Сокровища Ауйан Тепуи (СИ)

    - Душа? – Стефани недоверчиво посмотрела на неё. – По-моему, ты говорила, что современная психология  рассматривает не душу, а психику. Душу вылечить невозможно, а вот психику подлатать – всегда пожалуйста!

    - Не пойму, что тебя так раздражает...

    - То, что все лезут туда, где ничего нет! Пол носится со мной, словно я заболевший ребёнок, ты смотришь на меня, как на пациента, остальные сочувствуют…

    - И восхищаются!

    - Господи, создали из меня легенду! – раздражение Стефани плескалось через край. – Разве кто-нибудь действительно понимает, через что мне пришлось пройти?!

    - Тебе станет легче, если ты расскажешь мне. Что-то зовёт тебя обратно в джунгли, в ту ситуацию. Здравый смысл сообщает мне, что заложник должен радоваться своему освобождению, а ты как будто им тяготишься. Налицо так называемый «стокгольмский синдром», уже прости мою профессиональную терминологию.

    - Какой синдром? Опять эти дебри психики!

    Эжени решилась быть откровенной.

    - Стефани, я надеюсь, что ты простишь меня, - начала она, - помнишь мою диссертацию? Я почти закончила её. Она посвящена «стокгольмскому синдрому». Я недаром выбрала эту тему: ты – живое доказательство этого синдрома.

   Стефани с любопытством смотрела на подругу.

   - Я слушаю.

   - «Стокгольмский синдром» описывает особое состояние психики заложников,  когда они начинают симпатизировать, а порой и сочувствовать террористам. В тяжёлых случаях может даже произойти отождествление себя с ними. Если захватчиков удаётся обезвредить, бывшие заложники могут проявлять нешуточный интерес к их дальнейшей судьбе. Они просят смягчить приговор, могут навещать их в тюрьме…

   - Что за бред?! – возмущённо воскликнула Стефани, начиная чувствовать беспокойство.

   - Криминалист Нильс Бейерут, которому приписывают авторство этого термина, вряд ли согласился бы с тобой. Не хочешь узнать предысторию возникновения так возмущающего тебя синдрома? – Эжени внимательно смотрела на подругу, начиная понимать, что с ней не так.

    Чуть помедлив, Стефани кивнула – хотя продолжение могло потребовать дополнительных душевных сил.

    - В августе 1973 года бежавший заключённый захватил банк в Стокгольме, в котором взял в заложники трёх женщин и мужчину. Спустя пять дней полиции удалось освободить пленников, но каково было общее удивление, когда те встали на сторону преступника и, по некоторым данным, наняли ему адвоката за собственные деньги! А ведь их жизни все пять дней висели на волоске. Что, впрочем, не помешало им впоследствии навещать своего захватичка в тюрьме и просить для него амнистии. Он, видите ли, хорошо  с ними обходился!

    Эжени откинулась на спинку стула, с удовлетворением наблюдая реакцию Стефани. Лицо подруги заметно побледнело, пальцы нервно сжимали ножку бокала. Эжени решилась на прямую атаку.

    - Стефани, на формирование «стокгольмского синдрома» уходит три-четыре дня, но ведь ты провела в обществе террористов гораздо больше. Между вами должны были сложиться какие-то отношения…

    - Они гибли друг за другом, - еле слышно произнесла Стефани, - мы со Стивеном остались одни.

    - Я понимаю, тебе эти воспоминания неприятны, - начала Эжени и вдруг осеклась, увидев, как разгораются глаза подруги.

    - Как же он возникает, этот синдром?

    - Под влиянием двух факторов – инстинкт самосохранения и установление личных отношений при длительном контакте. У тебя был месяц.

    Стефани молчала.

   - Ты красивая женщина, а Стив Дани, несмотря на те ужасы, которые он вызвал к жизни своими действиями, весьма привлекательный мужчина. Вылитый альфа-самец, на огонь которого женщины летят, подобно мотылькам. Сгорают, само собой разумеется… Я понимаю, что всякое могло произойти…

   - Его интересовали только сокровища! – с горечью воскликнула Стефани и поставила бокал на стол так, что вино плеснуло через край. – Он одинок и несчастен не потому, что стал изгоем, а потому, что отказался от любви, от ещё одного шанса жить полноценно.

  - Стефани, - Эжени внимательно смотрела на неё, ожидая признания, - что произошло между вами? Я не скажу Полу.

  Стефани глубоко вздохнула, готовая во всём признаться, но в последнее мгновение сил хватило только на полуправду:

  - Я успела привязаться к нему. Это неестественно, да?

  - Как раз наоборот. Твоя привязанность – неважно, на каком этапе она зародилась – помогла выйти из этой переделки живой и невредимой. Нервы, конечно, у тебя ни к чёрту, но их мы подлечим, будь уверена.

   - Транквилизаторами? Сделаете меня равнодушной к произошедшему? Эжени, когда ты последний раз была в диком лесу? Нет, не в ухоженном парке и не в ботаническом саду, а в тропиках, там, где не ступала нога туриста? Почему ты исследуешь глубины человеческой психики, но избегаешь коснуться источника, из которого проистекают наши самые тайные, самые дикие желания?

   - Ты и в самом деле изменилась! – изумлённо глядя на неё, ответила Эжени. – Никогда раньше ты не говорила так и даже не имела подобных мыслей!

    Стефани усмехнулась.

    - Я знаю, что ты хочешь сказать. Что я была пустой и избалованной, тяготы жизни меня не трогали. В джунглях родилось моё новое Я, а ты говоришь про какой-то стокгольмский синдром!

    - Не я, специалисты. Между прочим, они добавляют, что террористы не влюбляются в жертв. Просто используют привязанность в своих целях.

    Стефани впервые враждебно смотрела на неё. Эжени стало неуютно, она поспешила добавить:

    - Кто скажет тебе правду, Стеф? Кто освободит тебя от мучительной симпатии к человеку, державшему пистолет у твоего виска? Он захватил самолёт не для того, чтобы найти свою любовь. Все его действия не что иное, как манипуляция. Возможно, на твоём месте так поступила бы любая женщина. Не ты, но твоё подсознание устроило «акцию покорности», чтобы выжить в том мире. Сними с себя ответственность за своё поведение в ситуации стресса, теперь ты в безопасности и впереди – только светлое будущее.

    Как больно было слушать её слова! Неужели они могли быть правдой? Стефани сидела, растерянная и подавленная. За окном вспыхнули фонари, освещая тёмную улицу, здесь же, внутри, по-прежнему было уютно и тепло. Вино, выпитое без меры из-за напряжённого разговора, потихоньку делало своё дело.

     - Стало быть, заложник никогда не сможет смотреть на агрессора в ином статусе? Он навсегда останется для него нападающим? А жертве придётся защищаться всю жизнь? – с некоторой долей грусти сказала Стефани.

     - Я понимаю, что советовать забыть тебе те дни неправильно – ни с профессиональной, ни с человеческой позиции, - сочувственно произнесла Эжени, - только время может залечить рану.

     Стефани решилась посмотреть ей в глаза.

    - А если не было раны? В этом случае твоя наука бессильна? Какой термин придумать для моего явления?

     Разговор начинал выходить за рамки профессиональной компетенции Эжени, а обсуждать пошатнувшиеся чувства подруги к брату ей было неуютно.

     Она позвала официанта, чтобы расплатиться; потом, скрывая лёгкую нервозность, предложила Стефани уйти:

   - Нам пора, уже поздно. И хотя я не могу дать все ответы на твои вопросы, уже завтра ты будешь по-другому смотреть на наш разговор, поверь мне.

     Стефани покорно дала Эжени увести себя в отель, а на следующий день сообщила, что готова к пресс-конференции и вслед за ней – к подписанию контрактов. Эжени права: пора возрождать себя, подобно птице Феникс, из пепла тлеющих воспоминаний, огонь которых всегда трудно поддерживать одному.

Восседая за столом в торжественно убранной зале, Стефани поглядывала на всех свысока и счастливо улыбалась. Приятно было видеть рядом с собой Тауфика и Идриса. Идрис встретил девушку, в ближайшую неделю должна была состояться их свадьба. В благодарность за спасение Стефани преподнесла им подарки: Тауфик стал владельцем новенького "ягуара", а Идрис со своей невестой отправился в путешествие на прогулочной яхте, принадлежащей когда-то Стефани. Джон Колкетт получил свои четыре миллиона, но пока ещё не отъехал на Мальту, оставаясь рядом с актрисой — шумиха вокруг её имени была на руку, ведь кусочек славы доставался и ему.