Приходите за счастьем вчера (СИ)

Наглядность была продемонстрирована высшего пилотажа. Мужчина справа присвистнул, глядя как медленно падает пепел на зелёную ткань стола.

- Только на Востоке такое видел… – тихо протянул блондин слева. – Крутая тёлка.

- Очевидно, что остальные умения я покажу гораздо быстрее в менее игровой обстановке. – Вытащив из влагалища, гордость кубинской промышленности, Кетрин оглядела окружающих похолодевшим взглядом. – Так что же? Эксперименты с деревьями, или я обслуживаю всех по самому высшему разряду?

- Идёт, красотка. – Мужская ладонь скользнула по бедру вверх. – Так чего ты хочешь за старание?

- Во-первых, не шлюха. Во-вторых, никаких хлыстов и прочей дряни.

- И только-то?.. Против заморозки ничего против не имеешь?

Даже если и имела, Кет поняла, что теперь лучше не зарываться. Сглотнув горечь омерзения и страха, согласно кивнула.

- Нет.

Тогда Кетрин выбралась из своего «приключения» с минимальными потерями для здоровья, заодно раз и навсегда выучив как несоразмерно дорого стоит гордость, чтобы с ней носиться как с писаной торбой. Вся эта честность, целомудрие, гордость – кому они нужны, когда на кону жизнь? Хотя отомстить не сумела – все участники «шоу» плавали слишком высоко для такой молоденькой девушки, делавшей первые шаги в карьере и полностью подконтрольной Бернеру, – но ничего не забыла, терпеливо ожидая, когда пробьётся наверх, чтобы отыграться, и с тех пор, как впервые сумела продать себя подороже, не выпускала вожжи ни с кем. Порождённый пережитым унижением инстинкт самосохранения работал на зашкаливающем уровне везде, за исключением домов, где обитал Элайджа. Нигде кроме как на его территории, – да и это она выяснила только после их декабрьского отдыха в Бразилии, – не чувствуя безопасности, Кетрин развила изумительную способность не попадаться и быть готовой убежать от кого угодно и чего угодно, не считаясь с ценой, кроме, как оказалось, единственной ловушки. Только за прутья в её клетке – улыбки, объятия, поцелуи, которые как ни ломай, не переломишь. И чувство безопасности, сплетающее свои сети крепче денег, власти и амбиций. Золотая эта клетка, железная, карамельная или ещё какая – не суть важно, если в ней тебя любят…

Всему есть пределы – иссякли и силы женщины: поджав ноги, залитая разноцветным светом своего любимого витражного окна, она свернулась калачиком и крепко заснула.

Италия. Сицилия.

За сотни миль от неё, за столом в кабинете сидел мужчина, думающий тоже о своём доме – отличие было только в его адекватности восприятия мира. Зачем он оставил запись камеры наблюдения в комнате отдыха, которую предусмотрительно получил в больнице, чтобы не стала достоянием общественности, Кол и сам не знал. Прошло уже шесть месяцев с их последней встречи с Еленой, когда проснувшись и на свежую голову сообразив, какая глупость с ними случилась, он улетел к брату, ни разу не пытаясь напомнить о себе и давая им с Еленой обоим время наладить нормальную жизнь друг без друга. Но запись смотрел несколько раз, порой останавливая и просматривая предыдущие кадры. Удачный ракурс – его спина, Еленино личико на его плече… Кол не возбуждался от записи, гордиться там тоже было нечем… Ну, почти нечем – то, что сумел оставить след в сердце такого нежного существа как Елена вполне стоило самодовольства. Но и его не было. Кол просто смотрел запись – как его обнимают, как закусывает губу – ей неудобно, – как старательно поддерживает ритм.

Девушка влюбилась. Её улыбка, с которой она покинула комнату, мягкие поцелуи, хотя приятного ей ничего не перепало… Майклсон был уверен – уставшая да и вообще простодушная по натуре Елена вряд ли понимала, что её пишет камера и не притворялась. Бедная его альмея влюбилась по свои смешные уши. Мило? Не слишком. Суть вопроса заключалась в том, что влюбилась не в него, а в свои представления о нём. Хотя раньше это Кола вряд ли бы смутило, но с Еленой всегда было всё сложно. Да и что дальше? Жениться на ней, что ли? Нет. К такому повороту сюжета он готов не был. Поплачет, обидится и успокоится – идеальный вариант. Но глядя на брюнетку и вспоминая, Майклсон чувствовал, что в нём рождается какая-то непреодолимая странная тяга к неинтересным раньше вещам: захотелось иметь свой дом, где его будут ждать, а не временное жильё как обычно, просыпаться с Еленой и готовить с ней завтрак, гулять со своими детьми, похожими на Елену… И грусть о неких упущенных возможностях… Сообразив, что его занесло куда-то в дальние дали, Кол оборвал мысли, посмотрев на значок паузы, как на врага. Стёр запись и вздохнул с облегчением. Вечно орущие дети и Елена – жена? Вместо того, чтобы жить в своё удовольствие, гонять, ездить по миру и трахать девок, повесить на шею камень, который будет либо пилить, либо поджимать свои пухлые губки, молча не одобряя, как только узнает об источниках его доходов? Да эта женщина таскается в ортодоксальную ветвь церкви по воскресеньям, если верить досье… Мужчину передёрнуло от воспоминаний о семейной жизни родителей. А дети станут заложниками их холодности. По этому пути шли и Эл с Кетрин и, на взгляд Кола, одного неудачного брака в их семье было более, чем достаточно. Он не хотел ни выяснений отношений, ни тем более лишних детей… А вот яхта... Давно собирался купить, придерживал свободные средства – нужно было смотреть сколько по факту придётся вложить в «InterStructure», однако теперь благодаря ресурсам Толоса и поддержке Синеджа ситуация изменилась в противоположную сторону, и если продать старый «Мустанг», то всё получится… Яхта была именно тем, что ему нужно, чтобы развлечься и, загоревшись идеей, Кол решил не откладывать покупку в долгий ящик.

Великобритания. Йоркшир.

- Доброе утро. Роза сказала, что ты вернулась? – Мужчина поднялся с кресла, увидев, что она проснулась. – Почему раньше срока?

- Я-яа… – Катерина неохотно откинула одеяло, в которое была укутана, но вовремя сообразив, что одета в одни трусики, автоматически прикрылась им и сползла с постели. Сердце начало качать кровь на бешеной скорости, – аа-а… работать нужно. То есть на работе проект новый, и пришлось вернуться. А сколько времени?

- Лучше какой день недели – ты проспала два дня. С приездом, – подойдя к постели, Элайджа коснулся пальцем её мертвенно-бледной щеки, нахмурился, но в итоге сказал: – Без тебя этот дом скучный, Катерина.

Кет кивнула, склонила голову, перекидывая тяжёлую лохматую косу на левое плечо, с лёгким удивлением увидела, как он поцеловал каждую её ладонь, и чуть пожала руки мужчины в ответ. Но вопреки её ожиданиям Элайджа не задал больше вопросов, просто спросил, хочет ли она обедать. И, вздрогнув, Кет расслабилась от этой нежности, так сильно диссонирующей с её кошмаром и грубостью его участников, что ей захотелось по-детски повиснуть у Эла на шее. Здесь и вправду безопасно, и снова возникла мысль – он её не отдаст кому-то, что бы она ни натворила, вообще лучше было бы, если бы Элайджа её не оставлял в одиночестве – хотя он был абсолютно прав, отправив в Бразилию. Он всегда прав и сделает, как лучше. В Сан-Франциско… Это же нужно было довести мужчину до такого… Но какая-то психически здоровая часть её разума тут же возразила – было больно, унизительно, с ней так нельзя никому… И отвечающая за болезненное восприятие нашлась с ответом – значит, заслужила это наказание, Эл ведь раньше никогда и ничего не делал во вред. Ну, подумаешь, не сдержался… Кетрин снова услышав вопрос об обеде, согласно кивнула и, развязав узел простыни над грудью, потянулась за халатом.

С этого дня их отношения изменились, она не стала активнее рядом с Элайджей, но не оказывала никакого сопротивления, когда тот хотел прикоснуться, обнять или поцеловать – наоборот, как и до поездки в США снова перебралась в его спальню, старалась на ночь оказаться поближе и, если он задерживался на работе, не засыпала, пока не приходил. Кетрин научилась быть послушной до абсолюта – ела то, что он накладывал на тарелку, одевалась в то, что муж хотел бы и шла туда, куда нужно, только работала с прежней отдачей – мозги остались от прежней жизни. Но скажи он не работать, бросила бы. Элайджу пробирала ледяная дрожь, когда он видел, как Катерина, всегда женщина больших страстей и воли, которая его так часто бесила в ней, если шла поперёк его желаний, устраивается на диванчике и ждёт, что ей скажут насчёт плана проведения очередного вечера. О сексе заикаться не приходилось, он слишком хорошо знал, что Кет теперь не откажет, а может даже что-то изобразит помимо позы бревна в желании угодить, поэтому даже не думал касаться этого вопроса. Элайджа подарил ей всё, что она хотела, в том числе лучший байк, новый автомобиль, но она не села ни за тот, ни за другой, пока он не спросил, почему она не ездит на них, а ждёт каждое утро пока он отвезёт её и вечером заберёт с работы. Лучше бы не спрашивал вовсе – с того же дня Кет садилась ежедневно, но при этом она и уезжала, и приезжала ещё более вялая и зажатая, чем была, всё сильнее погружавшаяся в себя и свой мир, где ей, видимо, было хорошо. Мартин стал ей чужим и слонялся по дому нечёсаный и заброшенный хозяйкой, пришлось Майклсону брать его на себя – точнее он передоверил эту обязанность миссис Фостер и переехавшей к ним вновь Елене. По крайней мере, с сестрой Катерина общалась нормально, даже весело. Ему разговаривать с Кет было бесполезно, как и задавать вопросы, та испытывала перед ними откровенный ужас – Элайджа видел его каждый раз на лице и в глазах, когда брюнетка напрягалась каждой жилкой, пытаясь ответить максимально правильно относительно его мнения. Не понимал, чего Катерина так сильно боялась. Неужели его? Когда она прилетела в таком загнанном состоянии, он, конечно, в первую очередь узнал причины её прервавшейся поездки, детективы вытряхнули всё о сбежавшей дамочке из Ситри, персонала отеля – девушка в одних чулках и тряпкой, обмотанной вокруг бёдер, не могла не запомниться, – потерянная ею бриллиантовая серёжка лежала у него в столе в офисе, но для его Катерины, всегда смелой до бесстыдства, само по себе это происшествие не могло быть причиной такой истерики… Или могло? Впрочем, в итоге она оказалась неспособной посягнуть на обет верности, не принимала даже транквилизаторы, не говоря о наркотиках. Невелики заслуги – в другом случае он бы уже узнал всё, что можно от женщины, а после готов был вышвырнуть из дома вместе с вещами, но теперь Элайджа боялся Катерину лишний раз трогать, тем более заводить разговор на эту тему и задавать вопросы, слишком та была неадекватна. Психоаналитики не помогали – она конечно же согласилась говорить с ними, но толку всё равно не было. Видеть Катерину такой было до того трудно, что Майклсон вместо ожидаемой жалости начинал ненавидеть жену за то, что она умудрялась причинять боль и теперь, и чем нежнее и умиротворённее были её улыбки ему, тем больше горечи он испытывал. Оказалось, любовь – та ещё сука, требующая всегда по максимуму.