Летнее убежище

Росс пристально смотрел на нее.

— Что ему действительно нужно — это бригада врачей. Я верю в хирургическую помощь. Так спасают многих людей.

— Да, на поле боя, — заметила она.

— Он говорил вам про меня?

— Он сказал, что вы служили в армии на санитарном вертолете, вывозили раненых.

Клэр чувствовала, что разговор о военной службе заставил Росса снова переживать то нервное напряжение, в котором он находился там. Это было естественно для только что вернувшегося солдата, но очень вредно для Джорджа. Росс ничем не сможет помочь своему деду, если будет подавлять свои эмоции. Она попыталась дать ему возможность выговориться.

— Даже представить не могу, как тяжело вам приходилось.

— Этого лучше никому не представлять.

— Вы спасали людей, — сказала она. — И у каждого человека, которого вы спасли, были родные и близкие люди, которые очень его любили, переживали за него. Ваш дед по праву вами гордится. Надеюсь, сознание огромного значения своего дела дает вам покой и удовлетворение.

Он пожал плечами:

— Мы там не подсчитывали, скольких потеряли, а скольких спасли. Парни из нашего экипажа не знали — да и не хотели знать, — что стало с теми людьми, которых мы доставили в госпиталь.

— Неужели они тоже не вспоминали о вас? А сами вы когда-нибудь интересовались судьбой тех, кого спасли?

— Было несколько парней, которые как-то узнали, как со мной связаться, — признался он. — Пару раз даже получил благодарность по электронной почте. — Он машинально соединил кончики пальцев и задумался. — Понимаете, я один из тех немногих, кому повезло. За два года войны мне ни разу не пришлось убить человека. И без того это была адская работенка — летать на вызовы и вывозить из зоны боевых действий раненых.

Он говорил о себе очень сдержанно. Клэр попробовала себе представить, как Росс ведет вертолет под обстрелом, но это скорее напоминало сцену из фильма. Может, потому, что, несмотря на его боль и злость, он выглядел красивым и мужественным, как типичный герой боевиков.

— А что касается того, чтобы знать о каждом, кого мы вывезли… Черт, да, я думал о каждом из них. А потом перестал, иначе можно было сойти с ума.

— Ваш дед считает вас героем.

— Может, я просто подсел на адреналин.

— Вы всегда мечтали стать пилотом?

Он покачал головой:

— Никогда точно не знал, кем хочу стать, поэтому долго просто слонялся без дела и был полным ослом.

Если бы она могла в это поверить, может, ей было бы легче сопротивляться влечению к нему.

— Об этом ваш дед мне не говорил.

— Да уж, тут гордиться нечем. После учебы в колледже я сменил два места работы, ни в одном ни в другом мне не понравилось. Потом, под влиянием минуты, записался в армию, и это оказалось самым подходящим для меня делом. — Он устало потер щеку. — Хотя после двух лет службы чувствую себя измотанным. Я думал, вернусь в Штаты и стану работать медэвакуатором на гражданке. Но сейчас придется об этом забыть. — Я понимаю, как тяжело вернуться домой и застать здесь такую ситуацию.

Он несколько раз прошелся туда и обратно по веранде, потом остановился на некотором расстоянии от Клэр.

— Послушайте, меньше всего я нуждаюсь в сочувствии нанятой через Интернет медсестры. Я скажу вам, что на самом деле тяжело. Возвратиться домой с войны и узнать, что мой дед умирает, — это тяжело. Узнать, что он отказался от лечения, — это еще тяжелее. Да! И сознавать, что все это произойдет в незнакомом для меня месте, в окружении незнакомых людей, — это уже просто чертовски тяжело.

Он с силой вцепился в перила веранды. Клэр не могла сказать ему правды о себе, но по личному опыту знала, что такое последствия тяжелой психологической травмы. За один день она превратилась из более или менее обычной школьницы в отчаянного беглеца. И хотя ее опыт трудно было сравнить с войной, она сразу угадала в состоянии Росса признаки посттравматического стресса. Он смерил ее пытливым, подозрительным взглядом, и Клэр почти желала, чтобы он разглядел в ней одинокую, настороженную девушку, которая скрывалась за внешностью профессионально сдержанной медсестры. И как медсестра она угадала в его злости и презрении к себе попытку спрятаться от ужаса перед близкой перспективой потери любимого человека.

— Мне очень жаль, — тихо проговорила она. — Мне следовало сразу сказать, как мне жаль. Джордж слишком хороший человек, чтобы с ним случилось такое.

— Похоже, в этом я вынужден с вами согласиться. — Он отвернулся и уставился невидящим взглядом на озеро, черное зеркало с дорожкой лунного света. — Черт, как здесь тихо. Как во время ночных полетов, только не стреляют.

Она попыталась представить его в военной форме. Молодых людей в форме она всегда опасалась, но подумала, что Росс Беллами не испугал бы ее даже в боевом снаряжении.

— Ночные полеты? Что это?

— Тренировочные ночные полеты. Ты должен научиться действовать в полной темноте. На войне это труднее всего.

— А что легче всего?

— Ну, когда все проходит нормально, мы называли такие вылеты скучными. В моей работе было два вида операций — скучные или полные адреналина. А между ними… а между ними практически ничего интересного.

Она подумала о тех воспоминаниях, которые он носит в себе.

— У вас сейчас проходит очень тяжелый момент адаптации к новым условиям жизни. Если вам захочется поговорить об этом с кем-нибудь…

— Вы что, тоже психиатр? Черт возьми, леди, я вижу, вы мастер на все руки!

— Я хотела сказать, что в Миддлтауне есть медицинский центр.

— Черт, извините! Я понимаю, вы хотели помочь, но пока что я в полном порядке. Во время демобилизации нам объяснили, что такое посттравматический шок. И мне, пожалуй, не до собственного лечения, когда предстоит позаботиться о деде.

— Значит, мы одинакового мнения уже по двум вопросам, — заметила она.

— Ничего подобного. Я приехал, чтобы помочь ему выздороветь, а вы считаете вполне нормальным разрешить ему и дальше болеть в этом богом забытом месте.

— Я ничего ему «не разрешаю». Он сам решил сюда приехать, а то, что с ним происходит, невозможно ни вылечить, ни предотвратить.

— Вы вроде считаете себя медсестрой, разве вы не обязаны помогать людям?

— Я действительно медсестра, и действительно мой долг помогать людям.

— Каким же образом в круг ваших обязанностей вписываются танцы? Это называется лечением моего деда — танцы в ресторане? Чем вы тут занимаетесь, сестра Тернер?

— Забочусь о своем пациенте. Он сказал, что всегда мечтал танцевать.

У Росса слегка поникли плечи.

— Думаю, вы заметили, что дед мне очень дорог. Я не знаю человека лучше его. И то, что с ним происходит… — Голос его прервался. — Мы должны это остановить, Клэр, пожалуйста!

В первый раз он назвал ее по имени, и это означало маленький сдвиг в его отношении к ней. Ей хотелось плакать от жалости к нему, возможно, потом, когда она останется одна, она позволит себе это.

— К сожалению, это невозможно остановить. Лучший способ облегчить положение вашего деда состоит в том, чтобы помочь ему хорошо провести оставшееся время, насколько это в ваших силах.

Росс покачал головой:

— Он будто поставил на себе крест. Более того, он приехал сюда повидать человека, который отказывался видеться с ним лет пятьдесят‒шестьдесят. Да у него будет разрыв сердца! Он этого не заслуживает.

Даже в сумраке она увидела сверкнувшие в его глазах слезы.

— Пожалуйста, выслушайте меня. Это не так просто сказать, но постарайтесь понять. Это его жизнь, и он вправе сам делать выбор. И вы можете либо помочь ему, желая добра, либо испортить оставшееся ему время, критикуя принятое им решение.

— Значит, если он захочет прыгнуть в озеро с сапогами, полными цемента, мы должны разрешить ему это, потому что он так хочет?

— Не говорите глупостей.

— Вы считаете глупостью мое желание, чтобы дед занялся своим лечением, чтобы он выздоровел? Ну же, Клэр, помогите мне.