Весенний марафон

Стрелка подбирается к двум, в шесть пятнадцать вставать, пить кофе и продирать глаза, в семь за ней заедет машина с телевидения. И пусть тамошний гример выкручивается, приводя ее заспанную физиономию в пригодный для демонстрации в эфире вид. Зато потом она пойдет в суд накрашенная ни абы как, а в лучшем виде, потому что в одиннадцать часов с четвертью добрая фея в облике судьи Сабельниковой превратит ее в незамужнюю женщину с большими перспективами. И что-то там еще о новой жизни.

Именно настойчивая и беспокойная мысль о том, что новая жизнь, похоже, уже началась вчера, в тот самый момент, когда она увидела, как по дороге среди серебряного заснеженного леса к ней приближается белоснежный конь, и не давала ей уснуть… Она стояла посреди дороги и смотрела, как дура или как Ассоль, которая вдруг увидела возникающую на горизонте громаду алых парусов. Но деревенская дурочка Ассоль в них искренне верила! А Катерина про принца на белом коне по-шу-ти-ла! Но конь подошел и ткнулся ей замшевым носом в ладонь.

И она стояла столбом и молчала, держа ладошку кверху… пока откуда-то сверху не раздался чуть насмешливый голос:

– Честно говоря, я это предвидел: заказывали принца на белом коне, мы приехали, а на принца – ноль внимания. Тогда я, пожалуй, слезу.

И перед Катериной оказался высоченный красавец, что называется, ни отнять, ни прибавить: плечи значительно шире попы, короткие вьющиеся идеально подстриженные волосы (пшеничного цвета, подумала почему-то Катерина, хотя упомянутый злак видела только по телевизору, когда в «Новостях» шли репортажи об уборке), смеющиеся карие глаза в обрамлении детских пушистых ресниц, капризно, но твердо изогнутые губы, четкий подбородок и к тому же (как без этого) с ямочкой посредине. Не хватало только короны для портретного сходства с принцем из любого детского фильма.

Катерина лихорадочно соображала, как ей себя вести. Принца она немедленно узнала, да и трудно было бы не узнать, поскольку изображения с его голливудской физиономией периодически появлялись на билбордах: принц был депутатом Госдумы, лидером местного отделения партии «За справедливость для всех» и самым желанным ньюсмейкером для всех журналистов Екатеринбурга.Возглавляя фонд «Нет наркотикам!», он лично участвовал в милицейских рейдах по наркопритонам и периодически выступал с сенсационными разоблачениями наркоторговцев и оборотней в погонах. На следующий день во втором раунде обиженные стражи порядка обвиняли уже его в том, что в процессе реабилитации в частной клинике, принадлежащей фонду, погиб от передозировки очередной недолеченный наркоман. Он участвовал во всех крупных городских скандалах – и деньгами, и административным ресурсом, и личным присутствием на месте разборок общественности и представителей органов власти, всегда на стороне обиженных, будь то актеры крошечного театра, которых выгоняли на улицу из насиженного подвала, родители, протестующие против уроков сексуального просвещения в школе, или жители хрущевки, под носом у которых вырыли котлован для элитной многоэтажки, от чего их дом перекосило. В паузах он бил морды пойманным на вранье политическим оппонентам – красиво и в прямом эфире. Под свою коллекцию старинных икон он купил полуразвалившийся древний особнячок в центре города, сделал из него конфетку и повесил табличку: «Музей. Вход бесплатный». Он был совладельцем компании «Уральская медь», десятка ювелирных и книжных магазинов, писал неплохие стихи, часто подкидывал деньжат знакомым местным поэтам и на свои деньги содержал толстый литературный журнал.

Во время предвыборного слива компромата представители штаба конкурента вытащили на свет божий давнее уголовное дело, из которого следовало, что во времена бурной юности принц был мошенником на доверии, обворовывая своих многочисленных сожительниц. Но и тогда, и сейчас принц был так хорош и харизматичен, что представительницы прекрасной половины электората его немедленно простили и выдали индульгенцию на будущее. А кто-то из его собственного штаба нечаянно проговорился, что когда-то фамилия принца звучала по-другому, что он – прямая родня сосланному на Урал, в Туринск, декабристу Ивашеву. Ну тот самый, помните, за которым поехала француженка-гувернантка Камилла ле Дантю. Ну, Костолевский его еще в кино играл. «Не обещайте деве юной…» Принц насчет исторической родни загадочно молчал, но денег на ремонт музея декабристов выделил. После чего дамы немедленно решили, что если он и не похож на портреты членов семьи Ивашевых – ле Дантю, зато на актера Костолевского в молодости – один к одному, и этот даже еще лучше! Надо ли говорить, что на выборах они сами голосовали «за» и мужьям наказали строго-настрого, а не то!..

Теперь же поговаривали шепотом, что он так рьяно борется с наркотиками, чтобы увести клиентуру у цыган и самому стать монополистом. А бабушки в глухих деревнях пуще смерти боялись крепких молодых парней, которые так настойчиво предлагали продать дедовские иконы, что отказать им и мысли не приходило…

Вышеописанного Робин Гуда, Аль Капоне и актера Костолевского в одном лице звали Кирилл Ивашов. И Катерина, глубоко вздохнув, сказала:

– Здравствуйте, Кирилл! Я давно хотела с вами познакомиться.

И это было чистой правдой, потому что не было в городе такой женщины, которая не мечтала бы о том же самом. И не таким мошенникам приходится оказывать доверие, что уж говорить об этом редчайшем экземпляре мужской породы.

– Это моя подруга, Светлана, – представила она Светку и с трудом удержалась от смеха: Светка стояла, открыв рот и переводя полный восхищения взгляд с коня на Ивашова и обратно. – Света, это Кирилл Ивашов.

– Ой, да я узнала! – обморочным голосом откликнулась Светка. И, не удержавшись, задала вопрос, который вертелся на языке у Катерины. – А откуда у вас лошадь?

– Все, перестаю платить за наружную рекламу, – смеясь, обернулся Кирилл к водителю джипа, который посмеивался, стоя в стороне: судя по всему, разыгранный спектакль ему нравился. – И захочешь дамам наврать, прикинуться наследным принцем, а они сразу – здравствуйте, Кирилл! А с лошадью я договорился, она согласилась мне помочь, правда, Инфанта?

Красавица Инфанта переступила с ноги на ногу и опустила голову к самому лицу Ивашова.

– Да, вы еще просили замок, – потрепав кобылу за ухо, вспомнил Ивашов. – Что же мы посреди леса стоим? Нехорошо. Прошу! Здесь недалеко.

За стволами сосен угадывался серый где двух, а где трехэтажный особняк с затейливыми башенками, отдаленно напоминавший замок Нойшванштайн в миниатюре, о чем Катерина и сообщила хозяину.

– Мечта детства, – кивнул Ивашов Катерине. – Еще маленьким увидел картинку – и вот…

– Мечты всегда со временем сбываются, – поддержала разговор Катерина и вежливо улыбнулась. Замок показался ей отвратительно претенциозным.

Но Ивашов почему-то не улыбнулся в ответ, хотя по роли полагалось. Он посмотрел на нее искоса и заинтересованно уточнил:

– Вы действительно так думаете? Тогда мы еще вернемся к этому вопросу, договорились?

Осмотреть замок в целом они, естественно, не успели, к тому же обзорной экскурсии им никто и не предлагал. Пришлось ограничиться беглым осмотром холла, который язык не поворачивался назвать простецким словом «прихожая», залом, где был накрыт стол, и туалетом, куда Катерина со Светкой сходили даже дважды: в первый раз по необходимости, а во второй – чтобы рассмотреть то, что не успели рассмотреть во время первого посещения, хотя и пробыли там неприлично долго. Увиденного вполне хватило для того, чтобы Светка совершенно потеряла дар речи и чувство реальности, а Катерина сохраняла то и другое только усилием воли.

Отделанный сверху донизу темным деревом и сдержанно освещенный холл с широкой деревянной лестницей на второй этаж насторожил полным отсутствием шкафов, крючков, вешалок, подставок для обуви и полочек для ручной клади. Сброшенные дамами шубки «не совсем водитель» Игорь немедленно спрятал куда-то за отодвинувшуюся панель, насчет обуви было сказано «ну что вы, что вы – не стоит», и не оскорбленный присутствием тряпок и тапок интерьер вновь стал напоминать дом сэра Баскервиля из фильма с Ливановым и Соломиным.