Мэри. Не герой моего романа (СИ)

- А что, разве в моей жизни что-то сильно изменилось?

- Ах, Боже мой, Мэри! Не обижайся на Эмили. Сердце у неё доброе. Мы просто думали, как тебе помочь, вот она и спросила. - Извинилась Белла. А глаза её смотрели на Мэри с превосходством и жалостью. Она прекрасно сознавала свою красоту и была в ней уверена. Поэтому жалость к тем, кого она считала ниже себя, её не ущемляла. Мэри хорошо знала эту сторону характера Беллы, и только вздохнула в ответ, отвернувшись от сестёр к окну. Теперь везде она будет встречать такое жалостливо-покровительное отношение. Ах, как оно ей противно!

Осведомившись для приличия о здоровье матушки, Белла поспешила закончить разговор и попрощалась. У неё было некоторое чувство такта и глупость сестры заставляла её чувствовать себя неловко.

Мэри вздохнула с облегчением, когда они ушли. Она ещё сидела в гостиной, когда принесли письмо от Мег. Мэри открыла и пробежала его глазами, потом разочарованно отложила. Мег вернётся ещё нескоро - только через неделю. Потому что они объявили в Лондоне о своей помолвке с Эдвардом, а родители решили отпраздновать помолвку. Помолвка... Да, это то, чего у неё никогда не будет. Мэри задумалась и мысли её были невеселы. Но она отогнала их и открыла во второй раз письмо Мег, чтобы прочитать его уже подробно. Мег искренне сопереживала её горю. Из письма видно было, что она разрывается между любовью к Эдварду и любовью к сестре. И её сочувствие было искренним. Но вот Мэри увидела в письме ещё одну новость. На мгновение ей стало больно, но потом боль прошла, чтобы больше не вернуться. Мег сообщала о помолвке брата и Изабеллы Боунз, состоявшейся четыре дня назад в Лондоне.

Да, Джеймс значит своего не упустил и, наверное, под предлогом того, что Мэри теперь безобразна, а значит и не идёт на роль жены. Пока она была здорова, кузен боялся объявить о помолвке. Но теперь путь свободен и никто его не осудит, хоть и знают, что он ухаживал за Мэри, а родители благосклонно смотрели на этот брак. Да. Теперь всегда будет так. Она всегда будет лишней на празднике жизни. Ничего не поделаешь. Мэри, если можно так сказать, почти смирилась со своим уродством. Она не спрашивала "за что" и "зачем", просто подтянулась, повзрослела, вся как-то стала строже. Словно попрощалась навсегда с детством, мечтами и надеждами. Она хотела стать полезной людям, она хотела отныне жить для этого, ведь больше ей ничего не оставалась. "Жить так, как понравилось бы ему", - повторяла себе Мэри, не осмеливаясь даже в мыслях назвать мистера Треверса по имени.

После всех этих раздумий, девушка решила возобновить занятия вышиванием. Не то, чтобы она их бросала, но занималась не прилежно, допуская грубые ошибки, не желая отточить своё мастерство. Теперь же она смутно чувствовала, что в будущей жизни ей может быть пригодится это умение. Мэри начала усердно заниматься и достаточно скоро из-под её пяльцев стали появляться причудливые сюжеты и искусные узоры. Матушке Мэри ничего не говорила, чтобы лишний раз не волновать её. Она старалась ограждать миссис Лодж от вредных впечатлений, настолько, насколько это было возможно, и надеялась, что все остальные последуют её примеру. Поэтому Мэри скрывала известие о помолвке Джеймса и Беллы, надеясь постепенно подготовить её к нему. И помочь девушке в этом должна была Мег, которую со дня на день ожидали домой. Но гроза разразилась, когда не ждали.

Утром, выходя из спальни миссис Лодж, горничная забыла закрыть дверь, и хозяйка Блекберри Холла услышала о помолвке Джеймса от служанки, которая обронила эту новость Кэтти, проходя мимо. Конечно, эта служанка и не думала, что миссис Лодж могла слышать её. Но сказанного не исправишь.

Мэри отправилась в комнату матушки, как только проснулась и нашла её без сознания. Дальше ей запомнилось всё, как в тумане: как она позвала Кэтти, как кого-то из слуг отправили за доктором, как они долго и тщетно пытались привести матушку в сознание. Мэри опомнилась только увидев мистера Сайлеса. Он, наконец-то привёл в чувство миссис Лодж и отозвал Мэри в сторону, чтобы поговорить с ней наедине,

- Мисс Лодж, не буду скрывать, ваша матушка сейчас очень слаба. Мне нет надобности говорить вам, что она должна избегать нервных потрясений. Следующий удар будет для её слабого организма последним.

- Я понимаю. - Тихо ответила Мэри. Но ей тяжело было принять эту новость. Казалось, что беды, выпавшие на её долю, никогда не закончатся.

- Я думаю, что вам с матушкой надо отправиться к морю. Предпринять маленькое путешествие, так сказать. - Продолжал между тем доктор. - И ваше здоровье улучшится, и матушка ваша, возможно, поправится.

При слове "возможно", у Мэри забрезжила смутная надежда. Она любила свою матушку, хоть, наверное, и вполовину не так, как любила бы такую мать, как миссис Марианна Треверс. Ей иногда так хотелось прижаться к нежному материнскому плечу, почувствовать ласку и заботу тёплых маминых рук, хотелось уюта и защиты. Она порой задыхалась в старом, чопорном доме, который словно всей громадой своего векового строгого наследия, давил на неё. Но миссис Лодж, не могла дать дочери того, в чём она так отчаянно нуждалась, не могла выразить той страстной, своеобразной любви, которую испытывала к дочери.

- Хорошо, я скажу об этом матушке. - Ответила доктору Мэри.

- Да, и не забудьте, мисс Лодж, - никаких волнений. Я буду приходить каждый день, а если случится что-то непредвиденное, вызывайте меня в любое время. - Мистер Сайлес дал указания по поводу ухода за больной и поспешил откланяться. Его ждали другие пациенты.

И снова для Мэри потянулись долгие безотрадные дни, горькие вдвойне, потому что миссис Лодж не могла страдать молча. Она изводила дочь и слуг бесплодными сетованиями и капризами. Она страдала от того, что Джеймс, в отличии от всего, о чём она говорила и думала, оказался таким непостоянным, а Белла обманула её. И эта тема, вместе с бесплодными сожалениями о несчастной судьбе дочери, была её излюблённой темой для разговора. Мэри очень была бы благодарна матери, если бы та не упоминала постоянно о её несчастной судьбе. Она словно растравляла рану, которая с таким трудом зажила. Но, увы, матушку каждый день приходилось терпеливо выслушивать.

Вот и сегодня, ухаживая за больной, девушка молчала, боясь выдать своё раздражение, а миссис Лодж продолжала свой обычный теперь разговор.

- Мэри, поправь одеяло! Да не так! Ничего то ты не умеешь! За что мне такая судьба? Почему так всё случилось? Ах, выйди бы ты несколькими месяцами ранее за Джеймса, скольких бед можно было бы избежать! Бедная моя девочка! Я постоянно плачу, думая о твоей судьбе. Что же с тобой станется?

- Миссис Лодж, вот ваши лекарства, которые прописал доктор. - Нарушила поток грустных излияний сиделка, зайдя в комнату. Миссис Лодж приняла лекарства.

Мэри знала, что после них, матушка скоро заснёт и она сможет, наконец, остаться одна. Она содрогнулась, услышав как мать сетует, что она раньше не вышла за Джеймса. Каким кошмаром было бы жить с человеком, который её не любит, а только лицемерно делает вид, что она ему нужна и каждый день следует этому виду. Нет! Пусть лучше она никогда не выйдет замуж, чем выйдет так. И Мэри вспомнила, как говорила на эту тему с мистером Треверсом в первый день их знакомства. Невольный вздох вырвался у неё.

На самом деле у Мэри уже давно не было времени на мечты и сожаления. И это даже к лучшему, ибо тогда бы чёрная, мрачная тоска, наступление которой она всегда чувствовала, оставаясь одна, навалилась бы на неё с полной силой. Она думала о Белле и Джеймсе. Они не осмелились прийти, чтобы осведомиться о здоровье миссис Лодж. Только прислали коротенькие записки, каждый в своём стиле: Белла - проникновенно-покаянную, а Джеймс - слащаво-льстивую. Прочитав эти записки, Мэри в который раз поблагодарила Господа, за то, что он избавили её от такого замужества. Но чем ярче она видела всю эту притворную сущность кузена, тем ярче на его фоне сиял образ мистера Треверса. Она не могла его забыть. Это было невозможно. И любить его меньше, чем раньше не могла. Наоборот мистер Треверс становился ей в разлуке ещё ближе, ещё дороже.