Рояль под елкой

— Не бери трубку! — процедила Лера.

Но Ева потянулась к аппарату.

И тогда Лера вдруг схватила телефон и яростно оборвала шнур.

Ева охнула, как от физической боли.

— Что ты, зачем?

— А ты думаешь, что я не знаю, не вижу, не понимаю?! Ты ждешь его звонка! Думаешь, он позвонит? Зря надеешься! Да он про нас думать забыл!

И покатился ком горячих и несправедливых фраз. Этот ком сбил Еву с ног — она рухнула, как подкошенная, и разревелась. Но перед этим успела дать дочери пощечину. Искренне. Наотмашь.

— Заткнись!

И Лера заткнулась.

Ева вышла из комнаты. Поставила чайник. Потом долго смотрела в окно на то, как падает снег.

Наверное, дочь права. Не позвонит. Хотя мог бы. Все-таки дочь, все-таки семь лет не виделись, все-таки Новый год…

Выкурила три сигареты и решила помириться с Лерой.

…Дочь лежала на диване и курила. Перед ней стояла пепельница, заполненная окурками.

— Между прочим, Минздрав предупреждает! Представь себе, курить вредно! Докуришься до желтых зубов и скверной кожи! И, в конце концов, от тебя воняет табаком, дорогуша!

— Мать, — снисходительно усмехнулась Лера, — тебе никогда не приходило в голову, что научить чему-то можно, лишь подкрепив это личным примером?

— Ты о чем?

— О том, что, сколько тебя помню — ты сама дымишь, как паровоз, и при этом пытаешься говорить мне о вреде курения. Ну и почему я должна тебя слушать?

Ева даже растерялась. А в самом деле, что тут скажешь? Она загрустила: получается, что многие разумные и правильные вещи, которые она пыталась привить дочери, не были той приняты на веру, потому что сама Ева поступала ровно наоборот. Вот ведь гады какие, эти дети: мотают на ус, подглядывают, все понимают, потом раз — и посылают тебя с твоими нравоучениями куда подальше, дескать, сами-то вы, папаша-мамаша, хороши!

— Как я понимаю, ты не будешь встречать Новый год с Мариком?

— Правильно понимаешь. Не буду!

— Не любишь его?

Ева ждала, вдруг ответит по-человечески? Нет, напрасно надеялась.

Последовало односложное:

— Не люблю.

— Но и со мной на Новый год не останешься? Может, осчастливишь?

— Мам, у нас там компания намечается. Из наших, институтских…

— Ясно.

Ну ладно, значит, опять одна. Спать, что ли, лечь? И никаких концертов и шампанского.

— Все-таки о Марике. Ведь вы дружили, все было хорошо. И вдруг — от ворот поворот! Почему? Мне кажется, он хороший, славный мальчик…

— Хороший, славный, но ему не светит, — честно сказала Лера, — потому что он никакой. Понимаешь?

— Смотри осторожнее с ним. Марик даже мне сказал: если что — покончит с собой! Ты потом себе никогда не простишь.

— Ты о чем, ма? Он же просто разводит нас такими угрозами, как ты не понимаешь?! «Если что». А если что, интересно знать? Если не дам ему? И что тогда? Повесится? Или бросится под троллейбус? Так, может, дать, чтобы чего плохого не вышло?

— Ну перестань, ну что ты говоришь… — забормотала Ева.

Лера строго заметила:

— Вот так вы и давали всю жизнь! Из опасения, как бы не вышло чего плохого.

— Кто мы?

— Ваше поколение. Причем с улыбкой на устах, читая стихи. Скажем, Евтушенко.

— Злая ты, Лера, — вздохнула мать.

— Я не злая. Просто ношу только солнцезащитные очки и не имею привычки носить розовые. За Марика не беспокойся. Это просто треп. Такие, как он, всех вокруг замучат шантажом и угрозами, но ничего не сделают!

— Ну а вдруг? Как ты можешь быть в этом уверена?

— Вдруг, значит, вдруг! Выходит, карма у него такая. Это его проблемы. А у нас с тобой своих хватает.

Ева вздохнула. Ее пугала присущая дочери способность, как в том анекдоте про английского лорда, быстро и совершенно бесстрастно определить: это его проблема, это ее проблема!

— И не фиг на себя чужие проблемы взваливать. Вечно ты за других волнуешься! Чего вчера эта твоя тетя Валя тебе целый час уши давила?

— Ну, ты же знаешь про ее обстоятельства…

— Ее обстоятельства — толстая задница, которую она боится оторвать от дивана. И вот и все. А ты ее жалеешь!

— А кто ее еще пожалеет? — вздохнула Ева. — Тем более — с толстой задницей. Ну, пусть это буду я.

Лера обняла мать:

— Жалостливая ты у меня, куда деваться! Нормальная такая российская женщина, даром, что из аристократии. И всю жизнь на тебе все ездят! Лицо вон какое усталое!

Ева отшутилась:

— Да ладно, говорят, хороший конь от работы не устает, только мышцы разминает!

— Смотри, чтобы совсем не заездили всякие тети Вали.

…Ева принесла дочери правильно заваренный чай и миндальное печенье — надо откармливать девочку. Лера совсем исхудала. Как вернулась из Москвы, совсем дерганая стала, не ест ничего. Впрочем, худоба ей идет. Тоненькая, изящная, огромные серые глаза в пол-лица с очень длинными, как на заказ, ресницами… Красивая девочка.

И не потому, что ее дочь, а просто Ева действительно видит, не слепая ведь — дочь у них с Дымовым красивая. Лицо такое живое, нервное… Отточенная пластика — не зря балетом занималась, на пользу пошло.

Серьезный поступок и ответственность — иметь дочь-красавицу.

Мальчишки телефоны обрывают, вон Марик с ума сходит от любви, и Илья стал часто захаживать…

Главное дело, непонятно, в кого она такая красивая. Сама Ева красавицей никогда не была. Так, миловидная. Невысокая, фигура мальчишеская, обычная, не экранная женщина. Да и Дымов в молодости только что на симпатичного тянул. Впрочем, ему и не надо было — талантом компенсировал и обаянием… А Лера — красавица. В театральный поступила. Правильно, с ее внешностью туда и дорога. Уже в одном сериале снялась. В массовке, правда, но надо же с чего-то начинать? Ей в актрисы — самое то. В крайнем случае, будет рекламировать шампунь или зубную пасту…

А куда ей еще? В отличие от отца звезд с неба не хватает. С детства ни прилежанием, ни усидчивостью не отличалась. К музыке никаких талантов не обнаружилось — не в отца пошла, в спорте тоже не задержалась. И в школе училась очень средне. Ленивая, никакой самоорганизации — Ева же видит. Знак, что ли, такой? Лев — вальяжный и царственный. Ну точно, ее Лера — львица.

Львица хрустела печеньем и пила чай.

В дверь позвонили.

Ева пошла открывать. На пороге стоял молодой парень.

— Лера Дымова здесь живет?

Ева растерянно кивнула.

— Для нее цветы!

Ева изумилась — цветов оказалось много. Целая роскошная корзина роз, как будто на юбилей.

— А от кого?

Парень уклончиво пожал плечами, мол, меня не касается, мое дело доставить по адресу, а там сами разбирайтесь.

— Это, наверное, очень дорого стоит? — спросила Ева и тут же устыдилась: дурацкий вопрос.

Парень усмехнулся. Дорого, недорого, распишитесь в получении, и дело с концом.

Вышла Лера. Взглянула на цветочное подношение равнодушно, словно поп-певица, которая давно привыкла к таким корзинам. Царственно подмахнула бумагу.

Отнесли цветы к Лере в комнату. Ева принялась считать розы и, насчитав три десятка, перестала. В общей сложности никак не меньше пятидесяти. Уйму денег, наверное, стоит.

— От Марика?

Лера кивнула.

— Красиво, — улыбнулась Ева. — Счастливая ты у меня!

Лера равнодушно пожала плечами.

— Неужели тебе все равно? Знаешь, а мне таких цветов никто не дарил.

— Неужели Дымов не дарил?

— Ну, это были гвоздики. Красные такие, подмороженные. Три штучки. Денег-то не было, тебе не понять…

Да где им понять, в самом деле. Избалованные растут. Раньше все как-то по-другому было. Раньше все было по-другому. Вот и созрели до классических фраз, стареешь ты, дорогуша, что ли…

Чтобы поддержать разговор с дочерью, Ева спросила про институт. Лера только лениво отмахнулась — да нормально все, что там может быть интересного.

Еве подобное отношение в принципе было непонятно: в ее представлении Лера как будущая актриса должна гореть, репетировать, не вылезать из театров, учиться и искать себя.