Я люблю свою работу?

– Да ладно? Мы же коллеги!

Довольно! Встаю с места, хватаю Шарова за руку и вывожу из опен-спейса в коридор.

– Что ты к ней прицепился?

– Крошка Мэри не хочет поделиться своей игрушкой?

– Она мне не игрушка! Хватит уже ее третировать.

Я в гневе: что он себе позволяет? Пусть устраивает гонения в своем управлении и не лезет в мое: я и сама могу поставить на место провинившихся сотрудников! Наличие родственника среди акционеров компании не дает ему права так общаться с людьми!

– Давай обсудим за обедом, – уголки его губ приподнимаются. – Ты хорошо себя вела, поэтому я готов рассказать тебе один маленький секрет. Пока только один.

Мне хочется ударить его, чтобы идиотская улыбка исчезла, наконец, с этой смазливой физиономии. Но здравый рассудок напоминает, что с Шаровым шутки плохи, поэтому я лишь произношу «Договорились» и спешу вернуться на свое рабочее место.

Лидочка плачет, а Оля, забыв былые обиды, пытается ее успокоить. Даже Аня отвлекалась от своих дел и с искренним сочувствием наблюдает за происходящим.

– За что он ко мне так? – всхлипывая, произносит Лидочка. – Что я ему сделала?

– Он просто придурок, – отвечает Аня.

– Лида, успокойся. Я с ним поговорю, – кладу руку на ее плечо, от чего она вздрагивает. – Пожалуйста, прекрати плакать. Не доставляй Шарову удовольствие.

– Спасибо, – наконец произносит она. – И… и…

Но зазвонивший телефон прерывает ее: секретарша сообщает, что ко мне пришел курьер. Стоит мне только подойти к стойке ресепшена, как тщеславие, захлебываясь, принимается визжать что-то нечленораздельное: корзина с ярко-оранжевыми цветами сразу выдает дарителя. Феофан Эрнестович мог бы не утруждаться и не вкладывать свою визитку – я бы и так догадалась. Вынимаю визитку и прячу ее в карман брюк – ни к чему лишние вопросы.

Когда я возвращаюсь на свое рабочее место, Лидочка уже утирает слезы. Увидев меня с цветами, она округляет глаза, но не произносит ни слова. К моему облегчению, Аня и Оля следуют ее примеру.

– Крошке Мэри снова прислали икебану, – Гоша делает глоток сока.

– Откуда ты знаешь?

– И у стен есть глаза.

– Что ж, это еще один маленький секрет в твою копилку.

– Да ладно? Пока я не установил личность дарителя, это вовсе не секрет.

– Не забывай: я пришла сюда, чтобы выяснить причину твоего негативного отношения к Лидочке, – с трудом сдерживаю желание выплеснуть остатки сока ему в лицо.

– Ах да, я же обещал раскрыть тебе секрет, – его глаза блестят. – Ты ведь не знаешь, почему Ландышеву назначили твоим замом. Точнее, после чего ее назначили.

Как я ни пытаюсь скрыть удивление, ничего не получается: мои губы невольно размыкаются, а пульс учащается до двухсот ударов в минуту. «Что за поклонник такой, который высаживает тебя из своего BMW на полпути к офису?», – снова и снова звучат в голове слова Шарова. Неужели мои подозрения оправдались? Нет, только не это! Рябинов не мог переспать с ней! Как же Алена, как же дети, как же… Да когда она вообще успела?! И от кого я это узнаю? От Гоши! Сколько еще людей знает? Боже…

– Ты врешь! – резко отвечаю я.

– Я даже еще ничего не сказал, – он смеется. – Вижу, ты и сама догадывалась. Очень жаль, что сюрприза не получилось.

Я уволю ее! Сразу же, как только вернусь в офис. Ноги ее там не будет! Мерзкая стерва! Не-на-ви-жу!

– Кто тебе это сказал? – вернув часть самообладания, спрашиваю я уже более спокойным тоном.

– Несмотря на специфику своей профессии, Орел достаточно плохо конспирируется. Ему бы следовало уточнить всех жильцов дома, в который он таскает свою подстилку.

Орел?! Я не ослышалась? Мои губы смыкаются, а пульс замедляется до положенных шестидесяти ударов в минуту. Репутация Рябинова спасена, но нужно продолжать эту игру, иначе Шаров заподозрит неладное.

– Ты живешь в одном доме с Орлом? – изгибаю бровь.

– Мой дед. А я часто его навещаю, – Гоша без особого энтузиазма ковыряет вилкой салат.

– Они ведь не догадываются о твоей осведомленности?

– Думаю, что нет. Иначе Орел уже давно поговорил бы со мной по-мужски.

Пожалуй, с увольнением Ландышевой стоит повременить. Какое мне дело до ее связи с Орлом? Мерзко, конечно, и она – стерва, но мне-то что с того? Удивительно, почему это так беспокоит более чем аморального Шарова. Тоже мне святоша нашелся. Трудно сосчитать, скольких сотрудниц оприходовал он, прежде чем добрался до Уховой!

– Все это, безусловно, омерзительно, но какое нам с тобой дело?

– Его жена – отличная тетка! И этот гандон всем ей обязан. Мог бы из признательности не таскать свою б..дь в их дом! – Гоша с отвращением морщится, словно его вот-вот вытошнит.

– Ожидала услышать такое от кого угодно, только не от тебя, – с усмешкой произношу я.

– Да ладно? Крошка Мэри плохо разбирается в людях.

– Потому что я усомнилась в твоих высоких моральных принципах? Ты уж прости, но у меня была причина.

Гоша выглядит обиженным, как будто его задели за живое. С чего бы ему так болезненно воспринимать подобные комментарии в свой адрес? Разве это не он напоил Олю и напросился ко мне на ночь, после чего воспользовался моим гостеприимством и ее беспомощным состоянием? И пусть она на него не в обиде и даже считает его веселым, но вот у меня сложилось другое мнение на его счет. И вряд ли кто-то сможет меня переубедить.

– Да ладно? Ухова? – он улыбается.

– Хотя бы она.

– А ты не думала, что я оказал ей услугу? Муж ее бросил еще до своего ухода: она три месяца не занималась сексом. А на прощание он окунул ее в дерьмо, в красках описав все ее недостатки: излишний вес, нехватка интеллекта, отсутствие вкуса и прочее, прочее, прочее… Она подавлена, разбита, у нее нет друзей…

– С чего такие выводы?

– Она бы рассказала о своих проблемах друзьям, а не нам с тобой. Или ты считаешь себя ее подругой? – на его губах снова появляется фирменная улыбка. – Так что не надо меня упрекать: для Уховой я оказался ложкой меда в бочке с дерьмом. За что она крайне признательна.

– Ну, конечно, – морщусь.

– Ну, конечно, – передразнивает меня он. – Ты так и не ответила: считаешь себя ее подругой?

– Если и так, то какая тебе разница?

– А ты не думала, что ей нужна поддержка, а не твои нравоучения? У тебя бегущая строка в глазах: «Какой ужас! Как она низко пала!».

– Я так не считаю.

– Да ладно? Тогда прости, я ошибся, – он натянуто улыбается.

Отвожу взгляд: конечно, я всячески пытаюсь поддержать Олю, но в глубине души все равно осуждаю ее интрижку с Шаровым. Понимаю, что у меня нет морального права на порицание, но ничего не могу с собой поделать. Вот только я думала, что хорошо скрываю свои чувства! Видимо, я ошиблась.

– Почему тебя так беспокоит Оля? – спрашиваю я.

– Потому что она – хороший человек, с которым хреново обошлись. Этого недостаточно?

Сказанное слабо вяжется с образом подонка Шарова, который я себе нарисовала в первый же день нашего знакомства. Неужели я так плохо разбираюсь в людях? Или он всего лишь вводит меня в заблуждение? Жду подсказки от здравого рассудка, но он молчит. Вспоминаю теплые отзывы Оли в адрес Гоши – похоже, она и впрямь была крайне признательна ему за своеобразно оказанную поддержку.

– Если ты не против, то я приступлю к еде. Разговоры о сексе всегда возбуждают аппетит.

Зря я сомневалась в своей проницательности: Шаров – просто животное!

Понедельник, 25.03.2013.

Выходные, проведенные у родителей вдали от работы, шума большого города и, конечно же, Кирилла, который начал проявлять небывалую активность, позволили отдохнуть и набраться сил для новых свершений.

В субботу в гости приезжал Алексей Константинович со своей женой, Ольгой Михайловной, и пятнадцатилетней дочкой Сонечкой. Папá несколько раз обыграл его в бильярд, потом по моей просьбе один раз поддался, чего Алексей Константинович не заметил и чему был несказанно рад. Мамá развлекала Ольгу Михайловну рассказами о всякой ерунде – цветоводство, Альфи, кулинарные рецепты, снова Альфи, великолепие Ватикана, выставка импрессионистов, опять Альфи, новая коллекция Chanel, в который раз – Альфи.