Моя маленькая мечтательница (СИ)

Я чуть грустно усмехнулась... ну да. Это вспоминать больно, и действительно ли я думала тогда, что встреча с Вейверли так сильно изменит меня?

Почему-то меня зацепила эта... Книга? Не знаю, скорее, это дневник. От этой мысли я прикусила губу. Как он тут тогда оказался? Так, нужно будет спросить. Кладу его на место, и иду вперед. Выбрав несколько книг, которые мне больше всего понравились здесь по описанию и прочитанному отрывку с самой середины, я пошла на кассу, прихватив с собой тот дневник.

Кладу всю эту стопку на прилавок, и слышу легкий шелест. Смотрю на пол, где лежал небольшой листочек, свернутый в треугольник на подобие фронтового письма. Бумага пожелтела, печать была давно стерта и видна лишь частично. Сердце чаще забилось в груди. Так, это выпало из дневника, скорее всего.

Поднимаю письмо с пола и вкладываю его в дневник.

— Николь? — я подскакиваю от звука голоса... Алека? Поднимаю взгляд на продавца, который сонно потирал глаза. Видимо, он дремал в служебном помещении, где должны были сидеть охранники. — Ты что тут делаешь?

Я хмыкнула, услышав в его голосе удивление. Ну да, странно видеть подростка в книжном магазине в четыре часа утра. Чуть улыбнувшись, я подтолкнула стопку книг ближе к нему, намекая на то, что отвечать на этот вопрос отвечать не буду.

— Ладно. Не хочешь-не говори. — он начал пробивать книги на кассе. Остановившись на том дневнике, он странно улыбнулся. — Заинтересовало?

— Да. — я пожала плечами, подходя к рюкзаку, чтобы достать оттуда судок с торморзком и уложить туда книги. — Я просто... Прочитала одну строчку и поняла, что не могу теперь оставить его здесь.

— Зацепило? — он улыбнулся шире. Я осторожно кивнула. — Значит, можешь забрать ее просто так.

— Чего? — я усмехнулась. Да ладно, такое сокровище и просто кладезь разумных мыслей, которые словно копия моих собственных и “просто так”? Не верю. — Почему?

— Ты бери, не стесняйся. — он хихикнул, докладывая ее в пакет. — Я объясню. Мой дедушка умер два года назад. Он болел раком легких, чтобы не удивительно при том, что он дымил как паровоз.

Я нахмурилась. Так, а вот зачем мне рассказывать нечто столь личное? Я прекрасно знаю, что его дедушка был Алеку Воронову словно отец. И говорить ему об этом, наверное, больно. Да что там наверное!

— Так вот. Перед смертью, он отдал мне его и попросил, чтобы я передал его человеку, которому он будет нужнее. Кто потерялся и, может, сможет найти ответ в этих строках. Я вижу, что тебе сейчас это нужно. Ты потерялась, Николь. Я буду рад, если ты действительно найдешь выход из этой ситуации, и если эта книга тебе в чем-то поможет. — он широко и искренне улыбнулся.

Я склоняю голову на бок. Меня что, так легко прочитать? Уже второй раз задумываюсь над этим вопросом, но неожиданно мои мысли прерывает... бурчание живота? Качаю головой, растрогано улыбнувшись покрасневшему от смущения парню, который прикусил губу и ладонью прошелся по своим светлым волосам.

— Такой момент испортил. — я достаю термос и судок с бутербродами, который, по моему мнению, больше были сэндвичами. Мама уж точно решила, что если толстеет она, то толстеем и все мы. — Будешь?

— Ох, спасибо! — Алек снова убегает в служебное помещение, после возвращаясь со своей кружкой. — Я не ужинал вечером, поэтому жутко голоден.

— Я слышу. — наливаю ему еще горячий чай. Мы всегда общались хорошо, пусть он и был почти в два раза старше меня. Никого из нас это не смущало. — Приятного аппетита.

— Ты моя спасительница! — он просто набросился на сэндвич. Мне даже на секунду показалось, что тот закричал от невыносимой боли... Господи, Николь, что за бред? Чуть усмехаюсь, отпивая немного чая из кружечки, которой служила крышка термоса.

— Что, тебя Мора голодом морит? — откусываю кусочек сэндвича, внутреннее все же согласившись с Алеком и его голодом. Мама всегда готовила божественно, а с ее беременностью, кажется, все стало еще божественнее.

— Кстати, а Джейн тебе потом ремнем по заднице не даст? Ты чего так поздно гуляешь? Тебе же в школу скоро! — его искреннее недоумение смешит. А еще и его выразительная мимика...

— Я оставила записку. Думаю, она не сильно обидится. — качаю головой. Мы присаживаемся на диван.

— Надеюсь. Что заставило тебя так поздно выйти на улицу? — он с наслаждением отпивает горячего чая, даже не поморщившись от того, как он обжигает язык.

— Мысли.

— О ней? — он понимающе улыбнулся. Ну да, еще один плюс дружить с тем, кто старше тебя- он может дать совет. И понимает тебя, ведь тоже переживал тоже самое. И да, он знал о Вейверли.

— Да. О ней. И еще о том, какую же кашу я заварила и как мне ее разгребать. — я отпиваю чай. Мне срочно нужно себя чем-то занять. Не могу спокойно сидеть, когда выговариваюсь кому-то, руки так и тянутся что-то переставить или покрутить. Тогда локация предметов в комнате меняется очень быстро.

— Все настолько плохо? Ты же знаешь, в делах амурных я не советчик, но тебе лучше рассказать ей уже. И то, что вы анонимно переписываетесь, только сильнее все усложняет. — он ставит свою кружку на журнальный столик.

— Я знаю. Я должна признаться ей, но как? Просто приду, и скажу, что я – тот аноним, с которым ты переписывалась две недели ровно, и я люблю тебя? — я фыркнула, но тут же хотела прикусить себе язык. Да, я призналась в этом кому-то. Хотя, от этого стало легче.

— Ну... не совсем так... — он игриво улыбнулся. — Можно поромантичнее что-нибудь придумать. Ну... песня?

— Что? Спеть что-нибудь? Ты с ума сошел? Мне нужно, чтобы она меня выслушала, а не бежала с кровью из ушей! — я откидываюсь на мягкую спинку дивана.

— А что это сразу с кровью-то? Ты, между прочим, не так уж и плохо поешь. Можно несколько занятий вокалом и практика, и вуаля- ты сможешь что-то исполнить. — он заинтересованно щурится, пока я приподнимаю брови. Он серьезно? Какой мне петь? И вообще, с чего он сделал подобные выводы? — Ты часто подпеваешь песням, когда в наушниках.

Он закатывает свои голубые глаза, а я снова фыркнула. Офигеть, теперь меня еще и по лицу прочитать можно.

— Допустим. Но что с песней? Мне нужно, чтобы это поняла только она, а не все остальные. — я все-таки спрашиваю его.

Стихи-то я пробовала складывать... Роберт, точно! Я же могу попросить его помочь! Улыбаюсь от этой мысли. Не за горами 8-е марта... Хорошее поздравление будет, ничего не скажешь. Тем более, я чувствую себя ужасно вдохновленной, так почему бы не вылить это все в эту чертову песню? Отличная идея!

— Кажется, ты уже сама ответила на свой вопрос... — хитро протягивает Алек. Чуть толкаю его локтем в бок, и встаю. Точно, нужно вернуться и начать прямо сегодня, времени же не так уж и много! А еще же нужно подобрать мелодию и отрепетировать! Уверена, он поможет, я же ему помогала ухаживать за Уиллой. Только это по секрету!

— Да, спасибо! — быстро упаковываю покупки в рюкзак и туда же заворачиваю пустой судочек. Термос снова примостился в своем собственном боковом кармашке, и тогда я застегиваю куртку и закидываю рюкзак за спину. — Море привет передавай! И еще... маме ничего не говори, хорошо?

— Все будет сделано в лучшем виде, рыжик! — он подмигивает. — обращайся, если что!

— Пока!

Быстро прощаюсь с ним и буквально лечу домой. Тихо вхожу внутрь, и прислушиваюсь... Так, вроде никто еще не проснулся. На часах было как раз семь утра, поэтому я быстро переодеваюсь в домашнюю одежду и убираю записку, которая осталась на том же самом месте, где я ее и оставила, чтобы не вызвать подозрений. настроение было просто замечательное, ведь я наконец-то поняла, как можно признаться только ей, при этом просто выступив!

Готовлю завтрак, чтобы потом всех разбудить, тихо напевая себе под нос песню группы Louna- твоя, которая так намертво вцепилась мне в память с самого первого дня, когда я ее услышала.

— По ступеням – вниз...В прятки – от себя...Был пустой каприз...Я играла зря...— тихо мурлычу себе под нос, накладывая на тарелки приготовленный завтрак. —Я не молчу, просто талый снег...Талый снег – моя слеза...Это грим, просто черный грим...Черный грим – мои глаза...Знаешь, я... я останусь здесь...