Вкус греха. Долгое прощание

— Ну и что? — разозлилась Вера, — ну, ночевал! И еще ночевать будет! Твое-то какое дело?

Влад вскочил:

— Не-ет, дорогая сестренка! Больше он тут ночевать не будет! Поняла? Нечего бардаки устраивать! Люська из порядочной семьи, к такому не привыкла!..

Не успел он это сказать, как Вера закатила ему пощечину. Он схватился за щеку, обалдел, но через секунду ринулся на нее.

Она успела выскочить из кухни, промчалась по коридору и заперлась у себя. Такого у них давненько не было…

Раньше, когда Влад был еще сопляком, а она уже девушкой, Вера пыталась его воспитывать и иногда давала подзатыльника, но он всегда отвечал ей, и она убегала. Скоро она поняла, что воспитанию он не поддается, и перестала этим заниматься.

И сделала замок к своей двери.

Влад проорал в коридоре, чтобы она и не думала здесь жить, пока они обмениваются, и что она поимеет коммуналку! Их трое, а ей, одинокой, кроме коммуналки, ничего не светит.

Она довольно тихо сказала:

— Поимей совесть, Влад. Тебя слышно на весь подъезд. И так мне говорят, что это ваш брат ни с кем не здоровается?

Этого ей никто не говорил, но она знала, как Влад бережет свою репутацию и считает, что она — стерва, а он — милый парень и страдающая сторона. Тем более, он — летчик!

Влад ушел в свою комнату.

В квартире наступила тишина, а Вере стало тошно. Еще этот!.. Только она освободилась от одной беды, как навалилась другая. Но она и сама понимала, что жизни у нее здесь не будет. Влад сделает для этого все, да и, судя по всегда недовольному личику его Люськи, та сложа ручки сидеть не станет.

И начнется такая коммуналка, где соседи подсыпают крысид в суп… Обмен, конечно, и только обмен. Но как ей не хочется уезжать отсюда, где прошло ее детство… Хоть плачь снова! Почему у нее такой злобный брат? Может, и она такая? Мама была мягкой и милой, и они с папой никогда не ссорились, по крайней мере при них, детях. Наверное, завтра Люська въедет сюда, уж Влад постарается…

Никуда они ее не выселят! Но хочет ли она этих нервотрепок? И как это отразится на ребенке?.. Значит, завтра же надо бежать в Банный переулок и рыскать там в поисках вариантов обмена, потому что братец расстарается, чтобы упечь ее в коммуналку!

Тут она вспомнила о Лельке, вернее, она все время о ней помнила, но отгоняла эти мысли… Лелька опять нужна!.. Но Вера послала Лельку куда подальше. Очень гордо и независимо! Ан нет, сказала судьба, рано пташечка запела! Как бы кошечка не съела… Вот кошечка и съела.

Нет, Лельке звонить просто неприлично!

… О, Господи, что же ей делать?!

Утром Вера рванула на Банный.

Тут взад и вперед бродили люди, вроде бы так, прогуливаясь по этому довольно занюханному местечку, кучковались, двоились, троились…

Вера не представляла сам процесс поиска вариантов обмена и остановилась, выбирая, к кому бы обратиться.

Конечно, ушлые и дошлые сразу поняли, что девушка — новенькая и ее скорее надо обработать. К ней подскочил какой-то мерзейший тип в вязаной шапке, задрипанном пальто и со вполне опухшей физиономией. Но очень галантный. Он спросил, что она хочет и что имеет, он-де опытный маклер и устроит все по первому классу. Вера подумала, что сейчас ему похмелиться надо по первому классу, — это да, и ответила, что ей не нужен маклер, у нее договоренность. Еще подходили, более приличного вида, но она их всех боялась: как она, женщина, одна сможет противостоять этим явным аферистам? И понять — обманывают ее или нет?

Она решила присмотреться к толпе, выбирая одиноких приличных женщин, и только к ним подходить. Было холодно, она замерзла, к ней снова подкатывались все те же маклеры, но она им коротко отвечала:

— Спасибо, я уже договорилась.

Наконец ей приглянулась пожилая дама в пальто с чернобуркой, и взгляд у дамы был такой же, как и у нее, — растерянный.

Вера подошла к ней и, уже научившись, спросила:

— Какие у вас варианты? Я не маклер.

Дама обрадовалась и, взяв Веру под руку, отвела в сторону. Подозрительно оглядываясь, она шепотом сказала, что ей нужен разъезд — четыре на две…

Вера расстроилась и ответила, что у нее тоже разъезд.

Дама довольно горестно воскликнула:

— Здесь почти все на разъезд. А к маклерам, милочка, ни за что… Я здесь третий раз, и еще ничего приличного не предлагали. Думаю, с этими жуликами тут каши не сваришь. Только если по знакомству… Буду искать через знакомых и друзей. Советую вам тоже. Нам тут не место. Облапошат и до свидания не скажут. Уходите. И я сейчас уйду.

Дама и вправду испарилась, а Вера толкалась до темноты. Маклеры больше не подходили: поняли, что она им врет, не желая иметь с ними дела. И ухмылялись. Мол, стой, стой, сапоги протрешь, а ничего не получишь без нас-то!..

Вера еще к нескольким подходила — все были на разъезд.

В квартире стояла тишь, но, вешая пальто в шкаф, она увидела Люськину шубейку. Сердце у Веры дрогнуло: значит, здесь… Значит, начало военных действий открыто. Но она так устала, что на раздумья сил не было, только подумала, что хорошо, что завтра она работает с одиннадцати, — «эти» уберутся раньше.

Утром, пока пила кофе, поняла, что на Банный больше не пойдет, и вдруг разозлилась на весь белый свет: на Митю, у которого нет никаких проблем, на Лельку, у которой тоже все в порядке…

В общем, Вера была раздражена и сначала решила на все плюнуть: пусть идет как идет! Выкинут ее в коммуналку? — пусть! Значит, она такого достойна! Размазня! И отдельно как бы от нее, от ее злости и раздражения, организовалась идея: надо звонить Лельке. И спросить ее (опять! А что делать? Ближе-то, оказалось, никого и нет!), нет ли у нее или у кого знакомых своего маклера, — без этого, она поняла, невозможно.

Звонить же Лельке не хотелось. Она понимала, что этот звонок будет выглядеть уже беспределом наглости. Потом. Позже.

Вера отправилась на работу. И, проехав мимо Телеграфа, вдруг выскочила на следующей остановке, и как полная идиотка пошла к окошечку международной корреспонденции, ругая себя последними словами.

…А вдруг и напишет? Ну, открыточку-то бросить можно! С каким-нибудь поздравлением… Хотя бы с прошедшими ноябрьскими…

Писем, естественно, не было.

Леля тоже тихо маялась дома. Сначала она дико обиделась и разозлилась на Веру. Как она из-за ребенка фыркнула! Что, Леля претендует на него? Нисколько! Помогла бы ей, дурочке, взяла бы на какое-то время к себе… Как Вера думает со всем разобраться?..

Леля расстраивалась особенно из-за того, что после их ссоры Вера наверняка ей не позвонит… А уже не думать о Митином сыне Леля не могла. Она должна, обязана его видеть. И не только!

Она будет участвовать в их жизни: Веры и ребенка. У Веры никого нет. Какого же черта Лелька сидит? Плевать на гордость. Надо звонить самой!

Если, конечно, она не закусила удила и не пошлет Лелю куда подальше.

Квартира у них четырехкомнатная: спальня, комната сына, гостиная и кабинет Володьки. Кабинет ему не нужен. Что он там делает? Все материалы у него на работе, он — большой начальник, а большие начальники бумаг на дом не таскают. Кабинет для него — игрушка. «Я пошел в кабинет», — говорит он значительно, и скоро можно слышать мирный храп. У него там заветная бутылочка коньячка, свежая пресса, кожаный мягкий диван, промятый его «работой»…

Леля отправилась к мужу.

Он только собрался до обеда полежать и был не очень доволен ее появлением.

Леля торопливо сказала: — я ненадолго. Мне надо тебе кое-что сказать…

— Забеременела, что ли? — со свойственной ему грубоватой и глуповатой простотой спросил Володька и добавил: — Шутка.

— Вот именно, — холодно откликнулась Леля, — шутки, боцман, у вас дурацкие… Но раз уж ты коснулся такой темы, то скажу, что забеременела не я, а моя ближайшая подруга Вера, и ей до родов придется у нас пожить, и именно в твоем кабинете.