Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)

— Бетси, дай мне слово, что если я тебе буду нужен, то ты приедешь.

— Если ты будешь свободен, Коля.

Он быстро одевается и уходит, крепко поцеловав меня.

— Спасибо тебе, Бетси, за все. Прощай!

Через неделю приезжает Ив, и вскоре мы стоим в ЗАГСе, оба в белых брючных костюмах, о чем договорились заранее. Все восхищаются, какая мы красивая пара — молодые, улыбающиеся. Ив, высокий и очень западный в белом костюме, склоняется ко мне и, надев обручальное кольцо, опять подхватывает на руки и кружит по залу под растерянным взглядом работницы Дворца бракосочетаний, не успевшей сказать прочувствованных слов. Только потом я имею возможность надеть кольцо ему. С этими кольцами тоже произошла история. Когда Ив узнал, что у нас обычай надевать кольцо не во время помолвки, а при заключении брака, он бросился в магазин, но золото купить было невозможно. Моя знакомая, которая тоже вскоре выходила замуж, отмечалась в очереди месяц, чтобы купить обручальные кольца. Ив пошел к директору ювелирной мастерской и на смеси французского и английского языков, которыми директор почти не владел, умолил сделать ему эти кольца. Директор обалдел от такого напора. Ив заплатил умопомрачительную сумму за эти кольца, они, конечно, того не стоили, простые тонкие ободки с выгравированными именами внутри, в то время как в моде были массивные широкие кольца. Как бы то ни было, мадам и мсье, вернее синьора и синьор Ферри принимали поздравления. Светлана подарила нам еще две картины, мне — пейзаж Васильевского острова, Иву — мой портрет. Самый красивый букет белых роз был от Коли, где он их достал — неизвестно, для них еще был не сезон. Мы отправились на Васильевский пешком по набережной через мост. Нас все время фотографировали. Когда мы подошли к университету, нас уже ждали все мои студенты, устроившие шумную овацию. Вышедшая с ними моя заведующая кафедрой всплеснула руками и воскликнула: «Господи, она и умирать будет в брюках!» Шум, поднятый молодежью по-французски привлек всеобщее внимание. Ко мне протолкался Дмитрий Александрович и, разведя руками, воскликнул:

— А поцеловать-то тебя можно, мадам Бетси? — и под общий смех заключил в свои медвежьи объятья, а потом сказал Иву, — Владей нашим сокровищем, да смотри, не урони!

Мы приходим в теперь уже не мою квартиру, где Елена приготовила бутерброды и шампанское, и вдруг Ив ставит на стол коробку, в которой оказалось отличное итальянское вино, икра и огромный торт. Банку икры мы просто поставили на стол и Елена принесла две столовые ложки. Мы с Ивом первые зачерпнули и съели по ложке, а потом разрезали торт. Все веселились и кричали «горько», Ив все время целовал меня, я не заметила, что Коля уже ушел. Потом нас усадили в такси, завалили цветами и отправили в Гавань.

Последующий месяц, который принято считать медовым, был приправлен изрядной ложкой дегтя, поскольку я спешно оформляла выездные документы. Нужно было отказаться от всего: от гражданства, от квартиры, в которую я заранее прописала сестру. Родители отказались от меня, это было самое ужасное, когда они подписывали документы, что не имеют ко мне претензий. Иногда мне хотелось бросить все, но я прошла через это. Ив все время был рядом, хотя не понимал всей унизительности этих процедур. И вот, за несколько дней до отлета я стала просто женой иностранного гражданина — без паспорта, без гражданства, без работы, без прописки — это было кошмарное ощущение. Это могут понять только старые люди или мое поколение. Нынешняя молодежь, спокойно проводящая отпуск на Канарах, даже не осознает, как крепко мы были привязаны к государству и его системе. Брали мы с собой только картины, подаренные Светланой, фотографии и книги. Провожали нас все. Когда в аэропорту я всех обняла и стала оглядываться в поисках Коли, я встретила его отрешенный взгляд, каким смотрят на покойников, пытаясь разглядеть незримо витающую душу. Я не выдержала. Бросившись ему на грудь, я так зарыдала, как не плакала никогда. Он стоял, опустив руки, боясь до меня дотронуться, и беспомощно смотрел на Ива, пока тот не подхватил меня, вытирая слезы. Последний, с кем я простилась, был Сашка. Он тоже всхлипывал и повторял:

— Почему ты не дождалась, пока я вырасту?

Я обняла его и попросила:

— Не забудь меня. Я еще вернусь, как раз, когда ты вырастешь. Заботься о маме и Коко, ладно? Люби его за меня.

Прилетели мы в Цюрих и сразу же поехали в Лозанну, где провели неделю, уже настоящую, медовую. Бродили по городу, по берегу Женевского озера, жили в роскошном отеле. Ив баловал меня, заставил купить массу вещей, одежды и белья. На мои протесты заявил, что это мои деньги — за «мой» роман. Все это чуть подсластило горькую пилюлю отъезда. Когда мы, наконец, приехали в Лугано, встречало нас все семейство. За прошедшие почти три года Симона успела выйти замуж, Франческа тоже собиралась и сообщила мне тут же, что за того самого парня, что вышел ей по гаданию, когда они бросали сапоги в Рождество. Мартин стал взрослым юношей, похожим на Ива. Нам тут же заявили, что завтра будет наша свадьба, все уже готово. На другой день, после ночи, проведенной в одиночестве в девичьей комнате Симоны, в которой я останавливалась раньше, меня одевают в прелестное платье — подарок семьи, и мы едем в мэрию, где опять проходит церемония бракосочетания, уже по законам Швейцарской республики. Мэр говорит прочувствованную речь, в которой отмечает заслуги семьи Ферри перед городом и выражает надежду, что и в дальнейшем все поколения и проч… Нас усаживают в коляску, запряженную парой лошадей, всю украшенную лентами и цветами, и мы едем впереди вереницы машин к канатной дороге, где в таком же нарядном вагончике поднимаемся к ресторану. Столы расположены под цветными тентами на зеленой лужайке, все невероятно красиво и сделано поистине с итальянским размахом. Собрались родственники со всей Италии. Я представляю, что эта свадьба влетит отцу Ива в копеечку. Ив говорит, что так положено, он, все-таки — старший сын и наследник. Гости восхищаются моим знанием языка, желают счастья, процветания и детишек. Ив сжимает мою руку и шепчет:

— Спокойно, не слушай их, мы с этим сами разберемся.

Уверенность, что новая жизнь будет лучше прежней, дает мне лучезарное предчувствие осуществленной сказки. Так я и получаюсь на всех фотографиях — сияющая счастьем рядом с влюбленным Ивом. Целую пачку фотографий, запечатлевших все эпизоды этого дня, я посылаю домой с подробным описанием свадебных торжеств. После свадебного обеда Ив ведет меня в наши комнаты и с гордостью ждет похвал, показывая, как он все устроил. Мы сразу выбираем, где развесить привезенные картины и мои портреты, как мы устроимся вдвоем в кабинете, где у кого будет свое рабочее место. Я пододвигаю свой маленький письменный стол ближе к камину, чтобы видеть огонь. Мои книги разложены на полках под рукой. У нас получается очень уютное гнездышко.

Все наши дни заполнены поездками по городу и окрестностям, вечерами я сажусь читать все романы Ива, интересно прослеживать постепенное превращение конъюнктурных бульварных романов в маленькие лирические истории, написанные легким и поэтическим языком. Мне это очень нравится. Я постоянно хвалю Ива, делая небольшие замечания или говоря, как бы я изменила сюжет, чтобы придать большую глубину и остроту происходящему. Я понимаю, что мой муж по-своему талантлив, и горжусь этим. Я не устаю это ему повторять. Любви отдано все остальное время. То, что я люблю любовь, а Ив — меня, очень мне нравится. Я принимаю его поклонение и он счастлив этим. Он признается, что в Сорбонне всегда чувствовал мое «недоступное совершенство ума» и преклонялся перед этим. Мне это кажется сильным преувеличением, но я горда такой оценкой. В общем, наша супружеская жизнь начинается с чудесных открытий друг друга. Конечно, я долго привыкаю к новой жизни, но быт здесь настолько устроен, что очень легко, не напрягаясь, вести наше маленькое хозяйство.