Журавлик - гордая птица (СИ)

9 лет спустя

Сентябрь 2014 года

Ты умираешь за годом год…

Осталась сказка мечтой красивой,

Растаял сон. И с тобой не тот,

Кто делал самой тебя счастливой.

Чужие руки… Но помнишь ты

Других ладоней тепло родное.

И, как виденье, ЕГО черты

Вдруг затмевают лицо чужое.

— Открой!

— Нет!

— Открой, мать твою, эту дверь и впусти меня!

— Я сказала, нет! Уходи! Не позорься, Дима. Пожалей, в конце концов, хотя бы ребёнка: Аня так боится, когда ты начинаешь долбить по двери.

— Слушай меня, идиотка! Ты больше, гораздо больше потеряешь, если не дашь мне войти! Ты поняла меня?! Либо я вхожу по-хорошему, либо…

Она молчала. Молчала и давилась слезами. В комнате, обняв Татьяну Тимофеевну, плакала пятилетняя Аня. В кухне, забравшись под стул и прижав уши к голове, тихонько поскуливал всеобщий любимец, вест хайленд терьер Фаня. В коридоре маячил сын. Двигался, не меняя траектории: из угла в угол. На миг он поднял глаза, и Белла задохнулась от того, что увидела там: загнанный зверёк, задыхающийся от страха и отчаяния.

«Боже, Сашке только исполнится десять, а он уже столько пережил, сколько не всегда выпадает на долю взрослого человека!» — вдруг пришла в голову женщины мысль.

— Ты ведь впустишь его? — спросил сын. Обречённость, которая прозвучала в вопросе мальчика, пробрала его мать, подпиравшую входную дверь, до костей.

— Я хочу, чтобы он ушёл! — Саша уже кричал, не контролируя себя, по щекам его текли слёзы. — Как же он меня достал! Сколько можно верить ему?!

— Сынок, я…

Конец фразы утонул в испуганном Анином крике, прозвучавшем из комнаты, потому что в квартире вдруг погас свет — мужчина за дверью добрался до рубильника в щитке.

Ласковые слова и тёплые руки прабабушки уже не помогали. Дочь Беллы захлёбывалась слезами и не реагировала ни на что, повторяя только: «Пусть перестанет, боюсь… я боюсь. Не хочу! Пусть не будет темно. Мам, мамочка, ну включи свет, очень-очень большое пожалуйста!».

Белла посмотрела вокруг: вот они, те, кто являлся её семьёй. Им было сейчас неимоверно страшно, горько и мерзко только потому, что один кретин за дверью возомнил себя жертвой обстоятельств и искал мести, отыгрываясь на детях и женщинах. Кто он? В кого превратился за последние несколько лет?

Щелчок, тихий, услышанный только ею. Щелчок в её голове, словно открывший шлюзы всей ненависти и злости к человеку, так долго и старательно обращавшему их жизнь в ад.

Шаг, другой по направлению к двери. И вот она понеслась, не помня себя. Открыла дверь, толкнув стоящего у двери далеко не трезвого мужчину, когда-то считавшего, что он имеет право называться её мужем. Наступая на него, пятящегося назад, Изабелла высказывала всё, что накопилось в душе за долгое время, что накипело за годы её терпения и боли, за столетия его лжи и притворства, за реки грязи, которой он умудрился запачкать всё, что было когда-то хорошего между ними. Потом, когда Белла почувствовала, что голосовые связки безбожно устали и вот-вот откажут совсем, женщина перешла на шёпот. Слова лились рекой: «Пойми же ты, наконец, что это — всё. И лучше уже не будет никогда. Будет хуже, неужели ты сам не видишь этого?»

Белла подбежала к щитку, привычным движением вернув рубильник на место для того, чтобы в квартире вновь появился свет. Потом, повернувшись к мужчине, продолжила:

— Мы давно, слишком давно стали чужими друг другу. Зачем эти скандалы, крики? Ты ничего уже не исправишь, не надрывайся зря…

— Ах, вот как? — во взгляде Дмитрия, где до сего момента сквозила растерянность, вызванная внезапной агрессией жены, вспыхнула злость. — Значит, ты решила окончательно порвать со мной? Знаешь, кто ты? Неблагодарная тварь! Я взял вас под крыло, тебя и твоего обожаемого сыночка! Я растил его с двух лет. Помнишь, он даже называл меня папой когда-то? Я терпел его выходки, старался сделать из него человека, но, видимо, напрасно. И то, что сейчас твой сын считает меня чужим дядей…

— Только твоя вина. Вот именно, ты «терпел». Терпел, но не любил его. А дети чувствуют ложь. Да и как, скажи, мог он привязаться к тебе, если на его глазах ты столько раз унижал его мать? А его выходки… Ты ведь знаешь, у него переходный возраст. И если в семье ребёнка разлад, как можно ждать от него хорошего поведения?

— А как насчёт того, что у нас есть общая дочь? — мужчина всё больше заводился. — О ней ты подумала?

— О, да! И, поверь, лучше неполная семья и спокойная обстановка дома, чем родители, которые живут вместе, но при этом давно погрязли в ссорах и скандалах!

Муж молчал несколько минут. А Изабелла ждала, затаив дыхание. Неужели сейчас ей всё-таки удастся его убедить в том, что пришла пора прекратить бессмысленную войну и просто разойтись?

Наконец, Дмитрий заговорил:

— А, может, дело тут совсем в другом? Может, ты до сих пор сохнешь по своему давнему приятелю? Ну, помнишь, тот, что сделал тебе ребёнка десять лет назад и смотался в свою Америку? Он опять объявился?

— Что?! Ты с ума сошёл? Мы расстались давно, и он даже не знает, что у него есть сын! При чём тут вообще это? Разговор сейчас о нас с тобой!

— Да при том, что он тебе и сейчас небезразличен! Ты думаешь, я не знаю, где ты прячешь его старые фото? Думаешь, не замечал ни разу, какой у тебя бывает взгляд, когда ты смотришь на Сашку: ты словно сравниваешь их, ищешь в сыне черты его родного отца. И находишь их, потому что он с каждым днём всё больше похож на своего папочку. Уж я тоже это заметил, когда много раз залезал в твой тайник и разглядывал фотографии твоего бывшего дружка. Только где он, а? Где этот герой — любовник? Живёт в своих штатах, давно наплевав на наивную русскую дуру, с которой когда—то хорошо провёл время? Я ещё помню, как ты много раз звала его во сне, а потом просыпалась и рыдала, уходя на кухню, думая, что я сплю и ничего не знаю. Надо же, как ты оплакивала свою потерянную американскую любовь! Ты, наверное, по собственной мамаше так не убивалась, когда в прошлом году она отдала Богу душу!

— Замолчи! — Белла уже хрипела, боль скрутила внутренности так, что не было сил даже закричать на мужчину, который стоял сейчас перед ней и бил словами в самое больное место, вытаскивал наружу то, что женщина давно и, как ей казалось, успешно сумела загнать в самый глухой уголок своей памяти.

— Замолчи, — снова выдавила она из себя. — Мы не общаемся сейчас и не общались вообще ни разу с тех пор, как он уехал после смерти его бабушки. И не смей трогать память моей матери. Где ты был во время похорон? Развлекался с очередной шлюхой? Моя подруга, моя семья — все мы были вместе, когда хоронили маму, а вот ты…

— А что, я должен был прийти и старательно выдавливать из себя слезу, делая вид, что убит горем? Я никогда не ладил с твоими родителями, а мать твоя меня откровенно презирала.

— И было за что — теперь я это ясно понимаю! А теперь уходи! Уходи и никогда больше не возвращайся в этот дом. Мы больше не вместе, ты понял?!

— Не сомневайся, я понял. Сейчас уйду. Но запомни: ты плохо меня знаешь. Никто не знает настоящего Дмитрия Корнева. Я отомщу тебе и всей твоей родне! А ещё я заберу тебя у тебя дочь! Скорее всего, я не смогу сделать это официально, да и не буду. Но поверь, я найду способ решить эту проблему, даже если придётся прибегнуть к не совсем законным методам. Я сделаю это хотя бы для того, чтобы побесить тебя лишний раз!

— Зачем ты приплетаешь сюда ребёнка? Аня не нужна тебе. Тебе вообще никто не нужен, кроме себя любимого. — Белла не боялась такого поворота событий, понимая, что угроза забрать дочку — всего лишь блеф, способ лишний раз надавить на неё, причинить боль. Вдоль и поперёк изучив за годы совместной жизни характер мужа, женщина знала, что он никогда не осмелится на такой поступок. Но материнский инстинкт взял своё, и она добавила:

— Попробуй, у тебя ничего не выйдет? Видимо, ты плохо понимаешь, на что может пойти мать, защищая своего ребёнка. Я не отдам её тебе никогда, ни при каких обстоятельствах!