Не осуждайте нас (СИ)

Юра отошел к барной стойке и взял оттуда свой фотоаппарат. Этот парень с дредами был главным помощником Жака на большинстве фотосъемок. Он вернулся из Санкт-Петербурга только несколько недель назад, поэтому нам с ним не довелось познакомиться раньше.

Я перевела взгляд на Жака. Этой ночью он был очень красивым. Волосы слегка взлохматились, а лицо было как никогда умиротворенным. Его рука, которая легла на мою талию, была такой невесомой, и потому особенно теплой и ласковой.

Неожиданно для меня прозвучал знакомый щелчок. Я не заметила, как перед нами уже стоял Юра с включенным фотоаппаратом.

- Отличный снимок. Жак, я перешлю его тебе на днях.

Из-за стороны послышалось, как другие зовут Юру.

- Ладно, долг зовет, веселитесь.

- Ага, спасибо, - произнес Жак, и Юра направился к опьяневшей толпе.

Веселье продолжалось. Через несколько минут к нам подошла Аня, и они вместе с Жаком начали спорить о каких-то глупостях очень громко и оживленно. Я успевала только смеяться над каждой их репликой. Потом все откуда-то достали напольную игру твистер и несколько моделей вступили в бой за гибкость с Юрой, который, стоит сказать, будучи совершенно неигроспособным к двум часам ночи, все же победил.

Шутка за шуткой, игра за игрой, бокал за бокалом, я захотела спать. Веки лениво накрывали глаза, а в полутьме мне виделись белые прыгающие огоньки.

- Жак, я хочу спать, - лениво пробормотала я, потирая закрывающиеся глаза, - я, наверное, пойду.

- Давай, провожу тебя до комнаты.

Мы встали из-за стола и побрели вверх по лестнице. Я слегка оступилась на ней то ли от сонливости, то ли от алкоголя. Но Жак придержал меня за талию и нежно произнес над самым ухом: «Аккуратно».

Мои щеки начали пылать, и я незаметно для себя, вспомнила, что этой ночью мне придется делить с ним комнату. Ноги начали двигаться быстрее, и я на несколько ступеней опередила Жака, так, будто мне хотелось убежать.

В коридоре второго этажа был погашен свет, отчего я немного замедлилась. Меня с детства пугала темнота. Я вспоминала, как часто пряталась под одеялом от неизвестных мне монстров и с опаской заглядывала под кровать. Как не любила сама гасить свет, и как, просыпаясь по ночам, звала маму.

- Ты боишься темноты? – спросил Жак, заметив, что я стала идти чуть ли не прижимаясь к нему.

- Нет, просто немного неприятно. Идешь и не видишь своих ног, будто у земли нет дна.

- Так значит, ты боишься наступить на акулу.

- Ха-ха.

Дойдя до конца коридора, Жак открыл крайнюю правую дверь, и мне в лицо ударил желтоватый тусклый свет напольного ночника у стенки рядом с окном, занавешенного ажурными белыми шторами. Комната напоминала обыкновенную деревенскую спальню. Большой старый комод и двуспальная кровать, высокий ночник и огромное двухдверное окно.

- Я поставил твою сумку на пол с той стороны, - Жак указал мне в сторону окна.

- Да, спасибо.

- Ладно, я пойду, - он нежно поцеловал меня в макушку и собирался выйти, но мои руки не думая схватились за край его рубашки.

Так вот что означает сначала сделать, а потом подумать. Я, видимо, даже не осознавала, что невольно заставляю Жака остаться. Он перевел на меня удивленный взгляд с нахмуренными бровями, а я тем временем уже не так сильно держалась за его рубашку. Ноги нервно начинали перетаптываться с места на место, а глаза бегали из стороны в сторону, не зная, куда все-таки себя деть.

Наши глаза встретились и в свете ночной лампы его казались просто прекрасным. Он развернулся ко мне всем телом и подошел чуть ближе, захлопывая за собой старую деревянную скрипящую дверь.

- Прости, я просто… не хотела, чтобы ты уходил, - неловко сказала я.

- Глупышка, почему просто не сказать: «я хочу, чтобы ты остался»?

- Ты не знаешь, каково это говорить такие слова любимому человеку.

- А ты не знаешь, каково это уходить отсюда, так и не услышав: «останься».

- Но ты ведь не ушел.

Жак ласково улыбнулся и прошел к окну. Он несколько секунд вглядывался в ночное небо звезд, тучи на котором уже развеялись, а потом сел на широкий подоконник под ним.

- А, точно, - вспомнила я. - Твой подарок, я так и не отдала его.

Я подбежала к своей сумке и достала оттуда красивый сверток, в котором лежала шкатулка. Жак медленно раскрыл упаковку, стараясь не порвать ее ни в одном уголке.

- Это шкатулка, - тихо произнесла я.

Он легонько улыбнулся и, опустив маленькую щеколду, раскрыл деревянную коробочку. Комната с бревенчатыми стенами наполнилась красивыми звуками, издававшимися маленьким железным механизмом, который тихонько, лишь время от времени поскрипывал, словно деревянная половица.

- Красивая музыка, - не отрывая взгляда от шкатулки, произнес Жак, - мне нравится, она грустная.

- Я подумала, что она похожа на тебя.

- Чем? – он поднял на меня свои глаза, и я тут же засомневалась в своих мыслях.

- Она красивая снаружи, но… Внутри ей грустно, - ноги подвели меня ближе к Жаку, внимательно слушавшему, что я говорю под звуки шкатулки, - она слегка запылившиаяся, и ее, наверное, уже много лет никто не слушал. Но все-таки она очень красивая. Тебе ведь нравится?

- Да, очень.

- Так и мне нравишься ты.

Сказанное мной прозвучало не столько романтично, сколько печально. Под звуки скрипящий коробки, я в которой раз признавалась этому человеку в своих чувствах. Он хоть и был несколько растерянным, но ему было по-прежнему двадцать пять, хотя… Хотя, и это ведь не столь важно. Важно то, что он не любил меня. Я тогда не понимала, говорила себе: «Ах, если бы я была чуть взрослее». Но ведь дело было не в этом. Дело было не в возрасте. Просто мы были разными, люди с разных планет, заскучавшие и очень одинокие. Мы случайно нашлись друг у друга, и это прекрасно, но наш срок не вечен. Никто и не думал прожить с другим остатки своих дней, просто красиво все это было, мило и нежно. Просто нам было важно «сейчас», а потом… потом каким-то далеким казалось. Далеким и грустным.

- Софи, иди сюда.

Он протянул ко мне две руки, как это обычно делают маленькие дети. В его глазах было много грусти, наверное, столько же, сколько было в моих. Я молча подошла к нему и крепко-крепко обхватила его плечи руками. Я прижималась к нему всем телом, стоя между колен, и едва сдерживалась, чтобы еще раз не сказать эти три слова. Чтобы еще раз его не побеспокоить.

- Спасибо тебе, правда, спасибо, - нежно шептал он.

Я чувствовала, как дрожит моя грудь, как безысходно слабеют мои руки, а тело по-прежнему льнет к нему, желая успокоить, уберечь, помочь. Впервые я чувствовала, что так нужна ему.

- Жак, почему ты такой одинокий? – едва слышно обронила я.

Он был один дома, когда я приходила к нему, он был один в этом городе без семьи и родных, он был один на этой фотосъемке, держась все время как будто в стороне, и он был один, когда все праздновали Новый Год. Да он даже в моих объятиях один был!

- Потому что, - он положил свои руки мне на талию и слегка отодвинул, вглядываясь в мои глаза. - Потому что люди, которые вечно куда-то идут, должны быть одни. Люди, у которых есть цель, должны быть одни. Невозможно идти в будущее с кем-то за компанию. Это страшно, это тяжело. Возможно, я слаб.

- Почему слаб?

- Я позволил кому-то быть рядом со мной, и теперь этот человек чуть не плачет, - он коснулся рукой моих волос, и я без лишних слов подалась ей на встречу.

- Я не буду плакать. Я за тобой пойду, если надо.

- Нет, ты не пойдешь, - он едва заметно покачал головой, продолжая всматриваться в мои глаза.

- Пойду…

- Нет, я бы и рад, но ведь ты такая же, как и я, - по лицу Жака скользнула печальная улыбка, - вечно куда-то торопишься, спешишь. Для тебя не существует слова “нет”. И, если очень повезет, мы первое время действительно будем спешить в одном направлении, но потом… Потом наши пути разойдутся, Софи. Ты пойдешь налево, я направо, и все.

- Не хочу это слушать, - злобно буркнула я, отводя от него свои глаза. - Это из той же серии: «Ты будешь счастлива и без меня», да?