Земля несбывшихся надежд

— А ты уверена, что это поможет?

— Да, в Китае очень многие люди так лечатся. Это очень хорошее средство. Не переживай, Лакшми. Я попрошу хозяйку Сунг о помощи.

— А сколько крыс ей нужно будет проглотить?

— Только одну, — быстро ответила Муи Цай.

Но моей девочке не пришлось проглатывать ни одной крысы, как предлагала Муи Цай. Айя отказался от такого способа лечения. Впервые за все то время, что я его знала, он вспылил.

— Никто не будет кормить мою дочь живыми крысами. Проклятые варвары! — грозно возмущался он перед тем, как войти в комнату, где находилась Мохини. Здесь от его гнева не осталось и следа.

Айя ненавидел крыс. От одного их вида в нем все просто переворачивалось. Без каких-либо видимых причин, как мне теперь кажется, Мохини начала выздоравливать. Через несколько дней ей стало лучше, и уже никогда ей не понадобилось глотать живьем детенышей специально выращенных красноглазых крыс.

Севенес пришел в этот мир в полночь. Когда он родился, заклинатель змей играл на своей флейте. И причудливая мелодия, наполненная светлой грустью, сопровождала его рождение, как предзнаменование того, настолько необычным человеком ему предстоит вырасти. Повитуха завернула его ярко-красное тельце в чистое полотенце и передала мне. Под прозрачной кожей была заметна паутинка зеленовато-синих вен, по которым пульсировала кровь. Малыш открыл глаза: они были темными и какими-то на удивление серьезными. Я снова с облегчением вздохнула. Он не был похож на моих пасынков.

Будучи ребенком, Севенес всегда лучезарно улыбался, и у него в любой ситуации всегда был готов ответ на любой вопрос. Курчавый, всегда с озорной улыбкой на лице, он был просто неотразим. Я гордилась его умом, который проявился так рано. Уже в самом юном возрасте он интересовался всевозможными необычными вещами. Дом заклинателя змей, стоящий у развилки, притягивал его, как магнит. Уже после того, как я запретила сыну ходить туда, он все равно тайком убегал и часами там находился, очарованный необычной атмосферой, царившей в доме. Только-только он был у нас во дворе, и вот — уже пропал в том ужасном доме. Ему чего-то все время не хватало — чего-то, что заставляло его постоянно искать нечто несуществующее. Часто сын просыпался ночью от кошмаров, от которых у него волосы становились дыбом. Ему снились огромные ползущие, как улитки, пантеры с пылающими глазами оранжевого цвета, которые выпрыгивали у него из груди и кусали за лицо. Однажды ему приснилось, что я умерла. Во сне Севенес видел, как я лежала в ящике. На закрытых веках у меня были монетки, а люди, которых он никогда раньше не видел, проходили мимо с горящими лучинами в руках. Старушки хриплыми голосами пели заупокойные песни. Уже взрослая Мохини с ребенком на руках плакала в уголке. До этого он еще ни разу не видел обряда индуистских похорон, но настолько красочно описал все детали, что у меня холодок пробежал по спине. Это было выше моего понимания.

Однажды, когда Анне было уже два с половиной года, я возвращалась из сада и от неожиданности просто остолбенела. Анна сидела на руках у Муи Цай, погрузив голову в ее голубое с белым платье. Я была просто потрясена увиденным, потому что была уверена, что Муи Цай давно перестала кормить ее грудью, ведь ненормально кормить грудью двухлетнего ребенка. Во мне закипела злоба. Возмущение заставило меня забыть, что сама я сосала грудь почти до восьми лет. Ужасные, жестокие слова готовы были сорваться с языка. Горечь просто переполняла меня. Я было открыла рот, но неожиданно увидела, что Муи Цай, не зная, что ее кто-то видит, смотрит куда-то вдаль, а по ее круглому лицу катятся слезы. И в этом лице была такая скорбь, что я невольно прикусила язык. В висках бешено пульсировала кровь. Она же моя подруга. Моя лучшая подруга. Я проглотила все те слова, которые готовы были сорваться с губ.

Стоя за дверью в кухню, я глубоко вздохнула и попыталась, насколько смогла, спокойным голосом позвать Анну. Она прибежала ко мне с самым невинным выражением лица. Она не предавала меня. Я это понимала, но в моей груди все равно поселился ужасный зверь ревности. И этот зверь был безжалостным. Почему этот зверь поселяется в сердце? Я так и не нашла ответ на этот вопрос. Он притворяется, что все прощено и забыто, но никогда ничего не забывает. Оставаясь некоторое время неподвижным, он, притаившись, ждет, чтобы уничтожить все хорошие отношения. Или черным вороном отчаяния прошепчет в ухо, будто Муи Цай хочет украсть моего ребенка, чтобы выдавать за своего собственного. Я крепко прижала Анну к себе. Она чмокнула меня в щечку и сказала:

— Тетя Муи Цай здесь.

— Хорошо, — бодро ответила я. Но после этого старалась больше не оставлять Анну с Муи Цай.

Дни пробегали, сливаясь в недели и месяцы, так же, как огонь сжигает дрова, оставляя после себя только пепел. Мне было уже почти девятнадцать. Женщина. Мои бедра стали шире после родов, а груди наполнились молоком. Изменилось и мое лицо, — отчетливей стали проступать скулы, в глазах появилось чувство уверенности в себе. Дети росли быстро, заполняя дом смехом и детскими криками. Я была счастлива. Так хорошо было вечерами сидеть во дворике и смотреть, как они играют среди сохнущих белых простыней, подгузников, рубашек Лакшмнана и крохотных платьиц Мохини, раскачивающихся на ветру. У меня нередко появлялась мысль, что из простого сукна у меня получилась шелковая сумочка. Все мои дети были прекрасны, ни один из них не был похож на моих несчастных пасынков.

Муи Цай остригла свои длинные волосы. Теперь они только закрывали ей шею. И мы обе снова были беременны. Одно неосторожное движение в темноте могло закончиться трагически. Большие круглые глаза Севенеса пристально следили за тем, как Муи Цай ходит тяжелой походкой приговоренного.

Теперь ее хозяин твердо пообещал, что она сможет оставить ребенка себе. «На этот раз он выглядел искренним», — сказала Муи Цай. Я ничего не могла ей ответить. Она смотрела на меня с такой пустотой во взгляде, какой никогда раньше не было. Она была как маленький зверек, попавший ногой в капкан. При свете масляной лампы я видела, как она безмолвно сидит, уставившись в пустоту, а в уголках ее глаз мерцают слезинки. Раньше мы могли обсуждать с ней любые темы. Даже постельные подробности: у нас не было никаких секретов друг от друга. А теперь между нами была, хоть и невысокая, но стена, с одной стороны которой было мое молчание, а по другую сторону этой стены стояла Муи Цай, несчастная и печальная, и просто смотрела. У меня была куча детишек, а у нее — только визиты ее хозяина и беременности, но ни одного ребенка.

«Мы все еще остаемся друзьями», — упрямо твердила я себе, отказываясь разрушить стену. Когда человек молод, ему очень непросто преодолеть эгоизм и гордость.

После того как она родила ребенка, я продолжала оставлять керосиновую лампу гореть всю ночь и сидела допоздна возле окна в надежде услышать в темноте ее шаги и мелодичный голос: «Ты еще не спишь?» Недели проходили, но круглое лицо Муи Цай так и не появлялось в моем окне. Я была на последнем месяце беременности. Случайно я мельком увидела ее с веранды — она сидела на зеленом каменном стуле, положив локти на каменный стол и уставившись в землю. Волосы закрывали ее лицо. Быстренько надев тапочки на босые ноги, я неуклюже поторопилась к стене, окружавшей собственность Старого Сунга. Услышав свое имя, она механически повернулась ко мне и секунду смотрела будто сквозь меня. Сейчас она показалась мне совершенно незнакомым человеком. Она сильно изменилась с последней нашей встречи. С неохотой Муи Цай поднялась со стула и направилась в мою сторону.

— Что случилось? — спросила я у нее, хотя уже обо всем догадалась.

— Вторая жена забрала ребенка, — безучастно прозвучал ответ. — Но хозяин сказал, что я могу оставить себе следующего. А где Анна? — спросила она, и ее лицо на миг оживилось.

— Приходи, посмотришь на нее. Она очень быстро растет.

— Я скоро приду, — мягко ответила она, немного улыбнувшись. — Тебе лучше уйти, пока тебя не увидела хозяйка. До свидания.