Стервятница (СИ)

Гроб поставили на стол, резную крышку осторожно сняли.

— Боже, что же вы делаете! Ну, хорошо, забирайте ящик, только не раздевайте его! — причитал Ромео.

Моника с любопытством следила за происходящим. Пытаясь найти ответ, она мягко поинтересовалась у Ромео:

— Сеньор Монти — твой покровитель? Забота о его брате вполне понятна и трогательна, но все эти атрибуты бренного мира: роскошная одежда и так далее, разве понадобятся ему там, в раю?

Ромео не слушал ее, отталкивая Патрика и Германа от тела. И девушка сжалилась.

— Может, не стоит доводить Ромео до таких терзаний?

— Твоя доброта, птичка, достойна всяческих похвал, только… Сеньор Монти слишком подозрительная личность, — Герман не сводил пристального взгляда с Ромео. — Я читал о нем в газетах. Его знакомым свойственно… умирать. И потом он итальянец.

— Так что?

— А вот что! — лупа в руках Германа казалась страшным оружием. — Я вам сейчас докажу, что этот Монти преступник. Один из коза-ностры!

— Из чего, из чего?

Ромео поднял очи к небу.

— Начитался Конан Дойла? Советую обратиться к отцу, он у тебя врач… Мании — вещь серьезная. А лучше написать доктору Фрейду!

Ловкие руки Германа расстегивали жилет на трупе. Оценивающий взгляд Патрика провожал снятые вещи.

— Хорошо, что мы не послушались тебя, Ромео. Один ящик потянет на три тысячи, а обмундирование совсем неношеное.

Когда труп был полностью раздет, Ромео издал радостный вопль: никаких ран на теле не наблюдалось! Но его странное ликование только подтверждало подозрение Германа: дело было нечисто.

— Твоего Альберто Монти даже в церкви не отпевали, — заявил Герман.

— Что? — опешил Ромео.

— Он еще теплый, его сразу же приволокли сюда. Торопились. В печку — и никаких следов.

— Ты ничего не найдешь. Он умер от остановки сердца, так сказал врач. Моника, не жди, сегодня предсказаний не будет.

Моника проигнорировала ядовитое замечание и осталась подле Германа. Она помнила, как была поражена, когда Герман впервые открыл тайну смерти. В то утро перед ними лежала миниатюрная девушка, избавленная от наряда. Ее тонкая шея была изуродована ужасным шрамом.

— Повесилась! — ахнули они тогда.

Герман бегло осмотрел шрам и сделал заключение:

— Она не сама.

Все обступили тело, с отвращением наблюдая, как Герман осматривает мертвую сантиметр за сантиметром.

— Кто?

— Родные, — спокойно отвечал он. — Вы видите эти пятна на спине?

— Какие синяки! — не смог сдержаться Ромео. — Ублюдки ее здорово избили! Перед тем, как…

— Да нет, — отмахнулся Герман. — Ее повесили уже мертвую.

С изумлением они слушали откровения Германа. Ему прочили карьеру медика, он, словно каучуковая губка, впитывал опыт отца и его коллег. Именно тогда Моника по-иному взглянула на Германа. И его пространные речи о кровоподтеках на шеях самоубийц, о пятнах, а не синяках, возникающих от прилива крови, не казались ей верхом скуки.

— Она умерла от потери крови. Хотела избавиться от беременности. Некачественная операция по удалению плода. Близкие не хотели огласки, позора. Вот и инсценировали, что она повесилась. О вертикальном положении тела после смерти свидетельствует то, что пятна проступают на ногах и руках, так как кровь стекает вниз. А у нашей клиентки они на спине, вывод?

— Она умерла лежа.

— Что-то вроде того.

С тех пор каждый клиент подвергался со стороны Германа долгому осмотру. После его пространных лекций Моника и сама могла проникнуть за завесу тайны, окружающей смерть. Тело Альберто Монти, что лежало на столе, скрывало мрачную загадку. Но Моника не обладала терпением Германа. Ничего подозрительного не обнаружив, она унесла цветы и поставила их в ведро с водой, когда услышала радостный возглас:

— Я знаю, почему произошла остановка сердца! Моника, птичка, смотри, — Герман лупой увеличил левый сосок мужчины, стало заметно крохотное пятнышко запекшейся крови. — Прокололи тонкой спицей и грудную клетку, и сердце. Как изобретательно! — Герман не скрывал восхищения.

Ромео безучастно опустился на стул, кинув бессильно-злобный взгляд на «всезнайку». А до Патрика, наконец, дошел смысл происходящего.

— Мы не будем заявлять в полицию. Нас неправильно поймут, если узнают, как мы обнаружили это. Да и столько денег уплывет!

— Лучше бы подумали о том, что с вами всеми сделает Вегетарианец, — угрюмо напомнил Ромео.

Герман не преминул съязвить:

— Он даже их клички выучил! Вы только подумайте, из-за него мы становимся участниками убийства! Пособниками, скрывающими труп! — он обвел всех страшным взглядом. — Сам вляпался, и нас — за собой, в болото!

Ромео перестал грызть ногти и расхохотался.

— Я сделал все, чтобы вы не имели к этому никакого отношения. Что тебя заставило осматривать Альберто? Самовлюбленно объявлять всем о преступлении? Никто не знал — никто не запятнался бы.

— Этот Вегетарианец тебе угрожал? — спросила Моника.

— Они же все итальянцы, дурочка, — пренебрежительно разъяснил Герман. — Это как табор цыган: все друг другу родня. Круговая порука.

Ей следовало переодеться, и Моника поднялась наверх. Торжественную обстановку маленького зала нарушал лишь тонкий штрих: здесь еще витал приятный запах табака от выкуренной ею сигареты. Девушка вдохнула его, на мгновение погружаясь в состояние блаженного покоя, и прошла в боковую комнатку.

Ее наряд был своеобразным психологическим трюком: траурным и деловым одновременно. Она заменила его на светский костюм в полосочку. Зеркало в тесной комнатушке отразило смятение и тревогу карих глаз. Почему они так рвутся заполучить ее? Моника не строила иллюзий: тонкий рот, нос с горбинкой, маленькие глаза под выщипанными ниточкой бровями. Это ее лицо. Она не отдавала отчета, насколько внимателен ее взгляд, насколько мягка и нежна улыбка тонких губ, как чудесны ее прямые каштановые волосы. А главное — голос обладал необъяснимой магией, очаровывал. Само томление, он был подобен бархату, ласкающему кожу, по которой от удовольствия пробегали мурашки. Голос Моники гладил вас, его теплые прикосновения завораживали.

Фред все еще сидел за органом, наигрывая совсем не подходящие для места мелодии. Моника исполнила несколько танцевальных па под игривые трели польки и тронула брата за плечо, напомнив:

— Нам нельзя опоздать к обеду.

Фред повернул к ней отрешенное, такое спокойное лицо. В каких облаках он витает, когда там, внизу, разразилась такая буря?

Глава 2

Желтый «пежо» ждал их на заднем дворе. Моника надвинула на глаза вуалетку от шляпы, а Фред напялил очки с синими стеклами, невероятно изменяющие его серьезное лицо. Подкинутая монетка сверкнула на солнце прежде, чем вернуться в раскрытую ладонь.

— Решка! Я за рулем! — рассмеялась девушка.

Фред открыл перед ней дверцу автомобиля, и Моника уселась на водительское кресло.

— Только умоляю, не тащись, как черепаха.

— Расслабься и наслаждайся неторопливой поездкой.

Автомобиль выехал за пределы территории крематория и влился в суматоху города. Сентябрьское тепло позволяло ресторанчикам выставлять столики на тротуар. Трамваи, звеня, катили к Венскому лесу, увозя любителей побродить в тишине деревьев и перекусить в деревенской харчевне квашеной капустой и кровяной колбасой. Витрины роскошных магазинов пленяли сердца модниц.

— Даже лошади тащатся быстрее, чем ты. Эта модель — «беби» выиграла гран-при в Дьеппе!

В ответ Моника, не торопясь, обогнула коляску, заставив извозчика натянуть вожжи. С моста над островами и рукавами Дуная был виден центр: золотые шпили и кресты, зеленые купола, черепичные крыши. Река пестрела яркими бликами яхт. Моника завернула к парку и, подпевая духовому оркестру, направила автомобиль к тумбам театральных афиш.

— Что скажем Каттнерам? Катались на лошадях… Собирали орехи в лесу… Ходили на фильм с Сарой Бернар…

— Все это уже было, — отмахнулся Фред.