Эксперимент (СИ)

– Значит он плохой друг! – сказала Лилит. – Если бы Жаклин попросила не убивать ее молодого человека, я бы не стала этого делать и поняла просьбу с первого раза.

– Ты не учла кое-чего: первое – молодой человек должен быть невероятно красив. Второе – ты положила на него глаз. Всего лишь два пункта, но они полностью бы изменили твою нынешнюю точку зрения. Я очень хорошо знаю Риммона, я каждый день любуюсь на твое лицо, я знаю, что мимо него могу пройти не все, и уж Риммон бы точно не прошел. Может быть, он тебя бы и не убил, но позабавился уж точно, а не убил бы из-за меня, а не из-за того, что влюбился. Но конечно, я бы не допустил ни забавы с тобой, ни твоей смерти. И я его не осуждаю за такие желания – он в людях видит только корм и не более. Если он и будет начинать какие-то отношения, то его девушка по-любому будет вампиром. Для него очень дико звучит – променять дружбу на человеческую девку. Раньше, когда я находил себе приятный и симпатичный обед, с которым хотел побыть не один день, Риммон мог подойти и сказать, что ему нравится «обед» и сжирал его. Я никогда не обижался на него, сам достаточно жесток, и не пристало жалеть человека для друга…пока не появилась ты. И вот помимо всех моих «хороших» качеств во мне появилась любовь. Риммон понятия не имеет о существовании этого слова, не говоря уже о самом чувстве, и он не поймет меня, если я ему откажу. На твоем месте я бы понадеялся никогда его не встречать.

– А что касательно девушек? – Лилит не унималась.

– Помимо всех, которые были влюблены в меня, было две, которых, как мне казалось, любил я. Одну я убил, а от второй сам сбежал. Первая была человеком, не помню, как зовут. В итоге, я ее не любил, но честно, пытался это сделать. Она была достаточно хороша собой, но совершенно пуста внутри и неинтересна. Меня хватило на месяц. Поэтому я понял, что с красивой дурой жить я не могу, а без меня она жить не может, пришел к ней ночью, выпил крови, и чтобы не мучилась, сломал ей позвоночник. Вторую звали Астарта. Она была вампиром. Я бы, честно говоря, и ее убил, но это было практически невозможно. Она была как…как…как Жаклин, такая же говорушка и восторгалась всем, что видела, я чуть с ума не сошел. К ней у меня так же не было никаких чувств, кроме детской симпатии, и я решил смыться от нее. Вот и все. Ты довольна?

– Ну…да… – Лилит опустила голову, затем совершенно неожиданно для расслабленного вампира схватила лезвие недалеко лежащей бритвы и полосонула ему по ноге, а затем и по выставленной руке. Красно-бордовая кровь брызнула ей на лицо, а душ сверху тут же начал ее смывать.

– Да что же это такое? Твою мать! – крикнул Левиафан и вышиб у нее из рук кровавое лезвие. – Лилит! Что? Что опять случилось? Ты что делаешь?

– Другие женщины…были, есть и будут… – злобно и с болью произнесла она, выдергивая руки из его мертвой хватки.

Левиафан закатил глаза и цокнул языком.

– Вот поэтому, когда ты первый раз меня спрашивала о женщинах, я не стал тебе ничего говорить. Ты же больна, милая! Это было пару столетий назад! А я из-за твоей бредовой головы опять кровь потерял, чего делать мне никак нельзя! Так что, извини, но мне придется восполнить потерю с помощью твоей крови!

Левиафан схватил ее за руку и вцепился зубами в запястье, жадно поглощая кровь.

– Ревность милая до добра не доведет! Я понимаю, что ты не доверяешь мне и все такое, но не надо сходить с ума без причины и отнимать мой ум! Мне он, в отличие от тебя, еще нужен! Беспочвенная ревность – показатель выпрямления последней извилины в мозгу, и это меня расстраивает. А то, что ты кинулась на меня с бритвой в руках говорит о том, что эта почти прямая извилина к тому же при смерти. А еще чуть-чуть и ты сама бы стала при смерти. Милая, ты бы лучше прекратила втыкать в меня различного рода предметы, мне это, мягко говоря, неприятно, а жестко говоря, в следующий раз я отрежу тебе ухо.

Лилит сжала зубы и снова замахнулась, но рука застыла в воздухе: девушка встретилась с ним взглядом и поняла, что если сейчас до его лица дотронется ее ладонь, то ее просто отгрызут.

Лилит медленно опустила руку, неотрывно следя за вампиром. Он был как собака, которая встретила человека с палкой и внимательно следила за передвижениями этой палки. И при малейшем неправильном движении он вцепился бы в руку. Но она двигалась в правильном направлении.

– Умница! Соображает еще пока умирающая закорючка в твоей голове! – Левиафан откинулся назад.

Лилит поскрипела зубами, затем накинула полотенце и вышла. Левиафан только усмехнулся ей в след. Ему может и хотелось навредить ей как-то физически, но он постоянно говорил себе, что она девушка, глупый ребенок, и плюс он пообещал себе не поднимать на нее руку! И уж это точно не тот случай, чтобы нарушать это обещание.

Лилит не задумываясь вытирала окровавленное запястье о дорогостоящую ткань простыни, что несомненно, должно было задеть вампира, как педантичную натуру. На самом деле ей как всегда было весело, хоть между ними снова проскочила новая, почти что, ссора.

Когда вампир вошел в комнату и увидел, что все постельное белье в крови, внутри его слегка потрясло от этой наглой, бесцеремонной провокации. Его задачей в тот момент было ни в коем случае не поддаваться на нее. Он молча подошел к шкафу, достал оттуда одежду и улыбнулся девушке, одеваясь.

– Что с кроватью? – спросил он, мельтеша перед зеркалом и периодически смотря на нанесенный ущерб простыни, одеялу и подушкам.

– Кровь что-то не сворачивается!

Левиафан опустил голову и резко накинулся на девушку, и сделал совсем неожиданную вещь – он начал ее щекотать. Лилит кричала, пыталась вырваться, сучила ногами, махала руками, но вампир не останавливался. Его пальцы оживленно носились по ребрам девушки, словно играли какое-то веселое либретто. Лилит смеялась, визжала, ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце, и терпеть щекотки она больше уже не могла.

Левиафан сам хохотал, что было сил, не обращая внимания на то, что иногда ему прилетало рукой по лицу или по какой-нибудь другой части тела. Он видел, как ей было весело и в тоже время просто невозможно. Через пару минут она уже умоляла его остановиться. В комнате звучали такие слова, Левиафан и не подозревал, что Лилит знает о существовании. У нее ужасно болел живот от смеха, мышцы сводило по всему телу, и она была готова сказать ему все, что он хотел услышать и сделать все, что он хотел.

– Ты же постираешь сейчас белье, так ведь? – спросил он, щекоча ее.

– Да! – кричала она. – ДА! Пожалуйста, только остановись! Я тебя умоляю!

– Хорошо, милая! – улыбнулся он. – Я остановлюсь, но только если ты откажешься от своего обещания, я защекочу тебя до смерти!

– Нет, НЕТ! Я все постираю, только остановись, ради Бога! – она уже задыхалась, когда Левиафан, наконец, остановился.

Лилит закрыла глаза, и глубоко дыша, отдыхала.

– Милая! – позвал он, лежа на кровати и улыбаясь так, что любому захотелось бы дать ему по лицу. – Ты обещала!

Лилит вскочила, выдохнув, снова улыбнулась и начала скидывать Левиафана, причитая.

– Давай, иди отсюда, мне простынь нужно взять…Иди, иди…

25

В течение следующей недели в доме царила полная гармония, чему вроде бы все были рады. Без шестнадцати дней, как год они играли, мстили, прикидывались, врали, иногда говорили правду и не верили в такую, от которой на сердце становилось ужасно тяжело. Во всех остальных случаях они врали, чтобы на сердце стало еще тяжелее. Почти целый год они медленно убивали друг друга, изредка смеясь и портя к тому же имущество. Может вот только сейчас они наконец решили, что можно оказывается жить еще и спокойно, иногда уважая друг друга и понимая…Или они просто делали вид, что все нормально, просто отдыхали, взяв небольшой перерыв.

Лилит все так же пыталась освоить пианино, почти даже успешно, а по вечерам, словно в романтическом фильме вампир играл ей потрясающие произведения великих и не очень композиторов.