Любить Не модно (СИ)

— Я? — невесело усмехается, повышая голос. — Устраивать сцены – твоё кредо по жизни! Меня сюда вмешивать нечего.

— То есть это я сама себя вечно дурой выставляю, да?

— Пфф… Понятное дело, да!

— А ты… А ты…

— А я лишь решил поставить на место лишённого совести подростка, вроде тебя.

— Ну и как, поставил?! — кричу уже на всю улицу, со всем возмущением. Боже! Меня никто в жизни ещё не бесил так сильно, как… {этот}!

— Ты невыносима, — понизив голос до разочарованного шёпота, головой качает.

— Так и не выноси. Тебя разве кто-то просит об этом?

— Да я бы с радостью! Вот только ты мне денег должна, помнишь?

— А если я на тебя за вымогательство денег у малолетки заявлю?

Смеётся, выгнув спину и устремив лицо к ночному небу:

— Ну хоть с чем-то согласилась, — шумно выдыхает и вновь одаривает меня взглядом, словно на попавшую в беду пушистую зверушку смотрит. Больше всего ненавижу{ этот} его взгляд. — Слушай, камеры твои пьяные танцы на сцене засняли, и поломку аппаратуры тоже. Правда на моей стороне. Не ты, так твоей матери платить придётся, понимаешь?

Вот же скряга. Жмот!

— И прежде, чем ты придумаешь мне новое прозвище, — перебивает, будто мысли мои прочитав, — что-то вроде скряги, или ещё чего поинтереснее, должен сообщить, что дело не в том сколько ты мне должна, а в том, чтобы с детства привыкать возвращать долги. Это вроде как ответственности за свои поступки учит.

Шикарно.

Теперь он меня ещё и воспитывать взялся.

И ни секунды больше не раздумывая пытаюсь выхватить свой телефон у него из рук. Но не тут-то было! С реакцией у этого придурка всё отлично! А вот с держанием слова что-то не очень, потому что уже в следующий миг мой Айфоша возвращается обратно в карман его джинсов, а два глаза, что теперь похожи на два лазерных прицела, пытаются прожечь дыру в моём лице!

— Завтра. После школы. В «Клевере». Придёшь, тогда телефон и верну.

— Скряга, — сквозь зубы.

— Дурочка, — так весело усмехается, словно забавнее меня в жизни никого не встречал, и вдруг руку ко мне протягивает и… ерошит волосы?..

Он, правда… ерошит мне волосы?

Даже дара речи лишилась. Даже что такое двигаться забыла. Даже о способности дышать с трудом вспомнила. Смесь чувств, что затопила меня от его прикосновения, оказалась такой взрывоподобной, что я как ни пыталась, не смогла понять, какая чаша весов весит больше: та, что полна дикого возмущения за такого рода наглость, или же та, где большими буквами написано: «А это было мило».

Точно. Заболела.

— Мир так устроен: скажешь «спасибо» ты - скажут «спасибо» и тебе. Улыбнешься ты – улыбнутся и тебе. Понимаешь? Всё хорошее начинается с тебя, — прячет руки в карманах, а я прослеживаю загипнотизированным взглядом ту, что касалась моих волос, и…

Что он там только что пробубнил?

— Опять меня учишь?

— До завтра, — не отвечает. Прыгает в тачку, одаривая меня прощальной улыбкой, и жмёт на газ.

Провожаю взглядом «Ауди», и к своей полной неожиданности отмечаю:

— А он бывает забавным.

***

— Он полный придурок! Серьёзно! Занудливый и такой правильный, бууэээ! — щёлкаю шариковой ручкой, сидя за партой на перемене между вторым и третьим уроками, и делюсь с Женей всеми эмоциями, что так и просятся наружу, так и просятся быть высказанными!

Нет сил больше молчать. Хоть кто-то уже должен меня выслушать, иначе… иначе лопну скоро от возмущения!

— Митя правильный? А что в этом плохого?

— Плохое в том, кем он себя возомнил. Учить меня вздумал.

Женя, прикрыв рот ладонью, тихонько хихикает, и стреляет в меня каким-то уж больно загадочным взглядом, словно я ей тут не о первой в своей жизни ненависти рассказываю, а о первой любви, да ещё и безответной.

— Чего ржёшь? — фыркаю, и замечаю, как из школьной столовой в кабинет физики возвращается Жанна и её свита; вальяжно проплывают по проходу, с набитыми пирожками щеками, и занимают свои насесты.

А главная курица на меня такой взгляд бросает, словно я её любимого кота ночью псам скормила, и теперь, в срочном порядке, на корм собакам нужно пустить меня. И вот так смотрит на меня дрянь, что только вчера лишила меня наушников!

— Эй? Ты слушаешь, вообще? — толкает меня локтем в бок Женя, и я одариваю её тяжёлым взглядом:

— Закроем тему. Глупый разговор.

— Так я ведь вообще молчала, — вновь смеётся, демонстрируя ямочки на щеках, и мне невольно улыбнуться хочется. — Так что… что этот… ну этот,{ Дмитрий Александрович}… Странный он. И «Клевер» этот… странный, — запинаясь, бурчу себе под нос, с неоправданным интересом рассматривая надпись ручкой на парте «Вали в свою Америку, сука»! Верх культуры.

— Почему странный? Митя обычный. Хороший парень, — будто бы со знанием дела заявляет Женя, хватает стирку и принимается избавлять парту от надписи. — Музыку любит сильно, вот и преподаёт её кому-то вроде нас… Музыкальной школы-то в городе нет. А у Мити рок-группа своя, они в «Клевере» по вечерам выступают. В основном с каверами, но бывает, что и своё играют.

— А по утрам он чего в «Клевере» трётся?

— Так работает ведь.

— Разве? — хмурясь, наблюдаю, как Женя не теряет надежды стереть все чернила до остатка. — Я слышала, что нет.

— Слышала?

— Ну, да, — отвожу взгляд от неловкости момента и тут же себя корю за это. С чего вообще мне неловкость испытывать?..

— А! — Женю будто великая мысль посещает. — Так он там не числится! Зарплату не получает, просто помогать Алине приходит. С разгрузкой, или доставкой товара. С поставщиками переговоры ведёт и так далее.

— И не получает за это деньги? — брови невольно на лоб лезут. Он что, травой и свежим воздухом питается?

— Отказался видимо, — пожимает плечами. — Я не знаю этого, Кристин. Знаю, что он Алинке с «Клевером» днём помогает, а по вечерам, когда работает бар, концерты организовывает.

— Бар, — киваю, ничего не понимая, и сверлю взглядом одну точку в парте.

— Днём – кафе. Вечером – бар. Всё просто, — решает пояснить Женя. — Город у нас маленький, вот и приходится крутиться.

— И даже разрешение есть? — придирчиво глаза сужаю.

— Да, конечно есть. Как бы ещё они работать могли?

Ну вот вроде и ясно всё. Да не очень.

— «Клевер» - кафе отца Алины. Он умер несколько лет назад от инфаркта. Так что она там с тех пор и директор, и владелец, и администратор в одном лице.

— И продавец.

— Продавец только по утрам, когда я в школе.

— Аааа…

СТОП.

— В смысле? — круто разворачиваю к ней голову, и ещё жду долгих несколько секунд, пока Женя любуется чистенькой партой, собирая крошки от стирки в ладонь, а затем отвечает:

— Я разве тебе не говорила?

— Да вроде нет.

— Я работаю в «Клевере». До пяти часов вечера примерно, когда как получается.

— Офигеть.

— ОФИГЕЕЕТЬ! — звучит с соседнего ряда голос, от которого мне непреодолимо хочется поморщиться, а следом оглохнуть. — Только посмотрите: Принцесска и Нищенка теперь подруги! Сейчас растаю от умиления…

Одариваю Жанну невыразительным взглядом, а мысленно отмечаю, что немножечко «подтаять» не помешало бы её заднице. Как минимум.

— Не ведись, Кристин, — тут же шепчет мне Женя. — Она тебя провоцирует.

— Меня? Так ведь не меня оскорбили.

— А… ну, да… хотя, да… Ты права… — Лицо Жени тут же заливает краска, а взгляд наполняется таким смущением, от которого даже мне неловко становится.

— Эй! Нищенка! — продолжает кудахтать курица. — Там тебя мать звала! Наверное, хочет, чтобы ты помогла половую тряпку отжать!

И половина из присутствующих в классе взрывается от смеха, тут же обращая весёлые взоры к Жене, словно та - пугало на кукурузном поле, но настолько нелепое, что ни одна ворона его не боится.

— Моя мама в школе уборщицей работает, — считает нужным сообщить мне Женя, в то время, когда я даже и не думала о подобном спрашивать. Несмотря на всё смущение и понурый взгляд в парту, ещё объяснять что-то пытается?..