Вокруг света за 80... свиданий

Я начинала подозревать, что для успешных поисков Родственной Души мне необходимо воспринять новые идеи. Но если для этого нужно решительно переломить себя, втиснуться в слишком тесные границы или, наоборот, долго тянуться, чтобы вписаться в них, — я никогда не буду счастлива.

Знал ли это Андерс? Или от меня очень уж явственно исходили флюиды незаинтересованности? Или он настолько одинок по натуре, что не ощущает потребности в моем обществе? А может, у него целый мешок проблем, о которых я ничего не знаю?

Да, между нами ничего еще не решено, но, как ни странно, я ничуть не волновалась. Хотя желала ощутить удовлетворение и завершенность наших отношений, которые мог дать только его звонок, меня вовсе не тревожило отсутствие этого звонка. Моя уверенность в себе не поколебалась, и я не чувствовала себя отвергнутой.

Но тут телефон ожил, и я едва не свалилась с сиденья. Неужели это Андерс, чтобы все начать сначала, и в тот момент, когда я проходила через рассудочный ритуал конца отношений?

Но это оказалась Анна-Шарлотта, сгорающая от любопытства. Бедняжке не терпелось узнать, как прошел вечер. Мой рассказ то и дело прерывался охами, ахами и упоминанием имени Господа всуе.

— Ну? Он позвонил? — взорвалась она, наконец.

— Конечно, нет, дурочка ты этакая, иначе я не сидела бы в этом поезде, — раздраженно буркнула я.

— Ну, Дженнифер, умоляю, позвони ему. Ты просто обязана позвонить! Чего ты ждешь?!

Но звонить я не собиралась. Мы с Андерсом провели один волшебный вечер, и я наслаждалась каждым моментом. Но я также отчетливо сознавала, что продолжения не будет, и — в отличие от прошлых лет-твердо намеревалась доверять своим инстинктам. Нам было хорошо вдвоем, но мы не созданы друг для друга и сколько бы времени ни провели вместе, это ничего не изменит.

И тут меня вдруг осенило. Черт возьми, на этой плавучей сауне меня не укачало! Я совершенно забыла о морской болезни!

Довольная своим внезапно проявившимся утонченным вкусом и уверенная, что подводная охота за «Ферреро роше» — это лишь вопрос времени, я свернулась калачиком и впала в глубокий сон, ни разу не прерывавшийся все пять часов, до той минуты, когда поезд остановился на стокгольмском вокзале.

Глава 4

СТОКГОЛЬМ, ШВЕЦИЯ; КОПЕНГАГЕН, ДАНИЯ

Можно только восхищаться отвагой шведов. В то время когда весь остальной мир стыдливо отрицал существование топов-безрукавок на бретельках, не говоря уже о бежевых слаксах, туго облегавших (до существования стрингов) девичьи попки, Швеция, а в особенности Стокгольм, мгновенно приняла и усовершенствовала все модные каталоги семидесятых.

Мужской трикотаж не осуждался, а носился, и все, от причесок до столовых приборов, имело самый дерзкий дизайн и выпускалось во всех оттенках коричневого.

А потом, когда весь остальной мир осенила идея, что стиль семидесятых вовсе не был такой дешевкой, как казалось, а имел немало своих изюминок, Стокгольм был провозглашен самым продвинутым городом планеты. Если бы города были людьми, Стокгольм, погруженный в модную интроспективу, был Энди Уорхолом [8].

Меня всегда занимал вопрос: что, если вся эта история — сплошной блеф? Действительно ли Стокгольм настолько крут или шведы просто не смогли устоять перед юбками клеш и яркими тканями? Не может ли быть так, что им просто повезло: остальной мир оказался чересчур неуверенным в себе, чтобы бросить вызов ханжам и очертя голову ринуться в водоворот моды?

Причина моих размышлений на тему дизайна была заодно и объяснением, почему я не слишком стремилась пропустить утренний поезд. В Стокгольме у меня было назначено свидание с дизайнером.

Свидание № 6: Томас Санделл, дизайнер. Стокгольм,

Швеция

Томас Санделл, шведский дизайнер, оказался лауреатом всех мыслимых премий. Его интерьеры и мебель пользовались спросом — от шведского правительства до «Эрикссон текнолоджиз». Его изделия были даже представлены в магазинах, которые (что, впрочем, весьма спорно) могут считаться наиболее эффективным культурным посланником Швеции — «Икеа».

Я упомянула, что свидание было с Томасом, но на самом деле речь шла об одном из его творений. Оставайтесь со мной, я объясню.

Я остановилась в отеле «Биргер ярл» — модном современном сооружении, где все номера были созданы ведущими шведскими дизайнерами. Меня поселили в одном из двух номеров, дизайнером которых был Томас.

Я хотела проверить свою теорию о том, что если работа — самое важное в жизни, то не становится ли она, в конце концов, похожей на нас? То есть всем известно, что собаки с годами начинают походить на своих владельцев, но, может, то же верно и для работы? Насколько отражается ваша индивидуальность в том, что вы делаете?

А именно, сумею ли я как следует понять Томаса, остановившись в номере с его дизайном? Сначала обживусь в комнате, а потом сделаю выводы и, встретившись с ним через пару дней, опишу свои впечатления и посмотрю, насколько оказалась права.

Еще не окончательно проснувшись, потирая ноющие руки (пришлось волочить багаж по вымощенным брусчаткой улицам, повторяя привычную мантру всех введенных в заблуждение путешественников: «Господи, сколько же еще идти?»), я прибыла в минималистский вестибюль «Биргер ярл». Пока вселялась в отель, портье, скромно-шикарный в своем черном костюме и очках в проволочной оправе а-ля бяка Бонд, вручил мне кипу телефонограмм.

Мне немедленно захотелось узнать, есть ли среди них хоть одна от Андерса. Правда, он вряд ли знает, где я остановилась, так что последнее сомнительно, но упрямая надежда никак не хотела гаснуть. Вот тебе и доверие к собственным инстинктам, а заодно и убежденность в том, что он не для меня.

Захватив листочки бумаги и ключ от номера 705, я поднялась в крохотном лифте к первому этапу моего свидания с дизайнером.

Табличка на двери гласила, что номер называется «Мистер Радость».

«Наконец-то хоть один жизнерадостный бойфренд», — подумала я, сунув карточку в щель.

И первое, что я сделала, переступив порог, — разразилась смехом. Комната была длинной, светлой и какой-то дурацкой. Ряд окон на противоположной стене был украшен ящиками для растений, из которых торчал ярко-зеленый астротерф [9]. Ничего естественного или хотя бы пасторального. Такое впечатление, будто кому-то пришло в голову выращивать зеленые пластиковые метлы.

Посреди комнаты висела белая газовая занавеска, играющая роль прозрачного экрана между комнатой и гигантской кроватью, словно скопированной из сказки «Три медведя». Белая стена за изголовьем, заваленным подушками, была испещрена черными закорючками, похожими на коровьи рога. Стулья перед кроватью тоже напоминали об исторической фразе: «Кто сидел на моем стуле?!»

Поставив сумки на пол, я взобралась на постель. Отсюда комната казалась дружелюбной и забавной, уютной и нескрываемо приветливой.

«Слава Богу!» — вздохнула я, устраиваясь на подушках и выуживая записки из кармана пальто. Могло быть куда хуже, и я оказалась бы в зловещей конуре с черной кроватью и стенами в черно-белую клетку, вызывающими приступ клаустрофобии.

Номера отеля-все равно что отношения между людьми. Они бывают близкими и неприязненными. В хороших номерах вы счастливы и можете расслабиться. В плохих — нервничаете, терзаясь бессильной яростью.

А мне довелось попасть в номер «Мистер Радость», так что пока мое свидание с дизайнером шло лучше некуда.

Я стала читать записки. Первая была от Лоры и подтверждала встречу через два дня, в десять тридцать у Нобелевского музея. Вторая — от моей сестры Мэнди, которая звонила узнать, все ли у меня в порядке. Третья — от Мэрайи, ОК, завербовавшей дизайнера.

Я мигом села, предчувствуя дурные новости.