«Молчи» (СИ)

— Итак, — Трой берет у «ассистента» скальпель, поворачиваясь к столу. Предатель мычит, но уже не так сильно. Он понимает. Ему не уйти.

— Лучше бы ты сдался, и тебя просто застрелили, а только потом разобрали на органы, а теперь тебе придется это терпеть, — подходит ближе, пальцами проводя по острию. — На самом деле, Хозяин так и хотел поступить, но я люблю другие методы, — улыбается. — Не волнуйся, я сделаю все, чтобы ты прожил как можно дольше, — в его голосе такое отвратительное фальшивое сочувствие. — Если ты начнешь терять сознание от болевого шока, я всеми силами приведу тебя в порядок, — подносит скальпель к коже живота. Мужчина сжимает мокрые веки, еле сдерживая слезы и горечь от осознания происходящего.

— Последнее слово? — Трой смотрит жертве в глаза. — А, точно… — он довольно растягивает губы. — Ты не можешь, — вздыхает. — Мы ведь отрезали тебе язык, — у жертвы на столе начинается одышка. — Меньше сливать информации надо было, — смотрит на него, начиная давить острием на кожу. Мужчина дергает руками, но от лишних телодвижений ему только хуже, поэтому единственный выход — кричать.

И он кричит. От боли. От рвущейся плоти. Глубже.

Трой с удовольствием наблюдает за мучениями предателя, тихо шепча:

— Чур, печень моя.

Все, что они успели сделать, — это выскочить через заднюю дверь на двор. Добежать босиком по морозу до старого амбара, где раньше содержали лошадей и прочий скот. Промерзлое сено. Оно впивается в кожу.

Мэй боится шевелиться, словно Псы могут спокойно обнаружить их даже на таком расстоянии. Девушка только через минут десять начала дышать без сбоя.

Они разместились в самом дальнем углу старой постройки. Здесь много отделов с перегородками, скорее всего семья Джо делала большой уклон на развод именно копытных. Сидят на сене, поскольку больше негде. От холода начинает сводить конечности. Лили практически прекращает ощущать свои ноги и руки. Она так трясется, что, кажется, можно услышать, как хрустят её кости. Наверное, именно такие ситуации полностью сближают людей, поскольку все четверо буквально прижимаются друг к другу. Девушки разместились между парнями, которые всячески стараются согреть не только себя, но и их. При этом им приходится прислушиваться, постоянно выглядывать из амбара, чтобы проверять обстановку. Слышны крики. Громкие. Болезненные. Такие ненормальные, от которых сам начинаешь мычать, но уже под воздействием страха.

Дейв и Дилан встают в очередной раз, чтобы выглянуть из-за дверей и понять, что происходит. Мэй с напряжением растирает свои плечи, следя взглядом за парнями, но отвлекается на Роуз, которая сжимает себя руками, трясясь от мороза. Они даже не успели захватить теплые вещи, поэтому девушка сидит в майке и джинсах. Пытается улыбнуться Харпер, но ледяные губы давно посинели от холода и шевелить ими тяжело. Пускает пар.

Мэй приседает на колени, снимая с себя кофту.

— Не надо, замерзнешь, — Лили еле выговаривает. Пальцами потирает больные круги под глазами. Харпер просто качает головой, набрасывая на подругу теплую вещь. В этот момент возвращаются парни. Дейв садится рядом с Роуз, притягивает к себе, начав активно растирать её руками.

— Что там? — Мэй поднимает взгляд на Дилана, который стучит зубами, снимая с себя кофту:

— Это просто Псы. Не гончие. Они не смогут обнаружить нас по запаху, — шепчет, вроде, успокаивая, но девушка только нервно облизывает губы, демонстрируя в своих глазах полную растерянность:

— Что они здесь делают?

О’Брайен протягивает Дейву свою кофту, и тот молча благодарит, сжав губы. Одевает Роуз. Девушка чувствует себя жалкой, ведь все они проявляют заботу к ней. Она — обуза, так? Ни на что не способная. Ей стыдно, поэтому Лили виновато прячет глаза, отворачивая голову от парня, который хмуро прижимает её спиной к своей груди, пытаясь согреть ладони. Такие ледяные, словно неживые пальцы.

— Думаю, это те, которых мы видели на рынке, — Дилан шепчет, садится на сено, растирая ладони о колени. — Они торгуют органами, — переводит взгляд на Харпер. Та морщится с отвращением:

— Не хочу знать, — прикрывает веки, отворачивая голову, и отказывается слушать. Все, хватит безумия с неё. Только не сегодня. Мэй обнимает колени, с тревогой наблюдая за Лили. В её состоянии все может произойти. Совсем не подходящее место. Кажется, и Харпер, и Дейв, и даже Дилан в эту секунду задумываются о правильном.

О том, что Роуз нельзя быть с ними. Ради её же безопасности и жизни. Но на этот раз им придется обсудить сложный вопрос всем вместе, никаких секретов. Только позже. Когда Псы уйдут из дома.

— У тебя сердце не болит? — Дейв спрашивает у Лили. Все они знают, что девушка скрывает свои боли в груди, чтобы не беспокоить лишний раз. Её часто тошнит. Ей нельзя находиться в такой дали от больницы. И она сама это понимает, но… Роуз поворачивает голову, улыбнувшись Фарджу. Тот не верит её улыбке, поэтому продолжает пускать пар ей на ладони.

Конечно, у неё болит сердце. Ситуация слишком стрессовая. Иной реакции быть не может.

О’Брайен прислушивается, хмуро шепча:

— Кто-то бродит рядом, — его напряженный взгляд встречается с остальными, не менее спокойными. Они прекращают дышать полной грудью, не шевелятся. Ждут. Даже Мэй слышит хруст снега под тяжелым телом, поэтому смотрит в глаза Дилана, еле сдерживая дрожание тела. Парень кивает головой, сводя брови к переносице, и осторожно протягивает к ней руку, ладонью накрывая тыльную сторону её ладони. Они сидят не так близко, как Дейв и Лили, но Харпер все равно может ощущать намек на тепло, поэтому сжато улыбается, переплетая их пальцы.

Главное, не шевелиться. Не издавать громких звуков. Тогда они переживут ночь.

Сидеть. Терпеть холод. Смотреть друг на друга, иногда пытаясь выдавить подобие улыбок, которые каким-то образом помогут успокоить нервы до следующего, громкого крика со стороны дома.

— Они… Ужасны, — Мэй шепчет дрожащими губами. Тихо, практически выпуская лишь пар изо рта. Смотрит на Дилана, который прекращает гладить её костяшки пальцем, никак не меняясь в лице.

— Нелюди… — девушка моргает, не зная, как может позволять себе говорить подобное. — Как ты мог быть одним из них? — щурит веки, выражая полное непонимание и… Огорчение. О’Брайен не отводит взгляд. Молчит.

— Мэй, — Дейв вздыхает, вступается за друга, как и за себя. — Мы многое не понимали, когда все началось закручиваться, — чувствует, как крепко сжимает его ладонь Лили. — Все делают ошибки.

Харпер опускает взгляд, потом голову, и продолжает смотреть вниз, вновь уходя в себя, уносясь вперед за мыслями. Пальцы Дилана дрожат. Она чувствует это и, почему-то, уверена, что судорога вызвана далеко не холодом.

Может, он сам уже давно начал порабощать себя чувством вины? У О’Брайена слишком много причин, чтобы жалеть о прошлом. И ты стала одной из них.

Фотографии имеют способность окунать человека в воспоминания. Они — нить между прошлым и настоящим, которая порой может привести к унынию и апатии. Этот снимок был сделан так давно. Мятый клочок глянцевой бумаги, по краям ободранный, даже подожженный, ибо мужчина частенько, куря, подносил пламя зажигалки и сигареты к фотографии. Нельзя понять, чего он желал в этот момент, но его стеклянный взгляд был сосредоточен только на девушке.

Как и сейчас. Он курит. Сидит в кабинете. Пальцами сжимает фотографию. На него смотрят три человека. Трое… Друзей? Бывших. Двое парней и девушка в центре. Для одного сестра, для другого нечто большее. Вьющиеся волосы, что вечно были в каком-то непонятном беспорядке. Светлые, зеленые глаза, именно ими она сводила с ума, хотя в целом, в ней не было ничего особенного. Но… Да, она лишала рассудка. Её голос уносил землю из-под ног.

Он никогда подобного не чувствовал, наверное, поэтому выбрал иной путь. Пошел за отцом с его замашками бандита. Лукас рос в этом. И данный вид существования стал нормальным еще в раннем детстве. Да, после встречи Сьюзен, его терзали сомнения, но подобные чувства отец быстро выбивал из сына.