Такая разная любовь

На кладбище его не было. Надев черные солнцезащитные очки с большими стеклами, Мэг внимательно оглядывала каждого мужчину в черном костюме, чей рост превышал шесть футов. Но Стивена среди них не оказалось. После похорон были назначены еще поминки в «Ле Сирк», но Мэг туда не пошла. Эйвери не удивился бы…

Как только она открыла дверь своего дома, то сразу почувствовала, что что-то не так. Войдя внутрь, она обвела глазами холл. Огромная фарфоровая ваза, полная изящных нежных лилий, стояла на своем обычном месте на столике. Рядом лежала почта, сложенная в аккуратную стопку, именно там Мэг и оставила ее накануне вечером, вернувшись с курорта.

Нет, что-то другое…

— Я знал, что ты придешь примерно в это время, — раздался мужской голос из гостиной.

Мэг улыбнулась:

— Я бы спросила, как ты попал сюда, но ты ведь все равно соврешь.

Она прошла в гостиную. На белом диване восседал Данни. На нем все еще был его траурный наряд: голубая рубашка, красный галстук, темно-синий спортивный пиджак и джинсы. На лице блуждала самодовольная ухмылка.

— Зачем врать? — отозвался он. — Просто это секрет фирмы.

— Заурядный взлом — вот и весь твой секрет, — сказала Мэг, плюхнувшись с ним рядом и скинув туфли. — Впрочем, я рада, что ты здесь.

— Я уже ухожу.

— Да?

— И ты тоже. — Он ослабил узел на галстуке, снял его и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. — Надень на ноги что-нибудь попроще и попрактичнее. Мы идем в зоопарк.

У входа в Центральный парк они купили себе крендельки: Данни с горчицей, а Мэг — несоленый. В парке кипела жизнь: гуляли люди, ворковали голуби. Данни отщипнул кусочек от своего кренделька и кинул на землю. К еде тут же устремились десятки птиц — завязалась шумная возня, и победитель забрал себе все.

— Жизнь — это череда столкновений, Мэг, — проговорил Данни. — Эйвери получил от жизни все, что хотел.

Мэг сунула руки в карманы и продолжала молча идти рядом с ним по витой аллее. Чуть отвлекшись от своих мыслей, она сразу услышала многоголосье зоопарка, в нос ударил характерный запах. Приблизившись к вольеру с тюленями, она принялась наблюдать за ними. Животные нежились на солнце, мирно развалившись на камнях. Загородка была невысокая, и Мэг поставила на нее локти.

— Эйвери умер в одиночестве, — сказала она.

Данни утвердительно кивнул.

— Я боюсь этого, Данни. Боюсь умереть в одиночестве.

Данни только откинул со лба прядь волос.

Мэг невесело усмехнулась:

— Беда в том, что избежать такого конца можно только одним способом: прожить жизнь вместе с кем-то. И еще неизвестно, чего я боюсь больше. — Она вновь перевела взгляд на неподвижных тюленей. Спят они, что ли? Или умерли?

Данни взял ее за руку и повел к небольшому арочному мосточку.

— Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме смерти, Мэг? — проговорил он. — Задумайся о жизни, хоть раз.

Она остановилась и взглянула на него:

— Ты это к чему?

— Ты много работаешь, Мэг, вот к чему. Впрочем, конечно, — он неопределенно махнул рукой, — время от времени у тебя появляется дружок. Но это не жизнь, а существование.

Они взошли на мост, и Мэг стала смотреть на воду. Лодочный сезон еще не начался. Не пришло время и влюбленным сидеть обнявшись на зеленом берегу.

— Ты вызываешь во мне беспокойство, Мэг, — продолжал Данни. — Работа? Да, работа. Но теперь, после кончины Эйвери, и тут могут произойти существенные изменения.

Мэг пожала плечами.

— Скажи, ты вообще способна проявить к чему-либо страстный интерес? Есть ли на свете хоть что-нибудь, что волнует тебя больше всего?

— Я люблю свою работу, — ответила она. — Впрочем, клиенты наши, конечно, мошенники, и меня это коробит. И еще эта чертова сенсационность процессов. — Она поежилась.

— Теперь все будет еще хуже.

— Компаньоны меня недолюбливают. Они и терпели-то меня только из-за того, что мне доверял Эйвери.

— Вот и думай теперь, как быть. Эйвери был первой шишкой в вашей фирме. Эйвери умер. Теперь ты первая шишка.

— Что ты несешь?

— Я дело говорю, Мэг. У тебя есть репутация, заработанная собственным горбом. Несмотря на всю свою сдержанность, ты самая заметная фигура в этой фирме. Тебе, главное, надо четко понять, что представляют собой твои компаньоны. Да, они тебе завидуют, но одновременно и нуждаются в тебе. Думаю, ты способна сейчас взять инициативу в свои руки. Самостоятельно выбирать себе дела. Работать только с теми, с кем хочется. Ты нужна им, Мэг, — повторил он. — Теперь ты их козырь.

В ногах родилась легкая дрожь, которая быстро стала подниматься вверх, пробежала по груди, плечам. Мэг сильно закусила губу. Показалось даже, что до крови. А в следующую секунду из глаз хлынули слезы. Данни подошел к ней и обнял. Рыдания сотрясали все ее тело. Она уткнулась лицом ему в шею, заливая слезами его растрепанные волосы. Он гладил ее по спине, по волосам. Затем поцеловал в макушку.

— Я не хочу быть ничьим козырем, — всхлипывала она. — Я хочу просто делать свое дело. Хочу, чтобы меня оставили в покое.

Данни крепче прижал ее к себе.

— Не думаю, дорогая, — спокойно проговорил он. — Не думаю, что ты этого хочешь.

Она запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. Внезапно их губы сомкнулись. Мэг, отчаянно прижавшись к нему, впилась в его рот. Его объятия приглушили боль, согрели сердце. Но едва придя в себя, Мэг осознала, что это Данни, ее друг, и, оттолкнув его, отвернулась и вновь стала смотреть на воду.

Он приблизился сзади и положил руку ей на плечо.

— Черт, извини, Мэг. Я не хотел…

Мэг улыбнулась и смахнула с лица последнюю слезу.

— Ничего, Данни. Спасибо тебе.

— Просто я испугался не меньше твоего. Ощутил себя таким же одиноким.

— Как ты думаешь, Данни, мы такими с тобой и останемся? Ты и я?

Он провел ладонью по ее руке.

— Мне уже сорок три, Мэг. Но я еще не расстался с надеждой на то, что где-то меня ждет «та самая» женщина. Пока жива надежда, я не беспокоюсь насчет одиночества. Тебе, Мэг, не хватает этой надежды.

— Бывают времена, когда трудно на что-то надеяться.

Он легонько стиснул ей руку.

— Многие люди думают: «И какого черта мы не вместе?!» Понимаешь меня?

— Да. Но лично у нас с тобой, по-моему, есть нечто гораздо более ценное.

— Мы друзья.

Она почувствовала, как он прижался к ее голове щекой, и сказала:

— Мы с тобой самые близкие друзья.

Он поцеловал ее в голову.

— Я люблю тебя, подружка, — проговорил он.

И Мэг знала, что он действительно любит ее так, как только может любить настоящий друг. Беззаветно и без всяких условностей.

На следующее утро было назначено совещание руководства фирмы. Мэг стояла у стола в приемной и просматривала почту. Теперь ей придется работать только с Баскомбом, Смитом и Пакстоном. Последний компаньон Джош Рейнгольд медленно умирал от рака легких на своей вилле в Хэмптонсе. Из вежливости его фамилию еще не убрали с таблички, прибитой к дверям их фирмы, располагавшейся в сером консервативном здании на Парк-авеню. «Интересно, — подумала Мэг, — через какое время компаньоны избавятся от фамилии Эйвери?» Она решила, что с этим никто торопиться не будет. Сколько бы Данни ни называл ее «козырной картой», Мэг было ясно, что даже после смерти Эйвери его имя и репутация будут продолжать привлекать в фирму новых богатых клиентов.

Открытки с соболезнованиями Джанина отложила из общей кучи в сторонку.

— Пусть все видят, — пояснила она.

Мэг взяла в руки пачку открыток и стала их быстро просматривать. Одна открытка задержала на себе ее внимание. Рука ее замерла, и она уставилась на конверт. На месте обратного адреса было впечатано «Сенат Соединенных Штатов».

«Это, может быть, от него, — подумала она. — Впрочем, вчера на похоронах было несколько сенаторов. Открытку мог прислать любой. — Она колебалась. — Но может быть, и он». Вот если бы достать эту открытку и посмотреть на почерк…