Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)

Покрыв в один день расстояние что-то около шестисот миль, пусть и в хорошей машине и с неплохими остановками, и Александр, и Жаклин всё-таки устали. К тому же шел уже третий час ночи. Поэтому только лишь включив отопление в комнате для гостей на первом этаже и приняв еле тёплый душ, поскольку бойлер тоже был включен только что, забрались в кровать, оказавшуюся вполне себе удобной, прижались друг к другу в «позе ложек» и провалились в сон.

*

«Убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся», — начала опять командовать девушка-робот.

«О, не-е-е-е-ет! — выпрямил руку и уронил её на постель Александр. — Ну, нет же! Опять она! Она, что, теперь никогда не отвяжется? Сейчас начнёт: поверните направо, поверните налево, продолжайте движение десять тысяч миль!»

«Убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся», — продолжала вопить его вчерашняя «Ариадна».

— Ммм… — заворочавшись, промычал спросонья парень. — Я убью её.

— Да. Слушаю, — произнёс рядом бодрый, деловой, женский голос.

Александр открыл глаза, уже поняв: кто он, где он, и с кем он.

— Привет, Мэт, — поздоровалась Жаклин с каким-то Мэтом.

«Чертова роботша… совсем вчера мозги запудрила. Теперь из каждого утюга слышится», — юноша уже понял, что во сне припев песни группы Bronski Вeat — Small town Boy, который стоял у Жаклин на рингтоне, принял за голос девушки-робота. — Дожили! Земляка не признал!», — подумал парень о своём знаменитом соотечественнике Джимми Сомервилле — солисте группы и уроженце славного города Глазго по совместительству.

— Да, спасибо, и тебя с праздником, — не глядя на своего соседа, продолжила доктор Рочестер и замолчала, а в динамике её телефона кто-то затараторил как заведённый.

«Это что ещё за «Неспящий в Сиэтле»…или где он там…ублюдок звонит ей в такую рань», — проворчал про себя МакЛарен. Окончательно проснувшись, Александр сдвинулся к краю кровати и пошарил рукой по ковру. Нащупав свой айфон, он включил его и, увидев на экране большие, тонкого шрифта, цифры: «1:13 р. m» округлил свои заспанные красивые глаза максимально.

«Ого! — завопили его мозги. — Вот это мы поспать!»

— Оу, очень сочувствую, Мэт, но меня сейчас нет в городе, поэтому заскочить на минутку никак не могу, — продолжила Жаклин, а рядом её молодой человек, принявшийся было листать список своих пропущенных звонков, которые накопились у него ещё со вчерашнего дня, напрягся и замер.

— Кто там сегодня дежурит из сестёр в приёмном покое? Поговори с ними. Если не согласятся, набери меня ещё раз, я сама с ними поговорю, — не заметив абсолютно ничего из происходящего у неё под боком, продолжала доктор Рочестер, а Александр расслабился.

«Надо бы домой позвонить», — углубился он в список своих абонентов.

— Там, кажется, есть халаты после обработки, если они их за каникулы ещё не все использовали. — Она прослушала, видимо, благодарственную речь «ублюдка». — Не за что, Мэт. Удачи тебе на дежурстве и ещё раз с Новым годом. — Опять пауза. — Угу. Пока, — и Жаклин, отключив телефон, отложила его на ковёр возле кровати. — Я ждала, пока ты меня разбудишь своими поцелуями и объятьями, а разбудил меня Мэт, — потянулась девушка к своему мужчине, проникла руками под одеяло и принялась там бродить ладошками по его ещё сонному, душистому, сладкому телу. — С добрым утром.

— С добрым, сладкая. Это что ещё за козёл? — принял её в свои объятья Александр, тоже выключая и откладывая телефон.

— Это Мэт Фейсон. И он не козёл, он — терапевт, — поцеловала она свои любимые «тюльпаны».

— Все козлы, будящие мою девушку вместо меня — козлы и есть, — мял под одеялом её ягодицы Алекс.

— Забудь о нём, — предложила Жаклин, взбираясь на своего молодого человека верхом. Тот тут же забыл про Мэта, вернее, всех Мэтов в мире, а так же про всех Фейсонов и терапевтов и даже про то, что сегодня 31 декабря. Вернее, про это он ещё и не вспоминал.

Они кувыркались. Именно этим словом охарактеризовала бы Жаклин то, что происходило между ними в постели и вне её этим утром. Кувыркались, дурачились и любили. Они «наедались» друг другом, общением друг с другом, ощущениями друг от друга, тёрлись животами, ногами, руками, щеками, губами о плечи, скулы, лбы, ладони, колени, груди, торс, запоминая друг друга на ощупь твёрдости мускулов и мягкости волос, на вкус растаявшей во рту конфеты и просто на вкус, на запах шампуня и геля для душа, на звук шелеста кожи, стонов из нутра, криков во время оргазма и отрывистых, тугих шлепков тел друг о друга.

Это было то самое утро, когда щекотка и хватание за коленки плавно и не очень перетекала в секс, секс — в поцелуи до умопомрачения, поцелуи до умопомрачения — в душ, душ — в чаепитие, чаепитие — в полноценную еду в постели, полноценная еда в постели — в милые воспоминания и признания о том, кто во сколько лет и при каких обстоятельствах пробовал курить в детстве, признания о том, кто во сколько лет и при каких обстоятельствах пробовал курить в детстве — в щекотку, щекотка — в нежные, райские поцелуи, нежные райские поцелуи — в затяжной, неспешный сладостный секс. Это был своеобразный круговорот любви в доме. Любовь вращалась здесь по пространству комнат и коридоров, как воздушные массы над Атлантикой, останавливая время и обесценивая деньги, принимая самые разные и необычные формы и выражения. Ведь для того, чтобы сказать: «Я тебя люблю», существует бесконечное множество способов и возможностей.

Можно, допустим, съесть всю лазанью, приготовленную твоей девушкой, а можно восхититься умением водить машину твоим парнем, можно жениться на ней или взять на руки и погладить её кота, а можно родить ему сына или закрыть после него тюбик зубной пасты, можно сходить с ним на футбол (или даже бокс!), а можно посмотреть с ней фильм «Сумерки», можно сказать, что его начальник — придурок, каких свет не видывал, а можно взять её за руку, переходя через дорогу — способов масса.

— Хочешь, я заварю тебе чашку чая? — спросила Жаклин у Алекса, когда тот собирался сходить в гараж, разобрать кое-какие вещи в машине, чтобы оставить их в доме Кирка, а не везти к себе в общагу. Часы на камине показывали десять минут пятого после полудня. Решено было вскоре выдворяться из дома встречать Новый год вместе с Лондоном.

— А ты? — обернулся тот на полдороге.

— А ты — мне, — засмеялась Жаклин. — Хорошо, я заварю нам по чашке чая, а потом мы начнём собираться — уже много времени, — решительно заявила девушка, слезая с кровати и влезая ногами в свои угги.

*

— Ну и как тебе дом? — помешивая в кружке красно-коричневую прозрачную дымящуюся жидкость, спросил юноша.

Они сидели на кухне. Войдя сюда впервые, Жак подумала, что эта кухня вот просто ни убавить, ни прибавить — в самый раз. Помещение не было столь уж большой площади, по которой устанешь ходить туда-сюда, выискивая уютный уголок, и так и не найдёшь, но и тесным его назвать язык не поворачивался. Гарнитур из натурального шпона цвета клёна и кухонная плита в старинном стиле с прорехами вокруг конфорок и дополнительным поддоном снизу приятно радовали глаз и наполняли теплом нутро любительницы приготовить что-нибудь вкусненькое. Окинув опытным взглядом пространство в целом, девушка не стала бы утверждать, что тут всё под рукой и, поселись она здесь, ей не захотелось бы ничего изменить и переделать, но, тем не менее, при взгляде на рабочую зону с кухонными предметами почувствовала явное, устойчивое чувство внутреннего согласия и комфорта.

Правда, справа от входной двери, у стены стоял кожаный кейс. Своим присутствием и видом здесь, среди кастрюль и сковородок, он всё ставил на свои места.

«Это точно дом Кирка, — сразу же подумала девушка. — Не иначе как он поставил сюда этого «Цербера» присматривать за глупой посудой, чтобы не баловалась тут без него и не своевольничала сильно», — улыбнулась она про себя.

— Он большой, добротный и… ожидаем. Он очень… типичен для таких, как Кирк. И плохо, что здесь никто не живёт. Кирк здесь вообще когда-нибудь жил? — Жаклин принялась аккуратно перебирать кончиками пальцев кусковой шоколад в корзинке «Baccarat».