Мистер Грей младший (СИ)

— А где все? — спросил я. Мне было интересно, кто тут, помимо нашей троицы.

— Я сегодня веселюсь! Йоу-ху! — неожиданно выпалил Ян, заставив меня подпрыгнуть на месте, — Моя милая жёнушка свалила вместе с милой жёнушкой нашего превосходного друга Макса к нам на виллу, за город. Так что, я в полной свободе могу пить, смеяться и не переживать, что прямо у меня на глазах вылетит маленький Флинн, — он расхохотался, пьяно блестя глазами, — Но, к счастью, и твоя будущая жёнушка не припёрлась, так что расслабь мышцы и пей.

Он сунул мне в руки очередной бокал.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер большой Флинн, — иронично хмыкнул я.

— Ну… Здесь у нас, конечно, прибыло обновление, — проговорил Макс, по-хозяйски откинувшись на спинку дивана и закинув ногу на ногу, — Помимо великих нас, на кухне, по моему велению, по моему хотению находятся: Мэйсон и Джеки, а ещё — Кен вместе со своей подружкой… Её я и считаю нашим обновлением. А кроме того, я считаю её хорошей девочкой и могу быть убеждён, что нашему Ро очень с ней повезло. Выпьем за их счастье, — Макс изогнул бровь и поднял бокал в воздухе.

— Выпьем, — Ян стукнулся своим фужером о мой, и я автоматически принял жидкость в себя.

Подружка Кена. Хм… Это случайно не…?

— Как её зовут? — спросил я, состроив отсутствие интереса. А между тем, во мне уже зрело желание ощипывать влюблённых птенчиков всякими не тактичными словечками и красноречивыми взглядами.

— Имя ей Кейтлин Фэйэр и, повторю, она хорошая девочка, — выгнул бровь Макс, пристально смотря на меня.

Зная старика Макса, я конкретно выявил формулу, которой он придерживался. Он делит женщин на две категории: «хорошие девочки» и «шлюшки». Иных для него не существует, но, поразительнейшим образом, он мог обаять и тех, и других, да ещё и остаться в привилегиях для любого типа женщин. Жиголо, по другому не скажешь. Кроме мысли о «разновидностях женщин в умозаключениях Макса Родригеса», меня посетило и ещё одно воспоминание… Кейтлин Фэйэр — дочь папиного делового партнёра, скорее всего, присутствовавшая на свадьбе Фиби и Адама, вполне может являться той прелестью, которую закидывал комплиментами Кен. Я вспомнил, как он запретил мне с ней переглядываться и ухмыльнулся. Игривость вместе с лёгким опьянением мягко прозвенели в моей голове, напоминая о том, что мне всего лишь двадцать три и серьёзность может ещё немного подождать…

— А почему потребовалось твоё веление, чтобы они оказались на кухне? — спросил я, закинув в рот дольку лайма.

— А потому, милый Теодор, что мы играем в «правду или действие» и этот зубоскал, совершенно бесчеловечный месье Родригес удумал загадать Кейт выпечку пирога, предварительно зная, что готовка для современных девушек — хуже смертной казни, — порывисто произнесла Джеки, стремительно войдя в гостиную. Глаза полу-француженки слегка блестели, волосы были распущены и находились в лёгком беспорядке. Джеки чмокнула меня в щёку, тем самым, поздоровавшись, а затем, вырвала бокал у Макса, запрокинула голову назад и осушила содержимое до дна. — Ах… Гадость, — он стиснула зубы, — Этот виски… гадость. Разукрашенный самогон, — она пихнула бокал обратно в руки Макса, затем плюхнулась на кресло у столика и сложила руки на животе, почти по-матерински улыбаясь мне.

— А где твоя крошка Данни? — она выгнула бровь, с саркастической ухмылкой.

— Её нет и он счастлив, — весело добавил Макс, наполняя бокалы и взглянув на Джеки исподлобья, — Почему ты не просишь Тео присоединиться помочь вам готовить? Он же корифей, особенно в выпечке… Печёт так печёт, мастер на все булочки.

Макс заливается смехом, затягивая за собой остальных, а я, с трудом сдерживая улыбку, даю ему конкретный шалбан. Он падает на диван, как большая панда, и, пьяно простонав, принимается отчаянно тереть лоб.

— Это же правда, — хрюкает он сквозь смех, чуть ли не плача, — За что ты меня?

— За всё хорошее, — широко улыбнувшись, сообщаю я и щипаю его за ухо.

В кругу общего смеха, откинутых в стороны раскрасневшихся лиц и трясущихся, как на вибро-машине тел, я не сразу смог расслышать звонкий, мягкий голос, который, безусловно, я не мог слышать никогда прежде…

-… Твоё желание исполнено, Макс, — я стираю обеими руками смех с лица, слыша последние аккорды чужого веселья, — Осталось подождать тридцать минут и он будет готов. И ты съешь всё. Всё до последней крошки. Я жертвовала маникюром, ага? — уже не слышно ничего, кроме этого, девичьи наивного, сладкого сопрано. И я оборачиваюсь на голос, чтобы в очередной раз подтвердить свою догадку о том, что это та самая девушка, к которой Кен приклеился ещё на свадьбе…

Однако сейчас, я вижу её в другом амплуа и в другом — в тусклом, вечернем освещении, в отличие от того: яркого и дневного, когда во всех красках виделись эти, на первый взгляд, беззаботные маленькие плечи; кажущиеся при солнечном свете бесхитростные, карие огни глаз; лёгкие струи волос, сейчас подкрученные, легко спадавшие прекрасными винными волнами. И эта фигура в роковом красном платье, подчёркивающая каждый точённый контур тела. Изгиб талии, невинно-округлый разлёт бёдер, несомненно привлекающий внимание самых слепых… И эти ноги — от бедра, спрятанного за юбкой-карандашом, до оголённого колена и лодыжек, до этих изящных щиколоток, — сплошное произведение искусства. Тонкого мастерства, на которое способны воистину талантливые скульпторы. «Она идеальна», — тут же решил я, — «Она прекрасна», — вторил снова. Я протягивал ей руку и безмолвно отвечал на дружеское приветствие, улыбаясь, пока моё не слишком трезвое сознание осыпало малышку самыми изысканными комплиментами. Когда она повернулась ко мне спиной, чтобы что-то ответить Кену, я буквально замер. Платье… чёртово платье обладало ещё одним фокусом, помимо красной ткани, действующей на меня почти что… опасно. Вдоль её позвоночника пролегла «молния», которая, как я сразу понял, не являлась обманом. Она визуально прибавляла Кейт роста, хотя, едва я встал с дивана, то возвышался над этой хрупкой девочкой почти на две с половиной головы!.. Так что иллюзия есть, но обмана нет. Я даже представил, как медленно можно расстёгивать это платье… Какой при этом звук. Какой холод под пальцами, или под зубами, пока застёжка тянется вниз. И какая, наверняка, горячая кожа под этой очаровательной оболочкой красной упругой ткани… Да, горячая… Я чувствую это в своей… в своей руке?.. До сих пор?.. О, Боже!

Я очнулся, когда понял, что она, неловко смеясь, настойчиво пытается достать свою ладонь из моей хватки. Когда она отвечала Кену, то… он спрашивал её о том, что происходит. Они все сейчас, безусловно, говорили обо мне!.. Смешки, комментарии Макса… Я понял, как облажался. Но ещё далеко не всё потеряно. И ретироваться возможно. Я опустил взгляд на её руку. На ту руку, на которую я, в ту же секунду, захотел молиться. Полу-женская, полу-детская… с миниатюрными, тонкими пальцами и хрупкой, гладкой ладошкой, которую хотелось почувствовать на своей щеке. Я притянул эту руку к своим губам, оставив мягкий поцелуй на тыльной стороне ладони, вдохнул ягодный аромат её кожи. Это сделало мне честь в её глазах.

— Мне приятно познакомиться, — пробормотал я.

— Я знаю, — она игриво улыбнулась, — Мне тоже.

Затем, я увидел, как Кен обвил её локоть и, практически вынудив меня оторваться от её руки, поздоровался со мной и сжал ледяными пальцами так плотно и цепко, что я против воли бросил на него полный презрения, каменный взгляд и отрывисто проговорил.