Журавлик - гордая птица (СИ)

Где-то за спиной девушки хлопнула межкомнатная дверь — Эммет удалился, дав им возможность поговорить наедине.

Притяжение взглядов длилось всего пару минут, а потом Каллен тряхнул головой, скидывая остатки наваждения, и шагнул вперёд, приближаясь к девушке и сжимая её запястье. От него шёл сильный запах спиртного, и Белла невольно сморщила носик, отвернувшись.

— Причём тут женишок, говоришь? — выдал он злым тоном, в котором от волнения слышался сильный акцент. — Думала, что я ничего не узнаю? Что так и буду, как бестолковый щенок, верить каждому слову? За что ты так со мной, Белла? Я же…

— Хватит! — резко прервала его девушка. — Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне! И, будь добр, отпусти мою руку. Ещё чуть—чуть, и останутся синяки.

Эдвард резко отпрянул, прижавшись спиной к шкафу в прихожей, и закрыл лицо руками, слегка покачиваясь из стороны в сторону то ли от усталости, то ли от того, что перебрал с алкоголем.

— Прости, — вдруг прошептал он приглушённо, запуская обе ладони в свою шевелюру и взъерошивая волосы с потерянным выражением на бледном лице. Теперь его взгляд был, как у загнанной в угол собаки.

— Прости меня. Я не должен был так себя вести. Да и, действительно, кто я такой, чтобы лезть в твою жизнь? Особенно после того, как сам отказался…

— После того, как сам отказался от меня? От нас? Это ты хотел сказать? Ну, так я поддержу тебя в этом. Ты действительно утратил возможность задавать вопросы с тех пор, как выбросил меня из своей жизни, не посчитав необходимым поговорить со мной лично и оставив жалкое письмецо! Ты просто сбежал, Эдвард, сообщив мне напоследок, что мы слишком разные. И вот здесь ты оказался прав — мы, правда, разные. Но не потому, что живём в разных странах, — Белла резко остановилась, переводя дыхание.

— Ты всё твердишь о том, что я не была честна с тобой. Хочешь так думать? Пожалуйста, это — твоё дело! Знаешь, кого ты сейчас мне напоминаешь, Каллен? Старую сплетницу, от скуки собирающую слухи по всей округе, — с вызовом произнесла Изабелла. — Только теперь это уже неважно…

— Неважно?

— Нет, Эдвард. Что было, то прошло, сейчас всё по-другому. Так что можешь больше не чувствовать себя виноватым и наслаждаться жизнью на полную катушку.

— Белла, нет, ты не так всё поняла. Я не…

— Извини, Эдвард, но у меня нет времени. Меня ждут.

— Кто? — быстро спросил парень. — У тебя есть кто-то? А раньше?

— Раньше — не было, ты был первым и единственным. А теперь — да, есть.

— Ты любишь его? — прошептал Эдвард, отводя глаза.

— А ты, Каллен, никак ревнуешь? — саркастически усмехнулась Белла.

Эдвард промолчал, только скрипнул зубами, потом снова спросил:

— Ты любишь его?

— О, да! Даже не представляешь себе, как. Он — самый дорогой, самый близкий человек для меня.

— И ты планируешь остаться с ним, — еле слышно пробубнил Каллен, словно констатировал факт.

— Да, он теперь навсегда со мной, — улыбнулась девушка, вспоминая о сыне. — И знаешь, в чём разница между вами? Я уверена, что он будет любить меня всегда. Он никогда не предаст и не осудит. Для него я — самая лучшая на свете.

«Мама, лучшая на свете мама», — добавила Белла уже про себя. Что бы ни думал Каллен, задавая все эти вопросы, она имела в виду только сына. Но ставить об этом в известность своего бывшего парня, естественно, не собиралась.

Белла в последний раз посмотрела на Эдварда, вздохнула и, собрав последние силы, произнесла на выдохе:

— Прощай!

Эдвард открыл рот, будто хотел что-то сказать, но так и не произнёс ни слова. Он стоял, ссутулившись и уставившись потерянным взглядом в одну точку.

— Эммет! — крикнула девушка.

Брат Эдварда выглянул из комнаты и расстроенно покачал головой, мгновенно оценив ситуацию и поняв, что эти двое опять не пришли к согласию.

— Подвезёшь меня? — спросила Изабелла голосом, хриплым от непролитых слёз. Она твердила про себя, как заклинание: «Только не плакать. Только не здесь, не при нём. Не плакать. Не смей реветь, Журавлёва!»

— Конечно, — быстро сориентировался Эм. — Только куртку накину.

Белла кивнула и, схватив пакет с вещами, понеслась к лифту. Эммет вышел следом за ней, успев в качестве моральной поддержки сочувствующе хлопнуть по плечу брата, застывшего каменной статуей в прихожей.

Эдвард остался один. Громкий стук входной двери вывел его из ступора. Он сгорбился, словно немощный старик, и застонал, снова запустив руки в волосы. Каллен снова упустил девушку, которая, исчезнув из его жизни, оставила только пустоту и чувство огромной потери.

========== Глава 7.Часть 2. “Я справлюсь!” ==========

Ты выбрал. А я свой выбор

Оставила за собой.

Достаточно глупых игр —

Опасно играть с судьбой.

Достаточно слёз, метаний,

Достаточно ссор, обид.

Эпоха прошла мечтаний,

И кровь моя не кипит.

Попробую всё начать я

Сначала. Да будет так!

Попробую не кричать я,

Из снов прогоняя мрак.

Уехал. А я осталась,

Мечтая тебя забыть.

Мне, видимо, показалось,

Что мог ты меня любить.

В машине Эммета всю дорогу висела тишина. Эм смотрел на дорогу, лишь изредка бросая на Изабеллу тревожный взгляд. Сама же девушка молчала, давясь слезами, так настойчиво пытающимися пробраться наружу. Она понимала, что, если скажет сейчас хоть слово, начнёт реветь прямо тут, в дороге. Поэтому упрямо хранила молчание.

Когда Эм остановился у подъезда Беллы, та, словно извиняясь перед парнем, сжала его локоть и выскочила наружу, бросив напоследок: «Помни, ты обещал молчать!». Эммет кивнул и прямо с места ударил по газам, резко выскочив на проезжую часть. Вскоре его автомобиль скрылся из виду.

Дом встретил Изабеллу громким плачем, доносившимся из детской: Маргарита пыталась покормить Сашу из бутылочки, с чем он был, по всей видимости, категорически не согласен, требуя маму, а точнее, ту часть её тела, где всегда было свежее грудное молоко. Белла быстро ополоснулась, переоделась и села кормить ребёнка под пристальным взглядом матери, которая, скорее всего, заметила то взвинченное состояние, в котором появилась дома её дочь.

— Где Танечка? — тихонько поинтересовалась девушка, чтобы не потревожить ребёнка.

— Ушла в магазин, — так же тихо ответила Маргарита.

Оставшееся время кормления прошло в молчании.

Когда сын поел, Изабелла подняла его «столбиком», дожидаясь, пока отойдёт воздух с частичкой молока, потом уложила сонного мальчика в кроватку. Собираясь пойти на кухню и перекусить, девушка развернулась и обнаружила, что мама стоит совсем близко, подозрительно её разглядывая.

— Что произошло, Бельчоныш? — спросила женщина, не желая ходить вокруг да около. — На тебе лица нет. И губы трясутся…

И тут, в домашнем тепле и уюте, рядом с родным человеком, Изабелла больше не в силах была сдерживать себя. Она опустилась на кровать и, закрыв лицо руками, разрыдалась горько и отчаянно. Девушка говорила и говорила, прижавшись к матери и посвящая ту в сегодняшние события. Закончилось всё тем, что Маргарита тоже расплакалась. Она гладила дочь по волосам и повторяла:

— Прости меня, девочка моя. Прости, моя хорошая…

— Мам, — удивлённо произнесла Белла, подняв голову, — за что ты просишь прощения?

— Да так… За всё сразу, — улыбнувшись сквозь слёзы, пролепетала мать и снова обняла девушку, спрятав её лицо у себя на груди.

Только Маргарита знала, в чём состоит её вина перед собственной дочерью. Но даже сейчас, видя мучения девушки, у женщины не хватило духу признаться, что, если бы не её единственный разговор с Эдвардом Калленом прошлой весной, её внук мог бы расти рядом с родным отцом. Глобальность своего поступка Журавлёва-старшая полностью начала осознавать только после рождения внука. Иногда, в выходные дни, они с мужем, стремясь дать дочери небольшую передышку, забирали Сашу на прогулку. Везя коляску по парковым аллеям, супруги частенько были свидетелями того, как очередная молодая семья выгуливала своё чадо, по очереди хлопоча над ним. Часто из уст уже подросших малышей слышалось: «папа», когда они общались с собственным родителем, требуя продолжения какой-нибудь весёлой игры. Саша Журавлёв отличался от этих детей только одним — его отца не было рядом с ним. Когда эта мысль накрывала мать Беллы с головой, у неё перехватывало дыхание от чувства вины, бетонной плитой сдавливающего грудь. О, кто бы знал, сколько раз она порывалась поговорить с Изабеллой и покаяться перед ней. Но, делая шаг вперёд, женщина отступала назад на несколько шагов. Страх останавливал её. Дикий страх противным голоском нашёптывал, что дочь не простит. Наверное, поймёт, что виной всему стал обычный материнский эгоизм, но простить не сможет точно. И разговор всё откладывался и откладывался, потому что в глубине души Маргарита понимала, что вряд ли вообще когда-нибудь наберётся смелости, чтобы просветить дочь насчёт своей роли в их расставании с Эдвардом.