Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

Я отключился, уткнувшись лицом в изящную спину, покрытую кружевом почти прозрачных веснушек. Мыслим мои за весь вечер ни разу не всплыли из влажной, умопомрачительной, сладкой бездны плотского удовольствия. Когда член одолевает голову — я бессилен, это, к сожалению, факт. Если бы я мог только представить, что ждет меня после пробуждения!

***

Разбудил меня звонок в дверь. Очень настойчивый звонок, а потом стук. Я продрал глаза, обнаружил отсутствие Марго, натянул трусы и, зевая, побрел открывать. Распахнул дверь и получил в морду красные корочки:

— Капитан Леонтьев, отдел по борьбе с наркотиками! Вы Агаларов Таир Эминович, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения?

— Да, а в чем… — капитан отодвинул меня плечом и вошел в квартиру. Следом за ним вошли еще трое мужиков, очевидно — оперативников, и мои соседи слева – семейная пара пенсионного возраста.

— Понятые, проходим! В вашем присутствии будет произведен обыск в квартире гражданина Агаларова. Вот разрешение! — капитан сунул бумагу с печатью сперва под нос понятым, а потом и мне в лицо. Я оторопел! Обыск? Отдел по борьбе с наркотиками? Что происходит? Мать твою, что происходит?!

— Что происходит, капитан?! — выпучился я на того. Капитан вынул наручники:

— Вы подозреваетесь в хранении и распространении наркотических средств, Агаларов. Давайте-ка браслетики примеряем, во избежание, так сказать!

По некоторому опыту столкновений с ментами, я знал, что сопротивляться — только делать себе хуже, поэтому покорно протянул руки. Капитан защелкнул браслеты на моих запястьях, взял меня за локоть и повел в комнату. Менты рассредоточились по квартире, понятые пошли за нами с капитаном. Опер усадил меня на стул и сам уселся рядом, расстегнул пухлую кожаную папку и стал молча заполнять какие-то бумаги, очевидно, протокол. Какое-то время было тихо, только звуки выдвигаемых ящиков и открываемых дверок раздавались в квартире. Я попытался что-нибудь узнать:

— Капитан, что случилось-то? Что за нелепица с наркотиками? Я…— договорить я не успел, поскольку один из ментов, ковыряющийся в моем шифоньере, негромко сказал:

— Есть!

Все пришло в движение — капитан подтолкнул понятых поближе, из кухни и спальни пришли остальные опера. Затем из моего шкафа был торжественно извлечен приличных размеров сверток, капитан самолично вскрыл его и огласил:

— Понятые! В вашем присутствии нами был обнаружен сверток массой около одного килограмма, содержащий вещество растительного происхождения. Вы видите?

Понятые испугано покивали.

— Агаларов, поясните, что это и как попало в ваш шкаф?

Я НЕ ЗНАЮ!!!

Чтобы взять себя в руки, я больно ущипнул себя за кожу на руке. Я не имел ни малейшего представления, откуда ЭТО в моем шкафу. Но я точно знал, что Я не клал его туда. Меня подставили! Черт возьми, как в дурном сне, как в низкосортном детективе! Подстегнутые адреналином мысли бежали в голове, как сумасшедшие. Я складывал два и два со скоростью суперкомпьютера. И, сложив, ответил капитану:

— Я не знаю, что это, но могу предположить, кто его туда положил. Только для начала я бы хотел позвонить своему адвокату. Я имею на это право?

— Слышь, Агаларов, мы ж не полиция Маями, какие адвокаты, какие звонки? Давай, рассказывай, как давно ты торгуешь, кто твой поставщик, ну и все остальное, — обаятельно улыбнулся капитан.

В это время из кухни раздался голос одного из ментов:

— Капитан, тут еще кое-что!

Все присутствующие переместились в кухню. На столе лежал мой бумажник, распотрошенный операми, а возле него ровными рядами были выложены…раз, два, три…две тысячи триста долларов стодолларовыми купюрами.

— Понятые! В вашем присутствии нами были обнаружены денежные средства в сумме две тысячи триста долларов США. Вы видите? Агаларов, — улыбнулся капитан еще шире, — поясните, откуда у вас эти денежные средства?

— Я должен позвонить, — тихо сказал я, понимая, что влип по полной…

Реверс:

Ли курила и смотрела на воду. Грязненькая городская речушка, скованная не по чину пафосными бетонными берегами, медленно несла свои радужные от бензина воды вниз по течению. За спиной Ли послышался звук мотора, и рядом с ее Kawasaki остановился Honda CRF250. С эндуро слезла еще одна барышня в черном и кожаном, сняла шлем, из под которого высыпались на спину роскошные рыжие локоны.

— Ли.

— Марго. Как все прошло?

— По плану. Жалко пацана.

— Он заслужил, не заморачивайся.

— Все равно жалко. Если бы не долг, я бы спрыгнула.

— Я знаю. Но я не могла сама — он бы не свелся. Спасибо, Марго, мы в расчете.

— Слава богам! Не хочу больше быть тебе должной, Ли, это слишком опасная тема.

— Со мной вообще опасно иметь дело, Марго. Особенно опасно делать мне неприятности. Так что если тебе придет в голову где-либо что-либо вякнуть…

— Не надо угроз, Ли. Я и так все понимаю. Я поехала.

— Увидимся, — Ли махнула рукой и отвернулась к воде. Вынула телефон, дешевенькую старенькую нокию, и набрала смс: «никогда не бери чужое, чурка». Нажала «Отправить» и бросила телефон в реку.

*Энду?ро (англ. enduro от лат. idurare — вынести, выдержать, вытерпеть) — дисциплина мотоспорта, соревнования в которой проходят на дорогах с различным покрытием и по пересеченной местности с соблюдением заданного графика движения на большие расстояния в течение нескольких дней на соответствующей спортивной мотоциклетной технике. Мотоциклы для таких соревнований обычно также называются эндуро. В данном случае под колеса Таиру влетает Honda CRF250.

Книга предоставлена группой в контакте “Ольга Горовая и другие авторы журнала САМИЗДАТ”

http://vk.com/olgagorovai

(Ксения Авдашкина)

Глава 11.

Аверс:

Я шла следом за Славиком. За Владом. За Каминским. Мы шли по лабиринту подсобных помещений минут пять, а потом вышли на задний балкон. Это явно была курилка — полное бычков пластиковое ведро и гладкий, отполированный задницами до блеска, широкий бетонный парапет. Влад ловко вскочил на этот самый парапет и уселся, скорчив блаженную гримасу:

— Я сижу! Какой кайф! Устал, как собака… — он протянул мне руку, и когда я подала ему свою, притянул меня к себе. Я оказалась очень близко, стояла на пятачке, ограниченном его разведенными в сторону коленями. И мне было до ужаса некомфортно. Вся эта история была отвратительно, ужасно романтична, и потому пугала меня до икоты, гораздо сильнее, чем рисунки Ли, и уж конечно сильнее, чем откровения Таира.

— Тебе понравился концерт? — спросил Каминский, заглядывая мне в лицо своими глазами-льдинками. Я кивнула:

— Очень, Solid-ы неимоверно круты, работаете на высшем уровне.

— Хорошо, — улыбнулся Влад, — я рад. Я пел для тебя.

Отвратительно, омерзительно романтично! Чистые сопли с сахаром!

— Спасибо, — я выдавила улыбку.

— А песня тебе понравилась?

— Да. Песня хороша. Песня меня просто поразила, особенно, когда я поняла, о чем она и кто ее поет.

— Прости, — Каминский взял мою руку и поцеловал ладонь, — я не хотел тебя расстроить, я хотел тебя…поразить, именно то слово!

— Тебе удалось.

— Я хотел сказать тебе… Черт, это трудно! Я хотел сказать, что… Вера, я…Ты для меня…блин, Вера, ты слышала песню?

— Слышала, — кивнула я.

— Так вот. В песне все — чистая правда, Вера.

И замолчал. Даже отвернулся, стал разглядывать ведро с бычками. Вот упырь! Он вымогал из меня какие-то слова, ожидал какой-то реакции, а я… Мои мысли судорожно метались в моей бедной голове. Я видела перед собой то победную усмешку Ли, то искаженное страстью лицо Таира, то снова улыбку-мечту Каминского на сцене. А потом из глубин моей памяти всплыл Дима. Димочка. С этим его вечно утомленным «лицом порочного ангела». С презрительно изогнутой собольей бровью. Гений. Певец. И это решило.

Он, наверное, понял что-то по моей перекошенной роже, потому что сказал:

— Я все спел, Вер. Твой ход.

Я улыбнулась, как ведьма. Как ведьма из спектакля. Как ведьма, овладевшая сейчас моей несчастной душой. Я сказала: