Пастор (ЛП)

И в этот самый момент — на пике моей высоты и пике её жадной победы — наши взгляды встретились, и мы забыли обо всех наших барьерах, просто став незнакомцем и незнакомкой, Тайлером и Поппи. Мы просто были мужчиной и женщиной, Господь создал нас как Адама и Еву, и мы просто были самими собою. Мы были существами, созданиями божьими, и я заметил, что она ощущала то же самое. Мы были одним целым.

Мой оргазм утих, но я едва мог дышать, едва мог понять, что сейчас произошло, в то время как Поппи провела рукой по моему животу, окуная пальцы в сперму, и поднесла их к своему рту. Мой член снова начал твердеть, когда я наблюдал, как Поппи посасывает свои пальцы.

Я откинул голову на пол, осознавая, что уже больше никогда не смогу вычеркнуть эту женщину из своей головы. Она была одной из тех женщин, которые будут делать тебя твёрдым снова и снова, именно той женщиной, с которой можно трахаться всю неделю, но так и не перестать хотеть большего, и это плохие новости для моего самоконтроля. Реальность начала накрывать меня, а вместе с ней пришли стыд и совесть.

— Это просто сводит тебя с ума, — спросила она через какое-то время, — знание того, что я прикасалась к себе каждый раз, сидя в той исповедальне недалеко от тебя?

Я прорычал. Блядь, конечно, это сводило с ума.

— Поппи, — позвал её я, но затем запнулся.

Что я должен сказать ей после всего произошедшего? Сознаться в том, что чертовски сожалею и что не хотел её обидеть, а затем вдобавок рассказать о том, как глубоко она под моей кожей?

— Я поняла, — прошептала она. — Мне тоже жаль.

Она поднялась и принялась поправлять свою одежду, в то время как я вытер живот своей рубашкой и принял сидячее положение. Происходило ли это всего минуту назад, когда целая вселенная сузилась до меня и неё, до наших вздохов и пота, нашего траха без реального секса? А теперь это место казалось таким огромным и пустым, и только кондиционер нарушал наше молчание.

Церковь была пуста. Горожане не стояли у прохода, чтобы забросать меня камнями и вынести приговор. Мне это просто сошло с рук.

И всё же почему-то мне было паршиво.

Поппи и я даже не попрощались. Вместо этого мы просто смотрели друг на друга, уставшие и потные, пропахшие сексом, а затем она просто ушла без слов.

Я медленно плёлся к своему дому, грязный, снова твёрдый и ненавидящий себя.

ГЛАВА 7.

Моя входная дверь скрипнула, и я подскочил со своего кухонного стула, ожидая увидеть Поппи, или орду разъярённых прихожан, или епископа, который отлучил бы меня от службы навсегда, но это была Милли, а в её руках контейнеры с замороженной едой.

Она прошла мимо меня в кухню, вечерний свет сиял сквозь её жёсткий кирпично-красный парик, когда Милли начала выгружать свою ношу.

— Ты слишком чистый, — сказала она вместо приветствия, хмурясь при виде идеальной столешницы. — Мальчики твоего возраста должны быть неряшливыми.

— Я вряд ли мальчик, Милли, — ответил я, подходя к ней, чтобы помочь загрузить еду в морозильник.

— В моём возрасте все моложе шестидесяти — мальчики, — пренебрежительно ответила она, прогоняя меня со своего пути, чтобы поставить одно из блюд в духовку.

Милли можно было дать приблизительно сто тридцать лет, однако она была не только самой активной из моих прихожан, но и самой сообразительной в финансовых вопросах нашей церкви. Она была единственной, кто настаивал на том, чтобы мы перешли на iPad и Squares (прим.: терминал как замена традиционного кассового аппарата, представляет из себя подставку, оснащённую приёмником пластиковых карт, на которой закреплён iPad) для продажи нашей выпечки и для пятничных дней жареной рыбы, а также была инициатором проведения высокоскоростного интернета, в то время как нигде в городе его ещё не было.

Она также приняла меня как своего рода проект, когда я только сюда переехал, незнакомый с городом и с домами в любом другом месте, кроме модных квартир Мидтауна с Chipotle (прим.: сеть ресторанов в США, Великобритании, Канаде Германии и Франции, специализирующаяся на приготовлении буррито и тако. Название компании происходит от мексиканской приправы чипотле) в нескольких минутах ходьбы. Она сразу же обратила внимание на мой возраст и внешний вид (даже дала мне прозвище «Отец Что-За-Неряха») и взяла за привычку появляться один раз в неделю с готовой едой (хотя я и протестовал тысячу раз подряд, что смог бы и сам готовить себе [в основном рамен (прим.: имеется в виду лапша быстрого приготовления), но всё же]). А после того, как Милли встретила мою мать, и они провели час за разговорами о лучшей температуре воды для приготовления теста для пирога, всё было кончено. Милли понравилась моя мама, а также и мои братья, которые получали пакеты с печеньем, посылаемые каждую неделю в их прилизанные офисы в центре Канзас-Сити.

Кроме сегодняшнего дня, когда мне совсем не хотелось принимать её шумные возгласы, суету и внимание. Я чувствовал себя недостойным всего этого — этих дома, работы, города — и мне хотелось просто умереть, сидя на этой кухне.

Нет, это была ложь. Мне хотелось сделать кое-что: бегать, или поднимать какие-нибудь тяжести, или чистить плитку до тех пор, пока мои руки не начнут кровоточить — мне хотелось покаяться. Забавно, как много раз я скрывал свою настоящую сущность за покаяниями, пользуясь Божьей любовью и его прощением, и моей первой реакцией после случившегося с Поппи было наказать себя.

Или, по крайней мере, довести себя до такого состояния, чтобы я вообще не мог думать о насущном.

— Тебя что-то беспокоит, — решила Милли, садясь за стол и складывая свои руки в некое подобие узла из тонкой кожи и старых колец.

Кто-то мне однажды говорил, что она была одной из первых женщин-инженеров в штате Миссури и проводила инспекцию для правительства, когда только строили межштатную сеть на Среднем Западе. И знаете, я в это верил — то, как она всегда держала себя и как всматривалась в моё лицо прямо сейчас, было свидетельством этому.

Я выдавил из себя лучшую улыбку, на которую только был способен. У меня приятная улыбка, признаю. Это один из моих самых эффективных видов оружия, которым я всегда пользовался, испытывая его на своих прихожанах.

— Это просто жара, Милли, — ответил я, вставая.

— Эээ. Попробуй ещё разок, — ответила она, кивая на стул.

Я снова сел на своё прежнее место, ёрзая как ребёнок. (Да-да, Милли оказывала на меня такой эффект. Наш епископ как-то пошутил после встречи с ней, назвав её матерью-настоятельницей, которая была нужна на это место лет сто назад, и ещё добавил, что ему меня жалко, так как я нахожусь под её полным контролем.)

— Ничего не случилось, — ответил я, привнося в голос веселье. — Уверяю.

Она потянулась через стол, накрывая мою большую руку своей худенькой и морщинистой ладонью:

— Знаешь, хоть я и старая, но прекрасно вижу, если люди лгут. Когда я последний раз проверяла, ты ведал целым приходом. Ты не будешь лгать одному из своих прихожан, так ведь?

Если не считать того, что я чуть не трахнулся на полу в церкви? Новая волна вины окатила меня, когда я понял насколько стал грешным. Я стал лживым (и моя ложь заключалась в том, что врал я очень хорошему человеку, который не сделал ничего плохого, не считая заботы обо мне). Внезапно мне захотелось рассказать Милли о том, что произошло, об этом новом искушении, считающимся самым древним на Земле.

Но вместо того, чтобы ответить, я просто смотрел на наши руки. А знаете почему? Потому что я был гордым и злым и сражался с самим собой. И это ещё не всё.

Мне хотелось снова это сделать. Я снова хотел Поппи. И если я кому-нибудь расскажу о своём грехе, то должен буду предоставить этому объяснение. Я должен подчиниться своей клятве и осознать все последствия.

Ничто не заставит меня забыть о Поппи Дэнфорс.

Но я рисковал всем: моей работой, моим положением, памятью моей сестры и, возможно, даже моей вечной душой.