Рояль под елкой

— Может, для собаки? — предположил Кабанов.

— А кто его знает? — развел руками Митрич. — Может, конечно, и для собаки. А может, и нет, мол, пожалуйста, персональное приглашение на казнь! Ладно, иду себе дальше, прохожу мимо какой-то особо мрачной подворотни, вижу — сапог валяется. Вроде сапог как сапог, черный, среднего размера, но от него жутью веет, будто он с ногой, понимаете? Я развернулся и домой пошел. Подумал, ну его к лешему прогулки эти, Фонтанка длинная, кто его знает, что там дальше встретится! А впечатлительные-то люди вовсю с ума сходят, не выдерживают здешних испарений. Тут давеча шел я себе, а на меня из подворотни парень выскочил. Руками машет, чуть пена изо рта не брызжет.

— Наркоман, должно быть, торчок! — подсказал Кабанов.

— Да кто их разберет. Кричит мне ни с того ни с сего: дескать, такие, как вы, Россию продали! Я ему вежливо отвечаю: чудак-человек, зачем же так сразу обвинять? Вы меня и не знаете, может, я в судьбе России и не виноват вовсе? А он вместо ответа раз — и стукнул меня в лицо. Я спокойно говорю, мол, зачем же так, гражданин хороший, поступаете? И не совестно вам? А он мне — под ребра и улыбается. Я его увещеваю — а он снова под дых бьет. Тут я про Христа ввернул. Разве для того, говорю, такое страдание было принято, чтобы мы, братья во Христе, друг другу мордобой устраивали? А у парня-то глаза белые, мутные, ничего до него не доходит. Всю морду мне разбил до крови. В общем, толкнул я его легонько, он раз — и упал. Натурально завалился и лежит. Спит! Нарисовал я ему на лбу крестик своей кровью и пошел. Подумал, может, проспится да в себя придет… Много больных людей развелось, что и говорить! От такой жизни у нас люди с ума сходят. Места эти для человека гибельные, точно говорю! С ума можно своротить или еще чего похуже.

— Чего ж хуже-то? — спросил Дымов.

— Э! До мыслей преступных додуматься впору! Старушек потом недосчитаешься! И то сказать, времена нынче несправедливые — одним все, а другим ничего!

Митрич с чувством хлопнул кулаком по столу.

— Ну, положим, это всегда так было! — усмехнулся Дымов.

— Не скажи! Сейчас особенно! Отрепье на поверхность выплыло! — Митрич кивнул на Кабанова. — Не уважаю! Ишь, морда наглая, хозяин жизни!

Митрич задумчиво поглядел на Дымова и добавил:

— И таких, как ты, не уважаю! Потому что такие, как ты, таких, как он, и расплодили.

— Почему? — удивился Дымов.

— Потому. Бесхребетностью своей! — отрезал Митрич. — А вот ты бы взял, интеллигент, да увел у него бабу из-под носа!

— Митрич, не забывайся! — строго прикрикнула Тамира.

Сосед пожал плечами и направился к роялю.

— Сыграю! — пояснил он, открывая белую крышку.

— Ах, нет, увольте! — слабо вскрикнул Дымов. — Не трогайте инструмент, вы его расстроите!

Не обращая внимания на протесты Дымова, Митрич шустро застучал по клавишам и довольно бодро сыграл «Полонез Огинского». С душой и чувством. Во время исполнения Дымов морщился, как от зубной боли, но номер Супермена пришлось выслушать до конца.

Закончив, Митрич театрально поклонился слушателям. Кабанов промычал что-то одобрительное.

— В свое время мой талант был востребован! — гордо изрек Митрич. — Такие залы собирал!

Услышав про Большой зал Филармонии, Дымов поперхнулся.

После выступления Митрич допил водку и сообщил, что ему пора. Задерживать не стали. Человек-Супермен поднялся, плотнее запахнул красную накидку и потопал к балкону. Однако в последний момент вспомнил о своей миссии и сделал следующее предостережение:

— Смотрите тут поосторожнее, мать вашу!

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Дымов.

— Известно что — одна баба и два мужика плюс эти чертовы Бермуды! Всякое может случиться!

Обращаясь к Тамире, Митрич добавил:

— Ежели чего, кричи! Я рядом! Буду вылетать для спасения!

Он вышел на балкон и исчез, растворившись в ночной темноте.

— Безумный город! — пробормотал Дымов. — Безумный вечер!

И в это время раздался звонок в дверь.

Дымов вздрогнул: а вот и Ирина!

Глава 7

Ева прислушалась: в соседней комнате ругалась Лера. Объяснялась со своим Мариком, причем в характерной манере — на повышенных тонах и не стесняясь крепких выражений.

Наверное, совсем разругаются, вздохнула Ева. Зачем, все-таки 31 декабря, потом сама, дура, будет жалеть… Пойти, что ли, заглянуть к ней в комнату, сделать большие глаза или хоть по голове постучать, дескать, опомнись, дочь, зачем на людей кидаешься… Может статься, послушает.

Ева отправилась в комнату дочери. Правда уже на пороге оказалась буквально срезана услышанным.

— Отцепись от меня, нудный мужчина! — проорала Лера в трубку, закончив свою тираду совсем уж нецензурными словами, чем очень шокировала Еву. После этого Лера бросила трубку на пол и повалилась на диван.

— Вы что, поругались с Мариком? — осторожно спросила Ева.

Дочь только кивнула в ответ.

— Зачем?

— Затем, что просила тебя, как человека: скажи, что меня нет дома!

Ева пожала плечами.

— Да, отказалась врать, я вообще не люблю врать, и, пожалуйста, никогда не проси меня об этом!

— Как вы достали с вашей патологической честностью! — ухмыльнулась Лера.

Да, ей не хотелось никого слышать, настроение не то, имеет право! Марик десять раз позвонил на мобильный! И ни на один вызов она не ответила. Потом вообще отключила телефон: «вне зоны доступа», достали все, пошли на…

Тогда этот придурок начал звонить на городской номер. А мать бросается к телефону, как подорванная. Небось звонка от отца ждет. Как узнала, что он сегодня приезжает, прямо с цепи сорвалась. Может, думает, он к ним придет встречать Новый год? Наивная!

Ева схватила трубку, там, конечно, ни какой не папочка, а Марик. И она честно сдала Леру: «Да, Марик, и тебя с наступающим, Лерочка дома, передаю ей трубку».

И чего после этого удивляться, что Лера высказала Марику все, что думает: «Оставь меня в покое! А ты не понимаешь почему? Я не люблю тебя, Марик. Не люблю. Нет, я не буду встречать Новый год с тобой. Да, передумала. Нет, не может быть. Не надо звонить. И выяснять ничего не надо. Никаких отношений. Ну все, сил больше нет… Отцепись от меня, нудный мужчина!»

А-ха-ха-ха!!! Может, хоть теперь поймет и оставит ее в покое?

Что такое, мама, ты шокирована? Ага, шокирована, глаза какие-то испуганные, и вид виноватый, сейчас затянет волынку…

— Тоже мне, Эллочка-людоедка! Господи, Лера, ну откуда в тебе это? Вроде приличный словарный запас, знаешь много стихов — и вдруг подобное убожество…

— Мать, любого человека можно достать, понимаешь? И вот он меня уже довел! Просто пипец, как довел!

Ева сморщилась. Лично ее довели словечки дочери. Пипец, капец — излюбленные выражения. Неужели они все в этом возрасте такие? Мало того, что дымит, как паровоз, да еще невозможный мат, изредка разбавляемый какой-нибудь убогой нормативной лексикой.

— Лера, довольно странно слышать эти бесчисленные «ецы» из уст профессорской внучки и дочери музыканта с мировым именем!

— Дети за родителей не отвечают! — язвительно отрезала Лера.

— Напрасно ты так с Мариком. Он искрен с тобой!

Лера почувствовала, что снова закипает. Господи, неужели так сложно понять, что ей не нужна его искренность! Ей просто нужно, чтобы ее оставили в покое. Она что, хочет слишком многого?

— Лера, у тебя что-нибудь случилось?

Ева попыталась зайти задать вопрос, вывести на откровенность, вот только прием давно не срабатывал. В последнее время Лера словно замкнулась в себе и пресекала любые попытки матери «поговорить по душам». Восемнадцать лет, вроде переходный возраст далеко позади, а у нее с дочерью сейчас больше проблем, чем когда та была подростком. И совершенно непонятно, как пробить эту броню.

— А Новый год где решила встречать?

Лера пожала плечами, мол, еще не знаю.

Снова зазвонил телефон.