Выдержать бурю вместе (ЛП)

В доме было темно, прохладно. В запертом воздухе витали ароматы благовоний и вареного мяса. Женщины разных возрастов, в основном молодые, суетились вокруг, приводя все в порядок. Единственными мужчинами были только те трое, которые ее окружали. К ним вышла высокая женщина, болезненно худая с мученическим выражением на лице, как у людей, страдающих хроническими запорами. Она осмотрела Габриэль с ног до головы, будто изучала отвратительное насекомое. Женщина повернулась к Робертсону.

- Кто это?

- Ее зовут Габриэль. Габриэль Стори. Она была в городе, когда мы забирали провиант. Я убедил ее поехать с нами и посмотреть, как мы живем.

Глаза женщины метались между Робертсоном и Габриэль. Выражение страданий на лице не менялось, а худое тело излучало недовольство. Она снова взглянула на Габриэль и тяжело вдохнула воздух через длинный, тонкий нос. – Очень хорошо. Пойдем со мной. – Женщина повернулась на одном каблуке и пошла по темному коридору. Габриэль отказалась сдвинуться с места. – М-м-м… простите? Я, кажется, не расслышала имя.

Женщина повернулась назад и впилась в Габриэль тяжелым взглядом. – Это потому что я его не говорила.

- Вы правы, – согласилась Габриэль, улыбаясь. – Вы мне его скажете, или хотите, чтобы я угадала? – «Плохая, Габриэль. Ты очень плохая». Она смогла представить, как у Зены приподнимается бровь от удивления. От этой мысли улыбка стала еще шире.

После длительного времени женщина отвела взгляд. – Меня зовут Аделла Самуэлс. Миссис Аделла Самуэлс. Я здесь Глава женщин. Для Вас это достаточно, мисс Стори?

- Миссис, – поправила ее Габриэль. – Я еще не развелась. Пока. И да, миссис Самуэлс, для меня это достаточная информация. Спасибо.

«Поиграй в высокомерие со мной. Давай. Я была Королевой Амазонок, леди».

- Очень хорошо. Если у вас больше нет вопросов о моих полномочиях, я покажу нашу обитель.

Не дожидаясь ответа, Аделла отвернулась от Габриэль и быстро зашагала прочь. Габриэль последовала за ней, почти переходя на бег трусцой, чтобы не отставать.

Слева было первое помещение, которое они прошли. Сквозь открытую дверь бард смогла увидеть, что это кухня. Дюжина молодых женщин готовила ужин. Казалось, каждая из женщин была ответственна за свой участок работы, и выполняла ее максимально эффективно. В задней части комнаты более шести женщин стояли возле больших стальных умывальников, мыли грязную посуду, сушили ее и ставили на огромные стойки, чтобы другие женщины уносили. Отточенные механические движения напомнили Габриэль пчел в улье. Между женщинами не было никаких взаимоотношений, ни чувства семьи. Приказания были получены, и они их выполняли без слов и возражений. От этой сцены Габриэль почувствовала холод. Гнусавый голос Аделлы достиг ушей Габриэль. Она оторвала взгляд от работающих женщин, пытаясь придать взгляду вид вежливого интереса. – Вы что-нибудь умеете делать? Готовить, убирать, присматривать за детьми?

- Я все умею, – ответила Габриэль.

- Хорошо. Если ты останешься с нами, нам нужны работники. Нам нужна посудомойка. Ты можешь занять это место.

«Ой… какая радость». Аделла продолжила путь. Габриэль шла чуть позади нее. Они прошли большую комнату прачечной с горячим влажным воздухом, который туманом обволакивал стены коридора, затем через огромную столовую и, наконец, дошли до двери, которая вела из здания. Голова женщины вращалась вперед-назад, как у любопытной птички. Она продолжила монолог. – Там жилища неженатых мужчин, там – для женатых пар и семей. А это, – продолжила она, крутя ручку стальной двери, – жилища для незамужних женщин. Тут ты будешь проводить свое свободное время от работы, либо от слушаний нашего любимого Пастора Клэйборна.

Строение было приземистым и длинным. В коридоре было четырнадцать дверей. За двенадцатью открытыми дверьми были большие спальни с четырьмя кроватями и одним большим общим комодом. Огромный крест украшал дальнюю стену, ужасая количеством деталей. Габриэль немного вздрогнула, глядя на него, затем отвела взгляд, осматривая спартанские условия жилых частей. Каждая кровать представляла собой простой стальной каркас, с тонким матрасом и крошечной подушкой. Никакие красочные покрывала или одеяла не нарушали безликое убранство комнаты. Простые белые простыни были заправлены с военной точностью по четырем сторонам кровати. По кровати нельзя было определить, чья она, не было никаких опознавательных знаков.

- Это будет твоя комната для времяпровождения, а это твоя кровать. Ты будешь просыпаться в пять утра с другими женщинами и идти на кухню, занимаясь возложенными обязательствами по приготовлению утренней пиши. Когда закончатся обязательства на кухне, ты посетишь утреннюю службу в главной часовне, а затем вернешься на кухню, чтобы помочь с приготовлением обеда.

Женская молитва и учения начинаются в два часа дня и до четырех. Затем ты будешь помогать с ужином, а после – время для вечернего служения. Когда закончится, ты вернешься сюда и проведешь время в тихой молитве до тех пор, пока не выключат свет в десять вечера. Это понятно?

- Да.

- Хорошо. Оставь свои личные вещи здесь, пойдем в столовую. Ужин почти готов.

- Война, братья и сестры во Христе. Вот что это такое. Война! Борьба, чтобы сохранить белую расовую чистоту и незапятнанность. Кто поможет нам в нашей Святой борьбе, братья и сестры? Кто? Евреи, которые контролируют СМИ и суют свои головы между президентских ног? Гомосексуалисты, которые устраивают парады на улицах среди бела дня и подбивают наших детей на аморальные поступки? Те предатели, которые заводят дружбу и даже женятся на тех, кого Всемогущий поставил под нами? Свободные члены нашей расы, которые имеют наглость называть себя последователями Христа, поддерживая черных, гомосексуалистов, евреев, иммигрантов и другие проявления моральной, этнической и физической извращенности? Нет! Тысячу раз, нет!

Шокированная Габриэль наблюдала с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью, как Рэндольф Клэйборн извергает ненависть с трибуны. Кулак обрушивался на стойку с каждым словом. Его лицо приобрело цвет красного кирпича, вена на виске пульсировала, глаза фанатично блестели и были безумны. Живот неприятно сжался от слов, вылетающих в воздух, отдаваясь эхом в тихой комнате. Она посмотрела по сторонам на других слушателей, чувствуя отвращение. Они уставились на Клэйборна, следуя за его ядом, как мотыльки летят на огонь, впитывая его слова, как голодные набрасываются на пищу. Как они могут ему верить? Как они могут принимать эту ненависть в свои души, быть уверенными в правоте? Разве они не знают ничего лучшего?

Каждая часть Габриэль хотела выскочить из «церкви», нуждаясь в уединении, чтобы смыть черноту из мыслей. Она, почти насильно, заставляла себя сидеть на месте, слушая сумасшедшего и наблюдая за тем, как действуют слова на слушателей. Она содрогалась от ярости, кулаки сжимались так сильно, что короткие ногти впивались в мягкую кожу ладоней. Бард заставила себя успокоиться и снова посмотрела на других. Многие были молодыми, подростками или немного старше. Там были и семьи. Семьи с детьми и даже с младенцами. Как они могут учить детей ненависти? Почему родители хотят заменить детство на этот ужас?

Бард снова вздрогнула. Эти люди не выглядели странными или неопрятными. В самом деле, как люди, они выглядели ужасно нормальными. Ухоженные волосы, чистая одежда соответствовали общественным нормам. В своем прошлом, когда Габриэль была злой, то и выглядела злой. Да, она была глупой несколько раз. Даже Зена вела себя глупо, хотя и не часто. Но теперь, в это время, в этой жизни, об этом нет и речи.

Как они могут выглядеть такими нормальными, обычными людьми? Как можно доверять людской внешности, когда есть все шансы, что внутри они могут быть злыми? Вот отчего Зена пыталась меня защитить. Не все может изменить время, чтобы мир был хорошим. Прежняя Габриэль не продержалась бы ни минуты в таком мире.

Габриэль вздохнула, еле сдерживая слезы, и поняла, что ядовитая язвительная речь прекратилась. Она открыла глаза и увидела, что поклонники начали вставать и шеренгой выходить из церкви. Она взглянула наверх, как раз вовремя, чтобы увидеть как Клэйборн, с уже нормальным цветом лица, собрал своих ближайших советчиков и исчез через задний выход. Радуясь, что она не встретилась с ним лицом к лицу, бард взяла себя в руки, встала, быстро вышла из церкви, и начала глубоко вдыхать чистый воздух пустыни, как только вышла из дверей.