Конвейер неправильных желаний (СИ)

Хлопнула дверь в соседней комнате, а я поспешила спрятать ехидную ухмылку и, поправив очки, вернулась к обществу, при этом сбавив немного громкости на плазме, по которой сейчас шёл какой-то забавный сериал. Надо будет потом найти его и посмотреть полностью.

Хлопнувшая дверь игровой заставила вздрогнуть и обернуться ко входу, который сейчас подпирал собой учитель русского.

Александр Андреевич, прикрыв глаза и облокотившись всем телом на дверь, съехал по ней вниз, при этом пробурчав что-то типа: «Да зачем я на это согласился! Чертова Громова, всё из-за тебя!»

— А что я-то сразу? — негромко и возмущенно спросила я, откладывая учебник и всем корпусом поворачиваясь к мужчине, а то шея уже затекла.

Испуганно вскинув голову, он сфокусировал взгляд на моём лице и явно облегчённо выдохнул.

— Громова, ты чем тут занимаешься? — спросил он, нагло вторгаясь в моё личное пространство и заваливаясь на диван, тогда как я сидела на полу.

— Ну я вот даже не знаю, — протянула я, мягко намекая на гору учебников и ноутбук в стороне. Надо ещё песню для этого дурацкого концерта выбирать.

— Не остри! — мне отвесили лёгкий подзатыльник, и учитель, игнорируя мой откровенно злой взгляд, взял в руки геймпад и стал с интересом его разглядывать. — Ты умеешь этим пользоваться?

И спросил он это так, будто перед ним сидит обезьянка необразованная, а не девушка с золотой медалью!

— Нет, блин, он тут просто так лежит, вместо молотка! — обижено сказала я, отворачиваясь и утыкась в книгу. Да кто он такой, чтобы мои нервы, которые и так не очень, трепать? Царь? Боженька? Волан-Де-Морт?

Бесит!

Он сюда вообще зачем припёрся? Правильно, чтобы учить эту инфузорию, так какого он забыл в игровой? В моём личном пространстве, потому что я как-то очень нежданно-негаданно оказалась между разведенных ног учителя и сидящей к нему спиной.

Двусмысленно очень.

— Зарубимся, Громова? А то я, если не пущу кровь невинным людишкам, убью твою сестру, — весело проговорил он, не обращая внимания на своё непотребное поведение.

— Между прочим, — проворчала я, запуская одну новую стрелялку, — Вы сюда не в игрульки играть пришли, а обучать собачку Павлова, чтобы она хотя бы на рефлексах смогла сдать на проходной балл русский.

— Громова, что я от тебя слышу? — прохладновато спросил он, заставив меня повернуться к нему. Не было никаких эмоций. Только чуть-чуть презрения, которые отражались в приподнятом уголочке пухлой верхней губы.

— Я вижу на Вашем лице осуждение.

— Не, — легкомысленно отмахнулся он, возвращая к себе всю ту весёлость и дурашливость, — у меня просто лицо такое!

Только вот теперь я знаю, что всё это безразличие и весёлое настроение напускное. Искусная маска, создаваемая годами, чтобы не отличаться от остальных. А вот всё то, что я видела в клубе: холод, злость, ярость, холодная и злобная ревность — это всё настоящее. На моём диване сидит откровенный псих, а я наслаждаюсь его молчаливым обществом, тихим пощелкиванием стиков и морем крови на экране. Мне уютно в этой комнате. Здесь и сейчас. И я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Это был наш особый вид интима, от которого мы оба одинаково пьянели. Наша общая и недоступная никому планета, на которой были только мы.

И вот скажите мне, с каких пор учителя так своевольно ведут себя с своими ученицами: матерятся при них, курят, напиваются в стельку, целуют, кладут руки, занятые геймпадом, на макушку и продолжают спокойненько играть?

Где таких клепают? Потому что я должна знать, кому, в случае чего, отправлять бланк претензий.

Всё волшебство момента разрушил телефонный звонок, противная мелодия которого орала на всю комнату.

Бросив мимолетный взгляд на экран, учитель скривился так, будто человек, звонивший ему, был самым неприятным гоблином на земле, и Александр Андреевич всем своим видом выражал немое недовольство: «Почему именно я?!»

— Да? — ответил он на звонок, откладывая геймпад от себя, чем я и воспользовалась, убивая мобов сама и набивая себе очки. — Нет, я не бухаю, я сижу дома у ученицы, а ты мне мешаешь! — секундная пауза, во время которой собеседник что-то разгневанно орал. — Нет, я не трахаюсь с ученицей, ты вообще долбоеб? — Я поставила игру на паузу и с интересом повернулась к в момент озверевшему мужчине, по скулам которого ходили жевалки. — Какое, к черту, уважение? Ты мне кто, чтобы я тебя уважал?.. Отец? Хуй те, а не отец! Мой отец лет двадцать назад в автокатастрофе умер, так что можешь идти нахуй! — Собеседник орал так громко, что я смогла расслышать последнюю фразу: «Я тебя содержу, маленький ублюдок!» — Если ты забыл, — ядовито выдавил учитель в трубку, — то я последние пять лет обеспечиваю себя сам, и на квартиру сам заработал, и сам же за неё плачу, так что будь добр, не лезь в мои дела! — И сбросил звонок, откидывая дорогой смартфон от себя и устало наваливаясь на спинку дивана. — Даже не спросишь? — нарушил он молчание спустя несколько минут.

— Не моё дело, — откликнулась я, не отрываясь от возобновленной игры.

— Тебе что, действительно всё равно? — удивленно спросил он, укладывая руку мне на макушку и зарываясь в волосы.

— Нет, просто я знаю, что такое толерантность и чувство такта! — его рука была скинута с моей головы одним махом, потому что все это было слишком лично, близко и… правильно.

Он больше не вызывал у меня чувства отторжения или страха. Не было этих эмоций, которые помогали мне контролировать себя и держаться от него подальше. Сейчас же их нет, поэтому мне, золотой медалистке и примерной девочке, очень хотелось запрыгнуть к нему на колени, обнять его бока бедрами и целовать, целовать, целовать… А может, и чего-то большего. Чего-то неопределенного, но очень нужного. И я догадываюсь, чего конкретно, и эта догадка меня до ужаса пугает и заводит одновременно. Она заставляет кровь бежать быстрее, щёки краснеть, а бедра плотнее сжиматься, чтобы хоть чуть-чуть унять эту дрожь и вибрацию внизу. Именно это я испытывала при виде учителя.

То, что, по идее, правильная девочка не должна испытывать при виде плохого мальчика. Но я ведь неправильная, да? Значит, мне можно это испытывать и потакать мелким желаниям.

Если нельзя, но очень хочется, то можно, так ведь?

И именно по этим необъяснимым причинам, которые объясняли всё, я сейчас сидела на его коленях и целовала.

Сидела так, как я и хотела: обнимая его бока бедрами и плотно прижимаясь к нему, чувствуя через тонкие домашние лосины возбуждение мужчины. И мне нравилось так действовать на него. Нравилось это эфемерное чувство превосходства. А его руки тем временем сжимали ягодицы до синяков, которые там непременно останутся после сегодняшней встречи. И мне это нравилось.

— Беатриса! — громкий стук в дверь, и я как ошпаренная отлетела от возмущенного таким поведением мужчины, спрыгнула на пол, кинула ему геймпад и сняла с паузы игру. — Ты не видела… О, Александр Андреевич, вот вы где! А мы вас потеряли! — прощебетала Инесса, открывая дверь шире и впуская на мою территорию инфузорию.

— Простите, — обворожительно улыбнулся учитель, поворачиваясь к ним, — ошибся дверью и случайно заглянул сюда, а потом просто не смог оторваться от игры. — И весело и беззаботно хохотнул. Да, актёр из него великолепный, почему же не театралка, а пед? С такими способностями по нему большая сцена плачет — настолько правдоподобно он сыграл смущение.

— Ничего страшного, Александр Андреевич, — женщина кокетливо отбросила волосы назад и приглашающе махнула рукой, зазывая его прочь из комнаты. — А ты дальше делай уроки! — и дверь с грохотом захлопнулась за спиной учителя.

Ну а я со спокойной душой и дрожью во всем теле продолжила почитывать общество, но меня, как всегда, отвлекло громкое «Беатриса!»

Ну что им, блин, опять надо? Почему именно тогда, когда я пытаюсь подготовиться к экзаменам, а? Почему Любу они не трогают, а меня постоянно стремятся сдернуть с места?

— Что? — холодно и с хорошо скрытым раздражением спросила я, проходя в гостиную, где перед огромным камином, на не менее огромном диване, сидело всё семейство, включая учителя, которого почему-то никто не спешил выпроваживать.