Все, что нам дорого

– Я репортер, такой же, как ты, – ответил он.

– Ты ничего не знаешь обо мне, – сказала она и быстро вышла.

Горрик смотрел ей вслед с задумчивым видом, рассчитанным на окружающих. Только усевшись на свое место, он позволил себе расслабиться и сменить выражение лица. За те четыре месяца, что он состоял в штате «Кроникл», он пытался наладить отношения с Сэнди – расспрашивал ее об истории города, о его жителях, приносил ей кофе, хвалил ее работу, но она, хотя была с ним неизменно вежлива, решительно пресекала всякие попытки дальнейшего сближения. Ему оставалось внимательно изучать ее материалы, отмеченные острой наблюдательностью, которой он решил подражать.

Едва выйдя из редакции, Сэнди увидела Джона, который направлялся к ней через автостоянку.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, прежде чем он успел поцеловать ее.

– Умеешь же ты дать понять человеку, насколько он кстати.

– Извини. Видел сегодняшнюю газету?

– Да.

– И это все, что ты можешь сказать, да?

– Куда ты так летишь? – спросил он.

– За продуктами.

Он посмотрел на нее недоверчиво.

– За продуктами?

– Не могу же я вечно держать Джулию и Эйли только на йогурте и «сникерсах», – язвительно пояснила она.

– А где же девочки?

– Я завезла их в школу, там у них после уроков какое-то мероприятие. Я подумала, может, им так легче будет войти в колею.

Джон кивнул.

– Можем мы пойти куда-нибудь поговорить?

– О чем? – спросила она.

– Не здесь.

Сэнди пожала плечами.

– Поедем со мной в супермаркет.

– Хорошо. – Джон смотрел, как она садится в машину, потом поспешил к своей, припаркованной через несколько автомобилей.

Он ехал вслед за ее «Хондой», мчавшейся со скоростью, на десяток миль выше положенной, к супермаркету «Гранд Юнион». Однажды, когда она затормозила перед светофором, он подъехал и встал рядом, услышал музыку, рвавшуюся из ее радиоприемника, но не смог поймать ее взгляда. Он спрашивал себя, когда придут слезы, скорбь, печаль; он думал, долго ли еще она сможет цепляться за вспышки гнева, который не давал проявляться горю. Даже их любовные объятия превратились в яростную, безрадостную схватку, стаккатто, отгонявшее призраки, которых он не мог разглядеть.

Они везли переполненную тележку по широким проходам между полками, залитым неоновым светом. Сэнди рассеянно брала упаковки и банки одну за другой и бросала в тележку на верх все увеличивающейся груды. Прежде они с Джоном ходили вместе за покупками только когда собирались устраивать совместный завтрак или ужин; это было романтическое приключение, игра, где каждая деталь наполнялась сокровенным смыслом, очарованием и соблазном, этими первыми признаками близости. Сейчас она схватила первые попавшиеся под руку коробки со сладкими хлопьями.

– Я думала, не сможешь ли ты в субботу взять Джулию и Эйли с собой в магазин, – сказала Сэнди, добавляя в тележку еще одну коробку. – Они могли бы помочь тебе на складе, убрать обувь или еще что-нибудь в этом роде.

Джон поставил три коробки хлопьев обратно на полку.

– Ты же знаешь, существуют законы об использовании детского труда.

– Ты мог бы назвать их неофициальными консультантами. Черт возьми, да они наверняка гораздо лучше тебя знают, что именно хотят купить дети.

– Ты уже все рассчитала, да? – Он быстро шел впереди нее.

– Просто подумала, что для них это было бы неплохо, вот и все. Некоторая последовательность. Кроме того, мне кажется, им это понравится. Просто потому, что от одной мысли о прогулке у меня мурашки бегут по коже.

Она нахмурилась, когда он обошел полку и на мгновение исчез из вида.

– Что-нибудь не так? – спросила она, догоняя его.

– Ничего.

– Ладно.

Он посмотрел на нее в упор и собрался было что-то сказать, но потом раздумал.

– Это же всего лишь идея, – заметила она. – Не понимаю, в чем проблема. Ты хотя бы поразмыслишь об этом?

Он отступил на шаг.

– Я думал, мы с тобой собирались в субботу съездить на тот аукцион в Хаггернвилле.

Одно из колес тележки развернулось боком, и Сэнди наклонилась поправить его, задержавшись в этом положении дольше, чем было необходимо. Она медленно выпрямилась и нарочно пошла впереди него, взяла пятифунтовый пакет риса и с шумом бухнула в тележку.

– Я не могу вот так взять и оставить девочек на весь день. – Она склонилась над полкой с замороженными овощами, разглядывая аккуратно уложенные, красочные коробки.

– Конечно, нет.

– Так о чем ты хотел поговорить со мной?

– Насчет Теда, – осторожно ответил он.

Она обернулась.

– И что же?

– Его выпустили под залог.

– Что? Как это могло случиться?

– Наверное, сочли, что риск здесь невелик.

– Ага, точно такой же, как если залезть в ванну с электроодеялом.

– Он всегда был хорошим отцом. Что бы ни случилось, вряд ли он сбежит и бросит детей.

– Да если он только попробует приблизиться к ним…

– Я заполнил документы о запрете на свидание. Тебе нужно только сходить в полицию и подписать их.

– Ты заполнил?

– Да.

Она внимательно смотрела на него; это было дурацкое, тревожное и незнакомое ощущение, когда есть кто-то, кто заботится о тебе, о твоих делах. Она покатила тележку в кондитерский отдел и взяла три упаковки печенья.

– По-моему, нам хватит, – сказал Джон, откладывая два пакета назад.

Четыре года назад в средней школе Хардисона образовалась группа для детей, родители которых работали, и им больше некуда было деваться. За последний год Эйли и Джулия изредка ходили туда, если Энн не могла перенести дежурство в больнице, но эти случайные посещения оставляли их в неведении относительно быстро менявшихся привязанностей и пристрастий в группе. Эйли с радостной готовностью, которую, как она до сих пор считала, вполне естественно разделят другие, немедленно затесалась в самую гущу детской толпы, и теперь было видно, как она стояла там, тревожно улыбаясь шуткам, которые не совсем понимала.

Джулия в одиночестве сидела на холодной металлической скамье в углу игровой площадки и читала путеводитель по Милану. Она брала их в библиотеке, все, какие там имелись, – путеводители по Восточной Европе, по Майами, Франции, Австралии, Сан-Франциско, и запоминала маршруты, рестораны, кварталы, историю. Само по себе путешествие туда-сюда ее не интересовало, если иметь в виду возвращение с кучей фотографий – путешествие как эпизод. Она искала ни больше ни меньше как новое местожительство, новый путь, в который она пустится, как только будет свободна. Она примерялась к каждому городу, к каждой стране, проверяя, насколько он бы подошел ей, представляя, на какой бы поселилась улице, какую бы нашла работу (всегда оценивая все с практической точки зрения, она тщательно изучала местную промышленность), как могла бы одеваться; она заучивала наизусть, как произносятся основные выражения. В данный момент она читала статью о полиграфии Милана, известном своими книгами, столь же богатыми и роскошными, как и искусство, которое они представляли. Она воображала, как ежедневно едет на работу на мопеде по извилистым мощеным улочкам в темных очках и с шифоновым шарфом.

Стоило ей почувствовать на себе взгляд одноклассников или услышать приближающиеся шаги, как она утыкалась лицом в книгу, шумно переворачивала страницу, и они поспешно отходили прочь. У Джулии и до недавних событий была репутация несколько опасного человека. В прошлом году она швырнула свою металлическую коробочку с картотекой прочитанных книг в голову учительнице, после чего с ней месяцами никто не разговаривал. С тех пор ее буйство проявлялось словесно, язвительными выпадами по поводу умственных способностей, причесок, характеров одноклассников, пока, в конце концов, все не начали обходить ее стороной. А ей только того и было надо. Но, держась от всех на расстоянии, она скрупулезно изучала популярность – кто ею пользуется, как ее приобретают и как поддерживают. Она видела все ее выгоды, и хотя для нее самой уже было поздно, именно этого ей хотелось для Эйли. Ее вечерние уроки часто сосредоточивались на том, с кем дружить, с кем рядом сидеть, как правильно закатывать джинсы, как смеяться. Джулия была уверена, что популярность можно разбить на отдельные элементы и преподавать Эйли, как алгебру. Она перешла к разделу архитектуры Милана и подчеркнула в нем абзац о Миланском соборе.