать, все как один потрясающие досты.

— Во всяком случае, не представляю себе, чтобы англичане бросили других англичан в такой беде, пусть бы даже и состояли в разных партиях. Позор, по-моему.

Кристиан с Робертом вернулись из Сетта в радужном настроении. Операция с посадкой на судно прошла как по маслу; младенца, который в первые же полчаса родился на борту, назвали Эмбаркасьон [69]— забавная подробность, как нельзя более во вкусе Кристиана. Роберт спросил у Линды:

— Вы что, особый план разработали, когда распределяли каюты — как это у вас получилось?

— А что? Что-нибудь не так?

— Идеально! У каждого свое место, каждый знал, куда идти. Мне просто интересно, вот и все, — чем вы руководствовались, когда отводили хорошие каюты?

— Ну, понимаете, — сказала Линда, — я взяла и поместила в лучшие каюты тех, у кого на карточке значилось Labrador, потому что у меня был в детстве Лабрадор, такой потрясающий до… потрясающе симпатичный, я хочу сказать.

— Ага, — сказал Роберт серьезно, — теперь все понятно. Дело в том, что Labrador по-испански означает работник, трудящийся. Таким образом, в соответствии с вашим принципом (превосходным, замечу кстати, в высшей степени демократичным), батраки все поголовно очутились в роскошных условиях, а представители умственного труда — под палубой. Так им и надо, меньше будут умничать. Вы отлично справились, Линда, низкий вам поклон.

— Такой был симпатичный Лабрадор, — мечтательно сказала Линда. — Вы бы видели! Худо мне без животных.

— Не понимаю, о чем вы думаете, — сказал Роберт. — Завели бы пиявку.

Одной из достопримечательностей Перпиньяна была живая пиявка в бутылке, выставленная на аптечной витрине вместе с объявлением, напечатанным на машинке: «ЕСЛИ ПИЯВКА ПОДНЯЛАСЬ К ГОРЛЫШКУ, БУДЕТ ЯСНАЯ ПОГОДА. ЕСЛИ ПИЯВКА СПУСТИЛАСЬ НА ДНО — ЭТО К НЕНАСТЬЮ».

— Неплохая мысль, — сказала Линда, — только как-то не верится, что она к тебе может привязаться по-настоящему — целый день голова занята погодой, то вверх ползешь, то вниз, вверх и вниз — буквально некогда завязать человеческие отношения.

ГЛАВА 16

Линда тщетно силилась вспомнить после, горевала ли она, в сущности, обнаружив, что Кристиан влюблен в Лаванду Дэйвис, и если да, то очень или не слишком. Ей решительно не удавалось восстановить в памяти те чувства, которые она тогда испытала. Известную роль, понятно, должно было сыграть уязвленное самолюбие, хотя, пожалуй, в Линдином случае и не столь важную, как у многих женщин, поскольку Линда, прямо скажем, не страдала особым комплексом неполноценности. Она увидела, должно быть, что последние два года, бегство от Тони, — все это пошло прахом, но поразил ли ее удар прямо в сердце, сохранилась ли у нее все еще любовь к Кристиану, терзалась ли она хотя бы элементарной ревностью? Думаю, нет.

И все-таки это было нелестное предпочтение. Лаванда на протяжении долгих лет, с самого раннего детства, служила Радлеттам как бы живым воплощением всего, что считалось начисто лишенным романтики — герл-гайд [70]из самых рьяных, хоккеистка, древолазка, старший префект в школе [71], наездница в мужском седле. Не из тех, кто жив мечтою о любви — это чувство с полной очевидностью отсутствовало в ее помыслах, хотя Луиза с Линдой, не в состоянии представить себе, что кто-нибудь способен выжить без единого проблеска любви, сочиняли истории о романтических похождениях Лаванды то с учительницей физкультуры из ее школы, то с доктором Симпсоном из Мерлинфорда (ему Луиза посвятила детский стишок-нескладушку: «Он — доктор и чиновник Высокого суда, она все бредит им, а он влюблен в тебя»). С тех пор она выучилась на медицинскую сестру и на работника по социальному обеспечению, прошла курс права и политэкономии, словно бы, как ясно видела Линда, специально задалась целью подготовить себя в подруги Кристиану. Итог был тот, что в нынешней обстановке она — спокойно и обоснованно уверенная в своей дееспособности — без труда затмила бедную Линду. Соперничества не было — была победа без боя.

Об их любви Линда узнала не обычным тривиальным образом — не подглядев случайный поцелуй и не застигнув их в постели. Все было гораздо тоньше и гораздо серьезней — ей просто с каждой неделей все яснее становилось, что они совершенно счастливы друг с другом, что когда Кристиану требуются поддержка и ободрение в работе, вся надежда у него на Лаванду. А так как работе он принадлежал теперь душой и сердцем, ни о чем ином не думая, не позволяя себе хоть на минуту расслабиться, то эта надежда на Лаванду предполагала полную ненадобность Линды. Она не знала, что делать. Выяснять отношения с Кристианом? Но ничего конкретного не было, да и вообще подобный стиль поведения был совершенно не в Линдином характере. Больше всего на свете она страшилась сцен и скандалов и к тому же не обманывалась насчет того, какого мнения о ней Кристиан. Чувствовалось, что он отчасти презирает ее за то, с какою легкостью она бросила Тони и своего ребенка, что ее подход к жизни представляется ему глупым, поверхностным и легкомысленным. Ему нравились женщины серьезные, образованные, особенно — сведущие в такой области, как социальное обеспечение, и особенно — Лаванда. Линда не горела желанием услышать, как ей это скажут. И в то же время начала склоняться к мысли, что ей стоило бы убраться из Перпиньяна, покуда это не сделали сообща Кристиан с Лавандой — возьмутся за руки и, очень может статься, зашагают прочь, ища новых видов человеческих бедствий, а значит, и нового приложения своим силам. Она и так уже испытывала неловкость, оставаясь наедине с Робертом и Рандольфом, которые явно очень ей сочувствовали и постоянно прибегали к мелким ухищрениям, чтобы она не замечала, что Кристиан проводит все дни с Лавандой.