Конвейер неправильных желаний (СИ)

— Продано! — торжественно объявила я, соскальзывая с подоконника. — Минус мне и текст куплета, под который нужен припев.

Мне тут же протянули листок с текстом и сказали, что минус он мне уже скинул в Вк, а шоколадки пообещал завтра.

Ну, собственно, Колчанский второй человек в классе после Ростовой, с которым я более-менее общаюсь. Просто как-то в прошлом году ему срочно надо было написать текст на… не знаю, короче, просто нужен был ему текст, а я по своей сердобольности помогла написать припев на женскую часть. Всего-то пару строчек, но парень был до безумия рад и целую неделю после откармливал меня любимым молочным шоколадом с орехами. Собственно, так я и пришла к подобной ситуации.

— Бятка, вот ты вообще огонь баба! — весело и очень громко воскликнул парень, стискивая меня в медвежьих объятиях. — Вот замутил бы с тобой, если бы не Женька!

— Колчанский, я бы ни за что на свете не стала бы с тобой “мутить”, — прохрипела я ему куда-то в шею, — потому что меня бы потом твоя Женька по-тихому где-нибудь прикопала, а теперь отпусти меня, пока она реально случайно из-за угла не выскочила, и нам не пришлось оправдываться.

А потом произошло страшное: дверь, которая отделяла нас от нашего класса, тихо скрипнула, и на пороге появился злющий Александр Андреевич.

— Какого хера вы тут орёте!.. — Его колючий взгляд потянулся к руке Колчанского, который обнимал меня за плечи. Вау, вот это буря эмоций! Непонимание, раздражение, толика ярости…

Никогда не понимала, как это люди видят что-то по глазам других людей. А тут дело-то вовсе и не в глазах, а в лице: то, как дергаются мышцы под кожей, образуя гримасу отвращения, как сужаются от злости глаза и раздуваются ноздри, как брезгливо кривятся губы в ехидной улыбке.

Честное слово, у меня такое ощущение, что мы с Александром Андреевичем десять лет женаты, у нас шестеро детей, а тут он внезапно вернулся из командировки и застал меня в нашей с ним спальне с Колчанским за практическим применением камасутры. Да, именно так я себя сейчас чувствовала, и мне было очень неловко от этого.

— Да ладно Вам, Александр Андреевич, — с белозубой улыбкой начал Паша, отвлекая внимание льдисто-голубых глаз от моей скромной и очень красной персоны. — Мы просто тут с Бяткой обсуждали некоторые организационные моменты. Ничего такого, да, дорогая? — Колчанский, ты идиот! После этого “дорогая” у учителя, казалось, глаза покраснели! А, нет, это просто капилляры от напряжения полопались…

— Живо в класс по своим местам! — рыкнул он, впуская нас.

— У кого-то ПМС, — хихикнул парень мне в ухо, пропуская вперед. И, кажется, учитель это услышал, потому что ну не мог Колчанский навернуться на ровном месте и приземлиться прямо на меня. Да так, что лицом упирался мне четко в живот. Слава Вселенной, что не ниже и не выше, а то вышло бы неудобненько…

Класс прорвало взрывом хохота, да и сам парень смеялся мне в живот, придерживая за талию. Учитель злобно ухмыльнулся и прошел мимо нас к своему столу, привычно закидывая ноги на столешницу.

Отсмеявшись, Паша поднялся сам, а потом и помог подняться мне, и я, прихрамывая, села за свою первую парту. Милы снова не было, и я уже начала беспокоиться за девушку.

Зевнув, незаметно отпила кофе из кружки и начала доставать учебники.

— Итак, раз все наконец-то собрались, — он недобро сверкнул глазами в мою сторону, — то у меня для вас объявление: сегодня у вас будет сразу два урока русского, потому что ваш физрук засинячил в одиночку, не позвав с собой даже меня. — Наверное, ему эта шутка показалась остроумной, как и большей половине класса, но я в ней ничего особенного не увидела. — Поэтому сейчас открываем учебник на сто шестьдесят седьмой странице и списываем номер двести двадцать три, кто первый спишет и отметит все орфограммы — тетрадь мне на проверку, поставлю оценочку. — И он подмигнул сестрам Донцовым, которые согнали главных ботаников нашего класса с первый парты и сейчас сами восседали за ней прямо напротив учителя. Девушки сразу изобразили кокетливое смущение, которое выглядело совсем не мило, а очень вульгарно.

Быстренько списав текст, предложений на шестнадцать, и отметив все орфограммы, отнесла простенькую зелененькую тетрадку учителю. Скептично приняв рукопись, он открыл её на нужной странице и принялся глазами бегать по тексту, сказав мне возвращаться на место.

Пожав плечами, развернулась на пятках и, на ходу оправляя задравшуюся юбку, села за парту и достала листочек с текстом. Подключив наушники к телефону и включив трек, под который должен был быть текст, стала прогонять слова и подгонять их под мелодию. Даже выбрала два идеальных момента, в которых текст припева будет смотреться очень органично и красиво, и стала набрасывать примерный текст.

Терпенья… верь мне, я… научу тебя всему…

Враг мой…

В дерьме прям… ведь меня… не получится ему…

Тут победить. Я уверенно вам… Выдам вердикт, что намерен я в хлам…

Сашу снести… И момент настиг…

Вот после этого припев будет просто шикарно звучать! И имя оппонента Колчанского звучит символично.

Вообще, ненавижу писать стихи, но это не отменяет того, что это у меня достаточно хорошо получается, и где-то даже валяется ненужная толстая тетрадка, исписанная разнообразными стихами и отдельными четверостишиями.

Уже шел второй урок, класс до сих пор списывал пресловутый номер по русскому, а учитель досконально изучал мою тетрадь — долго он что-то — когда влетела замученная жизнью завуч.

— Громова! — проорала она на весь класс, заставив уставших учеников оторвать головы от тетрадок и с интересом смотреть то на меня, то на женщину, которая держала на руках непомерно много документов. — Ты же на вокал пять лет отходила!

— Ну было дело, — нахмурилась я, понимая, к чему она клонит.

— Вот и замечательно, спой-ка что-нибудь, тебе же уже можно петь? — спросила чисто для проформы. Ей плевать на моё здоровье, просто она старается спасти свою работу, чтобы потом ей директор по голове не настучал.

— Простуда прошла года два назад, — подтвердила я под хихиканье класса. И вот ему бы промолчать, но кто же учил Александра Андреевича такту, м?

— Громова, ты поёшь, что ли? — насмешливо захохотал он, пряча ноги под стол, пока завуч не заметила его вольностей.

— А что в этом такого удивительного? — Кажется, скоро хмурить брови станет моей привычкой.

— Ну, просто, у тебя голос такой… не поющий… — смутился он.

— Нормальный у меня голос! — возмутилась я. — У Вас он тоже не фонтан, но я же не жалуюсь!

— Ой, Громова, кто бы говорил! — воскликнул он, приподнимаясь со стула.

— Я бы говорила, Александр Андреевич, если бы Вы не перебивали! — горячо откликнулась я, тоже вставая.

— Так, отбросили баталии, — осадила всех завуч. — Громова, быстренько что-нибудь напела, и я побежала.

Я на мгновение растерялась, а потом повернулась к Колчанскому, как бы спрашивая. Он вопросительно приподнял брови, и я помахала листком с моим припевом. Просияв, парень достал колонки и начал искать нужную песню.

Заиграл уже приевшийся минус, и парень мотнул почти в конец.

Заиграл спокойный мотив, и парень заговорил, разбавляя музыку своим голосом:

- Терпенья… верь мне, я… научу тебя всему…

Враг мой…

В дерьме прям… ведь меня… не получится ему…

Тут победить. Я уверенно вам… Выдам вердикт, что намерен я в хлам…

Сашу снести… И момент настиг…

Пара секунд, и вступила я:

- Саш, мы преподали урок,

И вот на батле кончается твой Time.

Ты всех врагами считал, но заблуждался,

Парнишка, goodbye!

Кто-то корону надел тебе поспешно,

Скорее снимай.

Учиться нужно у всех, а лучше у нас, — пропела со всей душой, смотря в глаза прямо заносчивому учителю, показывая ему его место. Никто не смеет унижать меня просто так! Для этого есть Инесса и Люба, их хватает за глаза! Как только замолчала я, вступил со своей частью Паша, быстро и вполне внятно зачитывая. Ученики удивленно смотрели на зачитывающего текст Колчанского. Правильно, они же даже и подумать не могли, что такой, как Паша, увлекается этим. Да, мой припев сюда очень идет.